Старосветские убийцы - Валерий Введенский

— Так точно, ваше благородие. — Данила в армии не служил, но ответил по-военному, чтоб сделать генералу приятное.

— Как кличут?

— Данилка!

— Мужик крепкий, — оглядев слугу, отметил генерал. — Выломай-ка, братец, эту дверь!

— Вашебродие, дозвольте тока одежду барчука положить. Почистил, пока спит.

— Валяй! Только не задерживайся. Одна нога тут, другая там. — Генералу надоело стоять у двери без толку.

— Я мигом, — заверил Данила и поспешил в тучинскую комнату.

— А почему все-таки в России мертвецов хоронят на третий день? — задал мучавший его вопрос этнограф. — Православная традиция?

— Я тоже так раньше считал, — ответил Веригин, — а потом с одним архидьяконом поговорил. Знающий попался. Сказал, в Писании про сие ничего не сказано. Да, на третий день душу ангелы небесные уносят, но где тело должно находиться, молчок. Мое личное мнение, сей обычай из-за страхов появился.

— Из-за страхов? Живые покойников боятся? — быстро спросил Роос, доставая неизменный блокнотик и карандаш. — Тогда наоборот, побыстрей закапывать надо!

— Люди опасаются, что их похоронят заживо. Тьма случаев: вроде человек умер, лежит — не дышит, сердце не бьется, а наутро встал и пошел, как ни в чем не бывало.

— А-а! — догадался образованный Роос. — Это летаргическим сном называется!

— Хрен знает, как называется. Честно говоря, сам подобного не видел. Но говорят, научный факт. И многие боятся. Был один помещик, его каждый день один и тот же сон мучил: просыпается в гробу, а крышка приколочена. И не поднять никак. Силится, тужится, рвет жилы, уже и воздух кончается, вот-вот задохнется. В этот момент помещику всегда удавалось проснуться. И велел перед смертью свой гроб не заколачивать. А человеком был премерзким, близких своих мучил и притеснял. Те пуще всего боялись, чтоб он из могилы не выбрался! Но волю покойного исполнили — заколачивать не стали, крышку скрепили с гробом столярным клеем.

Веригин бросил взгляд в сторону тучинской комнаты:

— Куда Данилка запропастился?

— А что целых три дня делают с покойником? — Вопрос не давал этнографу покоя.

— Скорбят. Прощаются.

— Пожалуйста, поподробней!

— Сначала покойного обмывают. Потом родственники собираются. Священника зовут, чтоб литию прочел.

— Литию? — записал в блокнотик новое слово иностранец.

— Краткая заупокойная служба. В первый день мертвеца в гроб не кладут. На кровати лежит или на столе. Если покойник богатый, то священник неотлучно при нем. То литию снова послужит, то Псалтырь или Писание вслух почитает. А если человек поплоше помер, бабки-плакальщицы приходят.

— Но запах, запах? — не унимался этнограф.

— Окна пошире распахнуть, свечи зажечь — и не будет никакого запаха. На второй день перекладывают в гроб. Полагается туда бумажный венчик с изображением Христа поместить, а в руку покойного образок вложить. В тот же день перевозят в церковь. Там упокоившийся и ночует. Наутро после литургии отпевают, а потом — в последний путь.

— Я, пожалуй, задержусь здесь на три дня. Как мне повезло! Все в одном месте и подряд: свадьба, похороны… Еще бы покрестить кого, и можно считать экспедицию удавшейся!

— Хотите, вас покрестим?

В коридоре показался слуга. Подслеповатый генерал решил, что наконец-то идет Данила, и набросился на пришедшего с упреками:

— Что ж ты, братец, заснул?

Но это был не Данила. Немолодой опрятный мужчина щелкнул каблуками:

— Не розумем.

— Еще один иностранец! — всплеснул руками генерал. — Этот-то откуда?

Мужчина стал дергать дверь в комнату Шулявского, потом постучал. Не дождавшись, как и генерал с Роосом, никакого ответа, недоуменно пожал плечами.

— Ты, наверное, слуга Шулявского? — догадался генерал.

— Так, так, пан Шулявский, — согласился тот.

— И по-русски не понимаешь? — зачем-то уточнил Веригин.

— Так, — согласился слуга.

— «Так!» — заорал генерал, передразнивая иностранца. — Польша давно уже русская, а язык до сих пор не выучили! А еще братья-славяне, тьфу! Горцы и те по-нашему лопочут.

Веригин сложил ладошки и приложил к голове.

— Спит пан?

— Так! — согласился слуга.

— Он всегда долго спит? — Для этого вопроса генералу не удалось подобрать соответствующего жеста, и поляк посмотрел на генерала с тем же недоумением, с каким недавно разгядывал запертую дверь.

