Презумпция виновности - Вячеслав Денисов

Пуля, вылетев из ствола пистолета в кармане водителя, пробила подкладку, материю и с глухим стуком ударилась в ватную куртку офицера. Из отверстия в синей материи тотчас была выброшена, как гейзером, струя пыли, потом клок ваты, а после и кровь.

Шагнув назад, старлей стал негнущимися от болевого шока пальцами лапать кобуру, которую отечественный производитель сделал таким образом, чтобы достать быстро оружие не получалось даже в нормальных условиях, стал смотреть на водителя, уже подбирающего вынутый из кармана пистолет второй рукой… Нет, не изумленным взглядом. Взглядом сожаления, что не успел. Что не среагировал первым, хотя с самого начала разговора увидел, что правая пола пальто собеседника оттягивается сильнее, чем левая.

И черную шапочку одного из пассажиров через стекло давно заметил, и то, как за все время разговора ни один из них не поднял рук выше пояса. Это невозможно, чтобы за десять минут томительного ожидания в машине кто-то из двоих не почесал бы ухо, не ковырнул в носу или просто не потер бы глаз. Но они все время сидели и держали руки внизу, потому что в такие минуты, когда ты держишь оружие, а твоего приятеля прессует дебильный гаишник, чесать ухо или ковыряться в носу как-то не хочется.

А теперь он не успевал даже вынуть из упрямой кобуры пистолет. Да и что толку было его выдергивать, если после этого нужно будет и предохранитель снять, и патрон в ствол загнать… Он не успеет сделать и половины этого. Он не успевал даже додумать эту мысль до конца…

Перед глазами офицера в тот момент, когда он услышал с вышки короткую очередь, снова появилось оружие. И с этого мгновения время для старлея начало останавливаться… Словно в замедленном воспроизведении уже сделанной когда-то записи, он видел, как импортный пистолет в руке его убийцы дернулся, вороненый затвор медленно поехал назад, и старлея снова ударило… И опять под сердце, туда, где в кармане куртки лежало уже насквозь пропитанное кровью служебное удостоверение… Он на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, перед ними стояло облако, похожее на верблюда…

Он вспомнил, как десять лет назад, устраиваясь после армии на работу в милицию, проходил психологический тест. И немолодая женщина сказала ему, сноровистому пареньку из войск связи: «Нарисуйте мне зверя невиданного», и дала лист бумаги с карандашом. Много ребят тогда погорело на отсутствии элементарной сообразительности… Кто рисовал драконов с пятью хвостами и десятью головами, кто…

…становится трудно дышать, верблюд плывет, и небо становится ярче…

… кто микроба рисовал, думая, сколько щупалец ему нарисовать, чтобы он выглядел как можно невиданнее…

… а он, Саша Солейкин, нарисовал верблюда…

… «Это же верблюд», – сказала психолог… А он ей ответил, что верблюдов с тремя горбами никто не видел, а потому это и есть… самый настоящий зверь невиданный…

И вот сейчас этот трехгорбый верблюд, с каждой секундой перекашиваясь и меняясь в очертаниях, плыл над ним, и голове было холодно…

Сначала пропал слух.

Потом ощущение ног и рук. Онемели губы…

Чьи-то руки взяли его за затылок и уложили на что-то мягкое. Исчезло небо, и сразу пропало изображение.

Перед старлеем была полная темнота и возможность сказать еще несколько слов.

– Кири… Кирилл… Это они… – Он чувствовал, как голова его дергается – кто-то тряс ее… зачем вот только?… – Их трое… Свидетельство о регист… оно липовое… Они торопятся…

Его голова опять задергалась, но теперь тряска ощущалась все меньше и меньше…

– Верблюд… Ки… Я был тогда не пра… Я его виде… сейча… Значит… он суще-ству…

Придя в себя, сержант сбросил с плеча автомат, и сделал это так быстро, что лязг затвора, вернувшегося в свое нормальное положение, он услышал уже перед собой. О прицельной стрельбе не могло быть и речи – очередь из его «АКС-74у», резко пройдясь вдоль дороги, обвалила все четыре боковых стекла «Мерседеса», в брызги разнесла левое боковое зеркало и вырвала сияющий свежими чернилами лючок от бензобака.

Тот, что стрелял в его товарища, тут же вскинул обе руки вверх, и только это заставило сержанта чуть присесть, а потом и откатиться назад, под прикрытие кирпичной кладки. Сколько пуль прошлись по тому месту, где он только что стоял, подсчитать было трудно. Понятно было одно – стрелок из водителя был неплохой, и, не отбрось свое тело милиционер, все пули попали бы в цель.

В следующий раз очередь сержантского укороченного «калашникова» прозвучала, когда «Мерседес» взревел своим трехлитровым движком.

