Самый завидный подонок (ЛП) - Мартин Анника

Когда аплодисменты стихают, он бросает лукавый взгляд в мою сторону. Он делает вид, что заводит часы.

Он шепотом произносит одно слово. Бесконечно.

Мое лицо пылает. Но я только качаю головой. Словно мне все равно.

У Бретта своя фишка. Он держит Смакерса в руках так, будто они вместе орудуют лопатой. После этого люди подходят и гладят Смакерса. Я понимаю, что Генри никогда не гладил Смакерса просто ради удовольствия.

— Вы, ребята, купили ему маленькую лопатку в стиле Локков, — говорю я, когда мы возвращаемся в лимузин. — Мило.

— Я не шутил, — говорит он. — Я подожду.

— Чтобы я подошла и поцеловала тебя, — произношу я.

— И тогда сделке конец, Вики.

У меня пересыхает во рту.

— Я услышала тебя в первый раз, — я пытаюсь придумать, как сменить настроение. Я хочу поцеловать его. Прямо сейчас. В этом месте. — Ты не любишь собак?

Он хмурится:

— Я люблю собак.

— Я так не думаю. Единственный раз, когда ты гладил Смакерса, это… было для какой-то цели. Ты хочешь заставить его идти рядом или успокоить, или еще что-нибудь. Ты никогда не гладишь его просто так, ради забавы.

— Он всего лишь собака, Вики, — он не отрицает этого, и мне становится немного жаль его.

— Ты даже имени его почти не произносишь.

— Смакерс всего лишь собака, — он бросает на меня быстрый взгляд. — Так лучше?

— Собака, которой твоя мать оставила свою компанию.

— Ты думаешь, я ревную к собаке? Пожалуйста, Вики. Если бы я хотел прическу «взрыв на макаронной фабрике» и жить в женской сумочке, я думаю, что смог бы найти способ устроить это. В конце концов, это же Нью-Йорк. Вероятно, есть госпожа, которая сделает так, чтобы это произошло.

Я скрещиваю руки на груди:

— Знаешь, что мне кажется странным? Люди не очень переживают из-за того, что Смакерс управляет компанией. Они все, кажется, думают, что это такой пиар-ход.

— Многие видят в этом пиар-ход. Это связано с его подарком приюту для собак.

— И ты позволяешь им так думать.

— Да.

— Почему бы не сказать людям правду? — спрашиваю я. — За исключением… Я не знаю…

Он отвечает:

— Если только у нас нет более коварных планов избавиться от тебя?

Я ничего не говорю. Потому что, да, у него припрятан еще один трюк в рукаве? Жаль, что я не могу просто сказать ему: Не волнуйся, ты получишь компанию обратно.

Но как я могу ожидать, что Карли сдержит свое слово, если я не сдержу свое?

— Ты знаешь, сколько у нас людей? — к счастью, он сам отвечает на этот вопрос. — Непосредственно у нас работают триста сорок тысяч человек в десяти офисах по всему миру. Если считать поставщиков и субподрядчиков, то это вдвое больше. Это реальные люди с реальными жизнями, семьями и домами, люди, которые зависят от благополучия этой фирмы, чтобы платить за жилье и ставить еду на стол. Хочу ли я объявить, что за все это отвечает мальтийская болонка?

Я жду. Я знаю, что это риторический вопрос.

— Нет. Я не собираюсь будоражить компанию подобным заявлением. Я показываю им, что после смерти Бернадетт все остается по-прежнему. Я хочу, чтобы они ощущали силу, уравновешенность, трудоспособность руководства.

— Хорошо.

Я заставляю себя не смотреть на его руки. Я стараюсь не думать слишком сильно о том, что он заботится о людях. Или так сильно отличается от Денни.

Мы поздно обедаем в уличном кафе в Сохо. Это похоже на свидание. Он задает мне много вопросов о моей жизни и ювелирном бизнесе. Он, кажется, действительно интересуется производственной мастерской, и я раздуваюсь от гордости, говоря о ней, потому что это такое потрясающее место и удивительная группа людей.

Потом я вспоминаю, что он не мой парень. Он мне даже не друг. Он — богач, который думает, что я приду к нему и буду умолять трахнуть меня.

Я держу дистанцию.

