Старосветские убийцы - Валерий Введенский

«Повторяется Сашка, повторяется», — с облегчением подумал Денис. Похожие как две капли воды рисунки Тучин сделал в Италии, изобразив тогдашнего своего обидчика. После неудавшийся дуэли он излил накопившуюся ярость на бумагу. И там черти волокли мерзкого итальяшку к Богу, и так же горел он вечным огнем в аду. Но как объяснить все это уряднику? Угаров с мольбой посмотрел на Тоннера. Неужели и он поверил в вину Сашки?

Тоннер молчал, задумчиво разглядывал траву и дорогу. Надо его расшевелить, решил Денис:

— Илья Андреевич, а можно, вытащив пулю, определить, из того ли пистолета убит Шулявский?

— Увы. Пока нет. Извлечь пулю можно, но понять, откуда она выпущена, нельзя.

Угаров горестно вздохнул.

— Ой, какая мерзость! — Терлецкий наткнулся на рисунки с Машенькой.

— Одно могу сказать точно, — продолжил Тоннер. — Убит Шулявский не на дуэли! На ожог обратили внимание?

— Какой ожог? — недоуменно спросил Киросиров. Чай, не на пожаре, волдыри и ожоги искать!

— Вокруг пулевого канала, — пояснил Тоннер. — Если в человека попасть с десяти шагов, ожога не будет. А выстрелить в упор — обязательно от сгорающего пороха появится.

— Верно, — подтвердил генерал. — При штурме…

— Потому я и говорю, что это убийство, — оборвал на полуслове Веригина Тоннер.

Киросирову стало легче. Велика ль разница — с десяти шагов иль с двух?

— Это ничего не меняет. Боялся меткости Шулявского, свидетелей не было, застрелил в упор.

— Возможно, — согласился Тоннер, — но почему поляк в момент смерти на траве стоял?

— На какой траве?

— Обратите внимание, — Илья Андреевич показал на две еле заметные борозды. — Здесь стоял Шулявский в момент смерти. После падения его оттащили в кусты — вон следы от каблуков.

— Я и говорю, Тучин застрелил поляка до начала дуэли! — чуть в ладоши не захлопал Киросиров.

— Выигранные деньги в комнате нашли? — спросил Илья Андреевич у генерала.

— Этот чудик, — Веригин показал на Кшиштофа, — уверял: «Деньги пан карман носить».

— В карманах ничего нет, — заметил Глазьев.

Федор Максимович покачал головой. Разве может дворянин опуститься так низко — деньги из кармана стащить? Однако, ежели с двух шагов, как собаку, пристрелил, то и обчистить мог.

— Кстати, откуда у вашего приятеля столько денег? — поинтересовался Терлецкий у Угарова.

— Владимир Алексеевич, отец Сашкин, попросил долг забрать у одного помещика. Двести верст отсюда. Старинный друг, но со странностями. Векселям не доверяет, только наличными рассчитывается. А самому поехать, деньги вернуть — уже здоровья не хватает. Вот и велели нам не морем возвращаться, а ехать сухопутно, через Смоленскую губернию

— А вот и за телом едут, — обрадовался урядник.

Отчаянно пыля, к беседке приближалась повозка.

Когда она подъехала поближе, оказалось: вовсе это не телега, а старая линейка, в которой чудом уместились четыре человека. Николай, лихо спрыгнув с облучка, со всех ног бежал докладывать:

— Шулявский с княгиней задержаны!

Веригин аж головой замотал:

— Как задержаны? Где?

— На почтовой станции! Изобличены и доставлены. — Николай светился: задание выполнил с блеском и ожидал похвалы. — Дорогой я долго размышлял над поручением. Во всех романах де Кока, кто скрыться надумал — маскируется. Мужчины бороды и бакенбарды приклеивают, а женщины челюсть подвязывают, мол, зуб болит. И кого же я увидел, придя на станцию? — Адъютант сделал драматическую паузу, а потом приказал сидевшим в линейке мужчине и женщине: — А ну, вылезайте!

Кряхтя, спрыгнул на землю заросший бородой купец в дорогом армяке, а за ним, по-видимому, жена, придерживавшая повязку на щеке. Ни возрастом, ни ростом они даже отдаленно не напоминали Шулявского с княгиней.

— Улизнуть хотели, лошадей требовали. Зуб якобы болит, быстрее ехать надо.

Купец, увидев генерала, бухнулся в ноги:

— Вашебродие! Помилуйте! Ни в чем не виноваты! От свояков возвращаемся. Зуб у супружницы заболел. Хотели побыстрей в город попасть, к доктору.

Купчиха в подтверждение слов мужа завыла.

Опешивший генерал даже наорать на адъютанта был не способен:

— Ты, Николаша, вместо де Кока устав бы штудировал. Сходи, погляди, твой Шулявский в кустах валяется.

На лице Николаши еще блуждала гордая улыбка.