Не может быть такого, чтобы он ни в кого не попал!.. Два отверстия в заднем стекле как раз напротив подголовников заднего сиденья… остальная очередь ушла в небо… Но не может же такого быть, чтобы эти две никого не зацепили!

А он хотел убить! Он хотел, чтобы кожаный салон проклятого «Мерседеса» стал скользким от горячих мозгов этих гадов!..

– Саша-а! – кричал сержант, на непослушных ногах спускаясь с лестницы. – Саша, ты подожди, Саша…

Дать бы еще пару очередей… Эх, соскочить бы с лестницы, повалиться на пахнущий выхлопными газами лед и улечься поудобнее!.. Короткими, по два патрона, больше не надо… Раз пять по два, как бы это сейчас пригодилось… Хоть одна, да вошла бы в покрышку. И плевать, что «бескамерка»… Через пять километров «мерин» стал бы приседать на бок и вырывать руль из лап этого гада… «Волга»-то, она рядом! Вот она – рядом! Почему ее не было пять минут назад!

Сержант, спустившись наконец-то с этой уродливой, похожей на паутину гигантского космического паука лестницы, пошел к офицеру. Он шел, его ноги подламывались.

– Саша… – позвал он еще издали. – А, Саша…

Автомат, который он продолжал волочить за распущенный ремень по асфальту, скреб лед и шипел пламегасителем. Потом на землю упал и ремень.

– Саш, ты это брось… Ты охерел, что ли?.. А свадьба моя как… Ты ж сви… Сорвать хочешь…

Он подломил ноги в коленях, взял офицера за затылок и аккуратно положил себе на колени. Потом подумал, дотянулся до шапки и стал надевать ее на голову старлея.

А потом принялся трясти, словно стараясь разбудить. Сначала вежливо, как денщик трясет за плечо спящего генерала. А потом уже сильнее, боясь все больше и больше.

– Ты это, не бормочи чего попало… Кирилл… Я не Кирилл. Ты силы береги… – Сержант не смотрел в лицо друга, он смотрел в небо. Над головою его, медленно переставляя копыта, брел трехгорбый верблюд. – Сроду не видел таких уродов… Сейчас мы тебя в больницу… капелек там каких…

Его кто-то отрывал от старлея, отрывал настойчиво, прикладывая к этому силу, но он упрямо держал офицера одной рукой за клапан кармана, разбухшего и пропитавшегося кровью, а второй намертво сжимал за серый воротник его куртки.

И все-таки их расцепили. Двое каких-то мужиков, один из которых потом показался знакомым, подняли старлея, быстро занесли в «Волгу», и та, развернувшись на дороге «полуплугом», как горнолыжник, пересекший финишную черту, помчалась обратно в город.

Сержант встал, поднял автомат, направил в сторону Москвы и опустошил магазин.

– Не нужно, малыш, – сказал кто-то, кладя на цевье сильную руку. – Уже не достать.

Сержант дошел до лестницы, сел на ступеньку, посмотрел на кровавое, еще не успевшее подернуться мрамором пятно у самого края дороги и положил голову на локти. И заплакал.

Если никто не видит и горе не сравнимо ни с чем, мужчине плакать можно.

Глава одиннадцатая

Забрав у сержанта автомат, Кряжин быстро отстегнул магазин, посмотрел в его нутро и чертыхнулся. Хотел бросить и то и другое себе под ноги, но потом, кинув последний взгляд на сержанта, передумал. В два шага приблизившись к гаишной машине, он бросил оружие на заднее сиденье и посмотрел на замок зажигания.

Через несколько мгновений, повернув ключ, чертыхнулся вторично: двигатель красной в синюю полосу «шестерки» не заводился, наверное, с самого утра – с того времени, когда эти двое приехали на пост.

Двигатель орал, как разбуженный медведь, гнаться на нем за двухсотсильным «мерседесовским» не представлялось никакой возможности, и советник, ругаясь уже вслух, рывком выдернул из кармана телефон.

– Сидельников! Сидельников, что там у вас?..

– Он мертв, Иван Дмитриевич… Мы в двух шагах от больницы, но он мертв. («Господи, зачем он мне звонил?!» – раздался глухой вскрик где-то дальше.)

Оттянув пальцами воротник рубашки, советник дернул щекой и покрутил подбородком.

– Отдайте лейтенанта врачам и сразу на КПП. Здесь никакой сержант и холодная, как смерть, «шестерка».

– Мы будем через двадцать минут! – раздалось опять где-то вне эфира.

– Двадцать… – Кряжин пожевал губами, сунул в них сигарету и изменил распоряжение: – На КПП подберите сержанта и гоните в сторону Москвы. Если буду где сворачивать, оставлю маячок. Ты понял меня, Игорь?

Он понял.