— Ключ есть? — Веригин достал воображаемый предмет из мундира и повернул им в воздухе.

Слуга отрицательно помотал головой. Потом также жестами показал, что ключ у хозяина. Тот закрыл дверь изнутри и лег спать.

— Ломай тогда! — Генерал изобразил разбег и удар в дверь.

Слуга энергично замотал головой.

— Не можно! Пан… — И показал, как хозяин будет грозить пальцем и топать ногами.

— Вот басурманин, ни черта не понимает! Ну, наконец-то!

По коридору спешил долгожданный Данила. В его руке Веригин, к своему удивлению, разглядел пистолет.

— Простите, ваше высокопревосходительство! Достал свежую сорочку из комода, вчера сам туды ее ложил, и ничего окромя одежды не было, а сегодня гляньте, что нашел.

— Это пистоль Тучина?

— Что вы? Отродясь у него оружия не было! И где взял, ума не приложу! Ой, горе мне, горе! Как их довезти до имения! Уже с пистолетом шастает, разбойник!

— Дай-ка! — Веригин протянул руку.

Данила с удовольствием отдал оружие.

— Лепаж? Ну-ка, ну-ка! Бьюсь об заклад, из той пары, что поляк князю подарил! Ничего не понимаю!

— Осмелюсь спросить, — уважительно, как и полагается, обратился к генералу Данила, — чего ваше высокопревосходительство не понимает?

— Вчера на моих глазах урядник положил оба пистолета в шкатулку. Тучин после того пошел спать. Спрашивается, когда он умудрился взять пистолет?

Веригин внимательно осмотрел оружие.

— Он разряжен! Вчера твой барчук с поляком стреляться собирался. Мой денщик оружие зарядил, но дуэль сорвалась. Кто вытащил пулю?

Данила пожал плечами.

— И я не знаю! Давай дверь ломай, заждались тебя! Этому архаровцу приказал было, но он по-русски не бельмеса! — Генерал кивнул в сторону поляка.

— Кшиштоф по-французски разговаривает, сам слышал, — сказал Данила.

— Parles-tu français? [4] — повернулся к поляку Веригин.

— Oui, un petit peu! [5]

— Барин всегда так долго спит? — спросил генерал уже по-французски

— Пан иногда. Когда в карты ноць грать, — коверкая и перемежая польские слова с французскими, ответил Кшиштоф. — Вчерай грать, сегодня шпать.

— Сегодня дверь ломать, — в тон пробурчал генерал. — Уехать твой пан. Тю-тю!

— Пан тю-тю не можливо! Кшиштоф тут! Не можливо бросить!

Роос ничего не понимал.

— Что происходит? — спросил он Веригина.

Тот отмахнулся:

— После, не до вас! Данила, ломай дверь!

Тучинский слуга о чем-то размышлял.

— Ну, что стоишь, как вкопанный?

— Минутку, ваше высокопревосходительство, — ответил Данила. — Дозвольте замок осмотреть, — и, не дожидаясь согласия, присел на корточки. — Я сюртук барчука чистил, на дворе ключ нашел. Авось подойдет! Дозвольте попробовать?

— Давай! Только быстрее!

Данила достал из-за пазухи ключ, вставил в скважину — и о чудо, замок открылся.

— Прошу, — дядька широко распахнул дверь.

Первым в комнату вошел генерал, за ним остальные. Кровать была разобрана, но пуста. Как и вся комната.

— Уехать твой пан, — грустно произнес Веригин.

Кшиштоф заглянул в несессер и чемодан хозяина.

— Не можливо уехать. Все вещи покой.

— А деньги? — спросил Веригин.

Все-таки крупную сумму вчера Шулявский выиграл.

— Деньги всегда пан при собе, — сказал Кшиштоф. — И ценны.

— Значит, вещи новые купит. Удрал твой пан, — вздохнул Веригин. И что в нем княгиня нашла? Без слез не взглянешь!

Кшиштоф все мотал головой:

— Не можливе! Не можливе!

— «О женщины, вам имя вероломство», — продекламировал Веригин и пояснил Роосу: — Это ваш Шекспир написал.

— Шекспир не наш, он англичанин, — возразил американец.

— Пойдем отсюда! Закрывай дверь, Данила!

Глава двенадцатая

Отец Алексей служил литию, и доступа в спальню не было.

— Еще молимся о упокоении души усопшаго раба Божия Василия, и о еже проститися ему всякому прегрешению, вольному же и невольному. Господи, помилуй! — Последнюю фразу батюшка повторил зычным баритоном троекратно.

Киросиров молился о своем:

— Господи, пусть доктор вспомнит о неотложных делах и уберется восвояси!

Со стороны гардеробной слуги попытались занести в спальню тело Насти. Отец Алексей, размахивая кадилом, ринулся к ним.