Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Тоннер оглядел купца — одежда дорогая, сапоги кожаные, лакированные.

— Пять рублей ассигнациями!

— Пять рублей? — Рыжеватов был прижимист. — За то, что зуб дернули? Грабеж!

Тоннер возмутился:

— Почему сами не дернули?

— А у меня щипцов нет! — парировал Ксаверий.

— Может, человек в средствах стеснен, — предположил Рухнов. — Линейка-то какая дрянная!

— Это не его, — возразил Сочин. — Моя! У Рыжеватова карета справная, дорогая.

— А откуда, любезный, у тебя линейка? — спросил Терлецкий смотрителя. — На какие шиши?

— Один гусар пару лет назад бросил. Совсем сломана была. А я починил, своими ручками. — Смотритель поднял ладони. — В аренду сдаю. Бывает, кто торопится, а ось подломалась или колесо отлетело. Тут я — пожалте. И людям хорошо, и мне.

— А может, зуб здоров был, а вы сразу рвать! — не унимался хитрый купец.

— А я его обратно сейчас вставлю. Увидите — здоровый или нет. — Тоннер потряс щипцами.

Испугавшись угрозы, Рыжеватов торопливо рассчитался. Купеческая чета вместе с Николенькой и смотрителем разместилась на линейке.

— Сочин, — напоследок распорядился урядник. — Пошли кого-нибудь в имение Кусманской. Там мои исправники дезертира ловят. Передай, чтоб сюда ехали. Надо убивца в уезд отправлять.

— Будет исполнено. — Смотритель тронул лошадей.

— Где ж телега? — Все засобирались обратно в усадьбу, а Киросирову не хотелось одному дожидаться, пока заберут тело.

— А вон кто-то едет, — показал на новое облако пыли Роос.

— Усадьба же в другой стороне! — удивился генерал.

— Я перепутал, — повинился Роос. Но тут же его лицо расцвело. В подъезжавшей бричке сидела Суховская.

— Здравствуйте, — поприветствовала она всех. — Я не опоздала?

— Куда? — не понял урядник.

— Как куда? — удивилась Ольга Митрофановна. — На охоту!

Все и забыли про нее!

— Или уже подстрелили кого без меня? — Суховская не могла разглядеть, что именно лежало в кустах. — Там зайчик?

— Зайчик, — согласился Терлецкий, — по имени Анджей Шулявский.

— А зачем он там лежит? — удивилась Суховская.

— Как вы правильно заметили, его подстрелили. — И принесла же нелегкая эту дуру. Вон как вырядилась!

Суховская опоздала потому, что велела потуже затянуть платье, с чем прислуга провозилась часа три. Зато теперь ее многочисленные жировые складки живописно ниспадали, подчеркнутые материей.

— Ах, какая трагедия! Насмерть?

— Да, Ольга Митрофановна, насмерть! Убили его поутру, а кто, не знаем! — Терлецкому хотелось прекратить балаган побыстрей.

— Убили! Ужас! А где князь с княгиней?

— Князя тоже убили — отравили в собственной спальне вместе с Настей, а княгиня пропала.

— И что? Никто в округе еще не знает? — глаза Суховской загорелись.

— Наверное, никто, — пожал плечами Терлецкий.

— Тогда не буду мешать. Антипка, трогай! — Вмиг Суховской и след простыл.

— Какая женщина! — вновь восхитился Роос.

— Вам нравится? — Генерал не был поклонником крупных форм.

— Просто идеал. Но не везде это понимают, — заметил этнограф.

— Да уж, — подтвердил Павел Павлович.

— Моя индейская жена могла остаться в старых девах. Никто не желал ее брать замуж. Мунси ценят худеньких, юрких женщин — они быстро бегают, что важно для охоты. А моя бедняжка и ходила-то с трудом, и очень переживала свое, как ей казалось, уродство.

— А в Аравии тоже любят худеньких? — спросил Веригин.

— Нет, там понимают толк в женской красоте. Девочкам с детства не дают много двигаться и специально откармливают. Моя тамошняя супруга была просто совершенством.

Все побрели обратно по пыльной дороге; Киросиров остался один. Бедняга забрался в беседку и уныло провожал глазами уходящих.

— А зубы тяжело вырывать? — осведомился у Тоннера Глазьев.

— Главное — иметь чутье. Если понимаешь, в какую сторону рвать — выскочит сам, как у купчихи. Если нет — и с тебя семь потов сойдет, и пациенту челюсть разворотишь.

— Хорошая работенка, — мечтательно протянул Антон Альбертович. — Чик — и пять рублей в кармане. Сотня пациентов в день — и жить можно припеваючи! Научите?

— Глазьев, вы поклялись больше не врачевать, — возмущенно прошептал Тоннер.

— Все. Молчу, молчу!

Глава четырнадцатая

— Все потому, что за стол тринадцать человек село. — Генерал, отведав бульона, решил поделиться своими соображениями.

