Слишком поздно - Гувер Колин

Слоун тем временем обходит бассейн и приближается. Трется об меня влажным лифчиком.

– А ты хочешь? – шепотом спрашивает она. – Хочешь меня трахнуть, Картер?

Ее словно подменили. И зачем она произнесла мое имя с нажимом? У меня в горле встает комок. Не знаю, какая муха укусила Слоун, однако в ней явно говорит не только ревность к Тилли. Что она вытворяет? Мне хочется накрыть ее пледом, не видеть и вместе с тем заткнуть ей рот поцелуем. Она сбила меня с толку.

Тем временем Слоун повторяет вопрос: «Ты хочешь меня трахнуть?»

Так и не скажешь, злится она на меня или правда изнывает от желания. Руки сами собой ложатся ей на бедра, скользят по ним.

– Я бы так не сказал, – хрипло говорю я. – С тобой хочется заняться любовью.

Слоун медленно сглатывает. Смерть как хочу поцеловать ее по-настоящему, но это был бы роковой поцелуй, ведь я им не ограничусь. Попытаюсь остановиться – и Слоун сама прибьет.

Она будто ждет ласк, поцелуев, но глядит так, словно хочет утопить в этом самом бассейне.

Берет меня за руку, которую я положил ей на бедро, и медленно вдоль живота поднимает к своей груди.

Я тяжело сглатываю и смотрю на окно спальни.

– Слоун, что ты делаешь?

Она приподнимается на носочках и жмется ко мне, губами тянется к уху. Закрываю глаза, завожу свободную руку ей за спину и запускаю под трусики, привлекаю к себе.

Слоун шепчет:

– Ты получишь повышение, если доберешься до третьей базы с невестой объекта?

Я распахиваю глаза. Замираю. Слоун все знает? Откуда?!

Осторожно тяну Слоун за волосы, запрокинув ей голову, и недоумевающе смотрю на нее.

Слоун улыбается, но по взгляду видно, что раскусила подставу.

– Я знаю, кто ты такой. Знаю, зачем ты здесь. Теперь ясно, чего ты ко мне клеишься.

Она отходит подальше, смотрит испепеляюще.

– Больше не смей со мной говорить, а то заложу тебя… Люк.

Она хочет пройти мимо, однако я встаю на пути и зажимаю ей рот ладонью. Мельком смотрю на заднюю дверь дома. Нас еще не спалили, однако мне надо где-нибудь со Слоун уединиться, пока она не погубила нас обоих.

Слоун свирепеет, пробует отбиваться, но иначе никак: я применил силу ей же во благо. Наконец, когда мы оказываемся под защитой крон деревьев, я прижимаю Слоун к стене, хотя руки не убираю.

– Слоун, прекрати, – говорю, глядя ей прямо в глаза. – Слушай. Помолчи и послушай. Прошу тебя.

Она тяжело дышит, вцепившись обеими руками мне в запястье, и, только когда прекращает сопротивляться, я отпускаю ее. Нависнув над ней, упираюсь ладонями в стену.

Я и не попытаюсь ей лгать. Напротив, мне очень нужно, чтобы она поняла правду.

– Что бы я тебе ни говорил раньше… как бы я на тебя ни смотрел… сколько бы ни касался… все это было искренне, Слоун, не для работы. Понимаешь? Ни разу не для работы.

Она молчит, смотрит на меня с тем же недоверием, что и на весь остальной мир.

Я кривлюсь от досады. Это из-за меня она в таком положении. И ведь никак ее сомнения не развеять, хотя я сам дал повод не верить себе. Теперь не знаю, как доказать свои чувства. М-мать!

Я обнимаю ее.

Не буду ничего говорить.

Я просто обнимаю Слоун, потому что не могу видеть ее мучения.

Сперва она жесткая, застывшая, но через какое-то время расслабляется, тает в моих руках. Комкает в кулачках мою футболку, утыкается лицом мне в грудь и начинает плакать. Я как можно крепче прижимаю ее к себе, покачиваю.

Закрываю глаза и шепчу, зарывшись лицом в ее влажные волосы:

– Я вижу только тебя, Слоун. Ты для меня больше работы, выше добра и зла. Ты для меня все.

Я целую ее в висок, не ищу ничему оправданий, не пытаюсь скрывать, что я здесь на задании. Как бы она меня ни раскусила, сейчас мне все равно.

– Я здесь не просто так, но мои чувства к тебе с этим не связаны. Знай это.