Я гашу каждую искру, которая вспыхивает между нами. Иногда я чувствую себя Медведем Смоки [п. п. Медведь Смоки — талисман службы леса США], затаптывающим искры направо и налево. Слишком много, чтобы потушить.

День за днем.

В ожидании своего часа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хуже всего те моменты, когда он теряет бдительность и перестает быть любимчиком-плейбоем Генри Локком. Тогда все кажется реальным.

Это безумие, когда все ощущается реальным.

Это последний парень, которому ты когда-либо должна доверять или желать. Он дурачит тебя. Притворяется, что соблазняет тебя. И ты все равно хочешь его!

В последующие дни мысли после общения с Генри ежечасно искривляются и принимают новые запутанные формы.

Этот человек хочет показать мне все аспекты компании.

— Ты должна понимать суть вещей, чтобы проголосовать, — говорит он.

Это означает, что нас со Смакерсом заберут и отвезут в лимузине в другую часть Нью-Йорка или Нью-Джерси, где мы встретимся с людьми и узнаем новые вещи, которые делает гигантская компания.

Строительство оказывается небольшой частью деятельности Локков. Каждая из тех компаний, которые были перечислены в завещании, имеет свою собственную маленькую империю деятельности.

Генри работает в машине и обсуждает корпоративные дела по телефону с людьми, с которыми мы встречаемся. Он хорош в своем деле. Ему действительно не все равно. Это его новый метод обольщения?

Во время одной поездки мы осматриваем почти законченное здание, которое имеет нулевой «углеродный след» — оно нагревается и охлаждается с помощью подземной циркулирующей воды. Супер экологическое. Генри взволнован.

Это заразно.

В другой поездке мы осматриваем гигантский сборный завод в Нью-Джерси, где они делают части зданий, чтобы им не пришлось строить все на месте. Он так же взволнован этим. И это тоже заразительно.

— Откуда ты знаешь имена всех этих людей? — спрашиваю я во время одной из наших многочисленных поездок на лимузине.

— Я взял себе это за правило.

— Но как? Ты знаешь так много имен.

— Если это что-то важное, ты найдешь способ все запомнить, — говорит он.

— Птица, — бормочу я.

На его лице появляется веселая улыбка, которая всегда меня раздражает.

— Что ты сказала?

Я хочу схватить его за лацканы, притянуть к себе и сказать: «Да пошел ты!», губы в губы, а потом поцеловать.

Но я знаю, к чему это приведет.

Вместо этого я сцепляю руки на коленях и отворачиваюсь.

Самое худшее — это семейные чувства в «Locke Worldwide». Как будто они, действительно, одна большая счастливая семья с Генри Локком — сильным, свирепым лидером, человеком, который пойдет на край земли ради своих людей.

То, как он сражается за них, делает его вдвойне горячим. То, как он заботится о них.

Время от времени, разъезжая с Генри по пяти городам, посещая достопримечательности, встречаясь с сотрудниками, узнавая новые вещи в штаб-квартире Локков, я чувствую себя частью этой команды, частью семьи, за которую Генри борется и заботится.

Это опьяняет.

И это так предсказуемо. Так трогательно.

Не нужно иметь команду психоаналитиков, чтобы понять, почему это было бы дико привлекательно для меня, учитывая, что я так долго была одна, присматривая за Карли самостоятельно. Даже дома нас никто не защищал. Никто не сражался за нас.

Иногда, когда мы говорим о компании, я использую слово мы. Как будто я член семьи Локков.

Так здорово, что мы открываем офис в Рейли. Как идут дела с нашим предложением по стадиону? Ух ты, наша команда разработчиков вышибает дерьмо из этих придурков в «Dartford & Sons»!

Мне постоянно приходится напоминать себе, что я не член семьи.

Мы разъезжаем в лифтах, лимузинах и других замкнутых пространствах, и это захватывающе. Иногда наши взгляды встречаются, и Земля как будто замирает.

Мой вибратор неустанно работает по ночам.

Прошла неделя из 21-дневного периода на обдумывание, и мне просто хочется прикоснуться к нему. Даже если это будет просто его рука. Он неотразим, как кошачья мята. Как сверхзаряженный магнит. Или, может быть, как черная дыра, которая засасывает космические корабли и девушек, которые просто хотят, чтобы их любили и доверяли им.