— Как тринадцать?! Когда?! — воскликнул Рухнов.

— Вечером, в трофейной, чай пить! Сами посчитайте: мы — восемь путников, задержанных из-за пожара на мосту, Северский, Антон Альбертыч, Киросиров, Митя и вы, Михаил Ильич! — Генерал победно осмотрел обедающих.

— Что из того? — спросил Роос.

— Как? Примету не знаете? Ни в коем случае тринадцать за столом сидеть не должны! Один из них обязательно в течение года умрет! У нас и дня не прошло, а двоих уже нет.

— Это факт научный? — Роос перестал кушать и достал свой блокнот.

— Общеизвестный, мильон раз подтвержденный. — Веригин говорил столь убедительно, что этнограф принялся записывать.

— Скорее местное суеверие. — Настроение у Тоннера было ужасное. Перед обедом он вместе с Митей и Глазьевым зашел к старой княгине. Услышав про смерть сына, старуха попыталась привстать с кресла. Заплетающимся языком спросила:

— А Митенька жив? — словно племянник не стоял перед нею, и, не дождавшись ответа, рухнула в беспамятстве. Нашатырь не помог — княгиня захрипела, лицо ее налилось кровью. Доктора стали готовить кровопускание, но опоздали. Левая рука старушки, как плеть, повисла вдоль туловища. Апоплексический удар!

— Почему вы, доктора, вековую мудрость отвергаете? Все по немецким книжкам русскую душу лечить пытаетесь! — Веригин повернулся к Илье Андреевичу: — Зря, зря вы в приметы не верите. Почему в шахматы вчера проиграли, знаете?

— Митя ловушку подстроил, весьма хитроумную.

— Нет, милый мой, потому что спиной к луне сели!

— Ну, знаете ли… — не нашелся Тоннер.

— Я-то знаю. А вам скептицизм дорого обойдется, — посочувствовал Веригин

— А где Тучин? — В столовую вошел Киросиров. Телегу у беседки пришлось ждать долго.

— Спит. Я генеральского денщика у комнаты поставил, чтобы приятель, — Терлецкий кивнул на Угарова, — предупредить не смог.

— Очень разумно, — похвалил урядник. — Пора Тучину допрос учинить!

— Да, наворотил «Великий князь» дел. Сходи, Гришка, прикажи денщику привести его сюда! — распорядился Веригин.

— Кто это — Великий князь? — не понял Киросиров.

Пока лакей ходил за Тучиным, генерал рассказал историю своего знакомства с молодыми людьми.

Раздраженный Тучин явился в халате и накинулся на генерала:

— На каком основании ваш денщик не выпускал меня из комнаты? Почему не позвали моего слугу?

— Вопросы здесь задаю я! — Киросиров хлопнул ладонью по столу.

— Ну, задавайте! — Тучину пришлось подчиниться. Сзади встал денщик Петруха и легонько ткнул его штыком.

Урядник не торопился. Смотрел подозреваемому в глаза и держал паузу. Пусть помучается. Этакие наглецы завсегда признаются быстро, а потом начинают плакать и на коленях ползать — прощения просить.

— Во сколько вы сегодня проснулись? — задал урядник первый вопрос.

— Рано, до петухов.

— Расскажите-ка подробно, что делали?

— Справил малую нужду, — вызывающе начал Тучин. — Дальше рассказывать?

Киросиров скрипнул зубами, но сдержался:

— У вас с Угаровым комната общая?

— Общая, но ночевал я один.

— Почему?

— Не ко мне вопрос. Я вчера со всеми попрощался и пошел к себе. Ждал Дениса, но он так и не явился.

— Что делали, когда проснулись?

— Вы, урядник, глухотой страдаете? Нужду справил.

— Расскажите, что делали после. — Урядник изо всех сил старался говорить спокойно, хотя внутри кипел. Вот наглец! Ничего, еще пятки лизать будешь, слюни пускать, молокосос.

— Оделся.

— Сами или слуга помогал?

— Сам!

— Хорошо, оделись. Что дальше?

— А какое, собственно, вам дело? Подозреваете, что я князя отравил?

Урядник вскочил:

— Я не подозреваю! Я точно знаю — вы человека убили!

— Митя сказал, князя отравила Настя. При чем тут я?

— Отвечать на вопросы! Не пререкаться!

— И Настю я не убивал, — пожал плечами Тучин.

— Молчать!

— Урядник, сядьте. — Терлецкий убедился, что ярость Киросирова допросу только вредит. — Александр, не кипятитесь! Постарайтесь внятно и очень подробно рассказать, что вы делали сегодня.

— Встал да гулять пошел. Порисовал на природе, сюда вернулся. Позавтракал, узнал про смерть князя и Насти, потом спать отправился. Проснулся, а меня из комнаты не выпускают. Объясните хоть вы, Федор Максимович, в чем дело?