— Как в кустах? — не понял он. — А это кто?

— Тебя надобно спросить! — укорил его Веригин.

С линейки слез четвертый пассажир, смотритель Сочин.

— Это купец второй гильдии Рыжеватов с супругой. Я пытался вашему адъютанту объяснить, что давно их знаю, но он и слушать не стал.

Генерал горько вздохнул и пояснил окружающим:

— Битый год вожусь с этим Николенькой, а толку никакого. Сын моего старинного товарища, а то бы…

— Ксаверий Пафнутьевич, — обратился к купчине Сочин, — а туточки и доктора имеются, может, помогут.

Смотритель указал на Глазьева и Тоннера. Купец на коленях переместился к докторам.

— Христом Богом, умоляю, поможите… — И стал биться головой о землю.

Глазьев сделал вид, что мольбы относятся не к нему, а Тоннер коротко распорядился:

— Сударь, встаньте да отряхнитесь, а я пока супругу вашу осмотрю.

Подойдя к стонавшей женщине, Илья Андреевич велел повязку снять и, вооружившись каким-то крючком на длинной металлической ручке, заглянул к купчихе в рот.

— А зачем земли напихали? — удивился он.

— Так первое дело при зубной боли — кладбищенской земли положить, — пояснил Ксаверий Пафнутьевич. — Какой же вы доктор, коли простых вещей не знаете?

— Помогает? — поинтересовался у купчихи Илья Андреевич.

Та помотала головой.

— Тогда надобно рот прополоскать. Вода у кого есть?

Сконфуженный Николай быстро подал походную флягу.

— Удалять надо, — осмотрев уже чистый рот, заключил Тоннер.

— Христом Богом, умоляю, поможите! — Ксаверий Пафнутьевич так и ползал за Ильей Андреевичем на коленях.

— Вырву, вырву, — успокоил Тоннер. — Куда бы ее усадить?

— В беседку, там скамья имеется и прохладно, — посоветовал Киросиров.

— Боюсь, темновато. Как бы здоровый зуб вместо больного не дернуть.

— Я сначала содой с солью полоскала, а он все болит, тогда земли напихала, — причитала купчиха.

— Лечить там нечего, сгнил ваш зуб. Господа! — обратился Тоннер к присутствовавшим. — Даму надо подержать, да покрепче, чтоб не дергалась, пока я зуб буду рвать.

Женщину усадили на дороге. Сзади ее крепко обхватил сильный Данила, а ноги держали Глазьев с купцом. Тоннер, велев пациентке рот ни в коем случае не закрывать, достал из несессера металлические щипчики, наложил на больной зуб и, чуть раскачав, выдернул.

— Глазьев, возьмите бинтик, смочите водкой вон из той бутылочки, — распорядился Тоннер и обратился к купчихе: — Будете держать во рту, пока кровь не остановится.

— Доктор, — снова запричитал купец, — само провидение вас нам послало!

Стоп! Про провидение Тоннер что-то слышал вчера. Княгиня говорила: «Если мост подожгло провидение, то я с ним знакома».

Не выпуская из рук щипцы с окровавленным зубом, Тоннер поднялся с колен и позвал:

— Как тебя там? Кшиштоф? Пойди-ка сюда!

Грустный слуга медленно пошел к Тоннеру.

— Шулявский мост поджег?

— Не розумем!

Как бы объяснить?

— Он французский понимает, правда, с трудом, — подсказал Веригин.

Тоннер повернул щипцы с зубом горизонтально:

— Это — мост. Твой пан палить? — вспомнил доктор малороссийское слово. Польский похож — вдруг поймет?

Кшиштоф уставился на окровавленный зуб. А вдруг пытать вздумают? Зубы все повырывают, как потом жевать? Его-то вины нет, а пану уже все равно.

— Пан не палить. Пан деньги давач. Ямщик палить.

— Ямщик, что Шулявского возил, на станции иль в разъездах? — Тоннер повернулся к Сочину.

— На станции, пьет второй день, — ответил смотритель. — Я все удивлялся, где столько денег взял…

«Молодец доктор», — в очередной раз мысленно похвалил Тоннера Терлецкий. Про мост все и думать забыли. Значит, Шулявский неспроста на свадьбу попал. Умысел имел. Может, из-за этого его и убили! Может, и Тучин ни при чем!

— Надо допросить ямщика, — распорядился Федор Максимович.

— Дозвольте вину искупить! — Николай после конфуза боялся оставаться при генерале.

— Дозволяю, только бородатых оставь в покое, — процедил генерал.

— Хотелось бы рассчитаться. — Ксаверий Рыжеватов наконец поднялся с земли.

Тоннер оглядел купца — одежда дорогая, сапоги кожаные, лакированные.

— Пять рублей ассигнациями!

— Пять рублей? — Рыжеватов был прижимист. — За то, что зуб дернули? Грабеж!