Не прекращая плакать, Слоун отстраняется и смотрит на меня.

– Дай слово, что я не способ подобраться к Эйсе.

От этих слов душа рвется на части.

– Слоун, – шепчу я. Больше ничего на ум не приходит. Ее боль не дает связно думать, и я чувствую лишь вину. Тогда я целую Слоун в лоб, в висок.

Она облегченно расслабляется. Наверное, ощутила то же, что переживаю и я. Поверила мне.

Наши губы встречаются, Слоун как будто молча просит целовать ее, развеять последние сомнения.

И я отвечаю. Целую ее как можно искренней.

Нам нельзя целоваться, однако ни я, ни она в этот момент не владеем собой. Я снова припираю Слоун к стене, чтобы нас не увидели, и не могу оторваться. С каждой секундой я все больше жалею о том, что мы делаем, но остановить происходящее мне не под силу. Я ненасытен.

Вжимаюсь в Слоун всем телом, и она стонет. Мир вокруг перестает существовать. Рассудка больше нет. Желание пересиливает, а судя по тому, как Слоун запускает руки мне под футболку, она тоже вся отдалась этому чувству.

Я как в тумане и в ближайшее время вряд ли из него выберусь.

Твою же мать.

– Боже, Слоун, – шепчу я и целую ее вскользь, хватая ртом воздух.

Я поднимаю сперва одну ее ногу, потом и вторую.

– Ко мне в машину, – шепчу, подхватив Слоун.

Во дворе темно, да и территорию дома окружают деревья, я не боюсь, что соседи увидят, как мы забираемся ко мне на заднее сиденье. Если нас с ней спалят…

Не хочу даже думать об этом. Далтон не писал, а значит, время у нас еще есть.

Захлопнув дверь, я тянусь к бардачку за резинкой. Затем падаю на сиденье, и Слоун садится сверху, упираясь мне в грудь и целуя.

Ее руки скользят дальше.

Я задираю на ней лифчик и ласкаю ее ртом, а она в это время стягивает с меня джинсы.

Надев презерватив, я хватаю Слоун за бедра и направляю, а она сдвигает в сторону трусики.

Все это время мы смотрим друг другу в глаза. Дыхание перехватывает, в машине внезапно становится очень тихо. Даже впуская меня в себя, Слоун не отводит глаз, а когда наконец я вхожу полностью, оба мы одновременно выдыхаем.

Еще никогда так приятно не было. И в то же время еще никогда я не испытывал таких угрызений совести за то, какой опасности подвергаю Слоун своим безвольным поступком.

Слоун наклоняется и обхватывает меня руками за шею.

– Люк, – с придыханием говорит она, губами касаясь моих губ.

Ну все, кранты.

Она назвала меня Люком.

Я целую ее так, как она того заслуживает: искренне, с уважением, с чувством.

Слоун начинает двигаться, и, закрыв глаза, я забываюсь.

Глава тридцать пятая

Слоун

Картер и правда ласкает меня отчаянно, будто от этого зависит его жизнь.

Он ласкает меня именно там, где мне нужно, и я боюсь разбудить не только Эйсу, но вообще весь район. Картер словно бы чувствует это и зажимает мне рот ладонью. Я со стоном валюсь ему на грудь. Руки и ноги трясутся, и я содрогаюсь всем телом, когда меня, будто молнией, пронзает неизвестное прежде ощущение.

– Люк, – я со стоном прижимаюсь губами к его губам. Мне нравится это имя. Мне нравится произносить его вслух и то, что Люку это приятно.

Изможденная, я все-таки нахожу в себе силы двигаться дальше – пока уже мне не приходится поцелуем заглушать его стоны. Губы у него сладкие, словно фрукты.

Не то что у Эйсы – сплошная горечь.

Дрожь постепенно проходит. Я неподвижно лежу у Люка на груди, а он осыпает легкими, как касание перышка, поцелуями мои плечи.

Сама не знаю, как так выходит: еще два часа назад я ненавидела его всем сердцем, а теперь обожаю как никогда сильно.

Он не такой, как Эйса, полная его противоположность, и это так… манит.

Пока я купалась, меня озарило. Люк под чужим именем пришел на курс испанского, который явно затвердил уже давно, лишь бы подобраться ко мне. Настойчиво просил верить ему, а почему – молчал. Потом изобразил интрижку с другой девчонкой, отвлекая внимание Эйсы.

В голове у меня щелкнуло, а про фокус с подставной девкой я все поняла еще прежде, чем он вышел к бассейну.