Странные вещи - Эли Браун

очень хочу заполучить.

– Очень хорошо, – вздохнул Кобальт. Сняв шляпу, он протянул ее Уиллиту, но тот испуганно отшатнулся.

Клевер поглядывала на Шляпу со странным чувством отвращения и восторга. Она изо всех сил старалась не заглянуть случайно внутрь. Тулью Шляпы перекосило и раздуло, внутри бушевал океан секретов. Какое количество людей стало ее жертвами? Какие признания оказались заперты внутри этой чудовищной диковины?

– За чем же дело стало, – сказал Кобальт с приторной улыбкой. – Выуди ее.

– Что, так просто протянуть руку? – Уиллит нервничал.

– И поторопись, у меня назначена встреча.

Отвернувшись, Уиллит засунул в Шляпу трясущуюся руку и стал шарить на ощупь. Из Шляпы до Клевер доносились далекие голоса, крики, даже колыбельная песня, словно в бархатной подкладке застряла толпа призраков. Один женский голос показался таким знакомым, что Клевер даже задохнулась. Она напряженно всматривалась в Шляпу, пытаясь разобрать слова. Но голос звучал слишком тихо, а потом и вовсе потонул в шорохах и шепотках – она ничего не успела разобрать.

Наконец, Уиллит, морщась, вытащил какого-то темного, мокрого таракана. В воздухе замелькали лапки, и Клевер урывками слышала шипение, доносящееся из-под дымящегося панциря.

…отдай, что мне причитается… выхватил Пистолет… проклятие Штопальщицы…

– Теперь держи его крепче, – предупредил Кобальт. – Если секрет вырвется на волю, он может прилипнуть к подошве или спрятаться под подушкой. Может расправить крылья и пролететь не одну милю. А если найдет теплое, ничего не подозревающее ухо, то заползет внутрь и отложит яйца…

Уиллит крепко сжал извивающийся секрет.

– Что мне теперь с ним делать?

– Верни его туда, откуда он вышел, – сказал Кобальт.

– Вернуть обратно?

– Разве ты не этого хотел? Оставить всю правду при себе?

Уиллит сунул секрет в рот. Тот боролся, извивался, душил его, и Уиллиту пришлось его жевать. При виде того, как кусочки секрета вываливаются, но их снова ловят и глотают, Клевер чуть не стошнило. Наконец, Уиллит справился и проглотил все.

– Ну вот, – воскликнул Кобальт. – Теперь твой ничтожный секретик не принадлежит никому, кроме тебя!

– Но ведь это все равно не удержит тебя от того, чтобы его разболтать? – проворчал Уиллит, вид у него был больной и очень несчастный.

– Не имея секрета в Шляпе? Без такого доказательства любая история – просто ветер и не более того. Кобальт не занимается слухами. Так или иначе, твой секрет ничего не стоил. Никто не стал бы платить за такую жалкую тайну, кроме тебя самого. Я хранил его, только чтобы перехитрить тебя.

Уиллит сел на землю, зажав голову между коленей, и старался справиться с рвотными позывами. Взмахнув Пистолетом, он дал знак, и браконьеры отошли в сторону. Кобальт, глубоко натянув Шляпу на парик, двинулся верхом по тропе на восток. Пес побежал за ним следом.

Поравнявшись с клеткой Клевер, Кобальт подмигнул ей и коснулся Шляпы пальцами – то ли жест джентльмена, то ли угроза. Тонкие голубые струйки просачивались из Шляпы и тянулись за ним следом, как будто тайны хотели быть раскрытыми. Он стал удаляться, а Клевер почти удалось разобрать в тихом шипении слова: озорство… злодейство… Минивер…

Клевер прижалась к решетке лбом. Ей не послышалось? Неужели было сказано «Минивер»?

– Остановите его! – крикнула Клевер, сжимая прутья. – Пусть вернется!

– Пусть уходит, – простонал Уиллит, возвращая корзину Ганнибала в повозку. – Кобальт проделал то же самое с каждым из нас. Все спят и видят, как бы его убить, но не находится смельчака, который бы попытался.

– …вас опалит огонь правосудия! – продолжал возмущаться и протестовать Ганнибал.

Не обращая на него внимания, Уиллит приблизился к клетке Клевер.

– Всю жизнь я искал хоть кусочек удачи, а она вечно доставалась другим, – пожаловался он. – И что же получает бедолага, который всего-навсего мечтает убежать от убогой жизни и вечных печеных бобов? Его проклинает ведьма. Ночами не сплю, так чешется. И днем нет мне покоя от зуда.

– Вы не пробовали принять ванну? – спросила Клевер.

– Это тебе не шуточки! – выкрикнул Уиллит. – Я объясняю тебе, как устроен мир. Рассказываю о несчастьях страдальца.

– Страдания убийцы не вызывают у меня сочувствия, – сказала Клевер.

– И все же ты мне поможешь, – Уиллит вскочил в седло. – Может, Оберн тебя и хочет заполучить, но кое-кому ты нужна еще больше. Ты прямо королева бала, все хотят с тобой потанцевать.

Клевер не успела спросить, о чем это он. Гриб забрался на козлы и, усевшись рядом с Лопатой, щелкнул поводьями. Повозка со скрипом тронулась следом за Уиллитом по дороге, уходившей в тенистый вечерний лес. Под колесами захрустели сосновые иголки, покрывалом укутавшие землю.

Однако всего через несколько минут лошадь Уиллита замедлила шаг и остановилась, мерно пережевывая траву, пока ее всадник заряжал Пистолет.

– Вот что я вам скажу, – пробормотал Уиллит, почесывая ухо рукояткой пистолета. – Не люблю, когда на меня пускают слюни.

Он направил свое пугающее оружие в небо и замер, хмурый и неуверенный, будто заколебался. Но затем все же выстрелил. Все ждали этого, но выстрел заставил их вздрогнуть.

– Я такого обхождения не люблю, – с этими словами он вернул Пистолет в кобуру.

– И кому это было предназначено? – решительно спросил Гриб. – Не Кобальту ли?

– Той брыластой собаке.

– Ну, собака стоит ровно столько, сколько ее хозяин, – заметил Гриб. – Вряд ли она виновата в том, как ее воспитали.

– Не плачь в свой шелковый платочек, Гриб. Паскудная псина всего-навсего охромеет.

Клевер представила себе, как пуля взлетает в небо и, развернувшись, несется к ничего не подозревающей собаке Кобальта.

– Кобальту не понравится, что ты подранил его собаку, – не унимался Гриб.

– Может, в следующий раз Кобальт будет держаться подальше от меня и моего добра, – пришпорив коня, Уиллит поскакал вперед.

Гриб, одобрительно крякнув, толкнул в бок Лопату.

– Вот поэтому он и главарь. Уиллит всегда думает о будущем. Такой уж у него ум – смотрит широко и все расклады понимает!

Когда они, наконец, нагнали Уиллита, оказалось, что браконьер пристально смотрит на глубокие тени, отбрасываемые большим валуном.

– Что там, босс? – осведомился Гриб, останавливая повозку.

В тени что-то шевельнулось и зашипело. Лошади зафыркали и замотали головами.

– Что там такое? – спросил Лопата.

– Ты не чувствуешь запаха? – Гриб перешел на шепот. – Если пахнет дохлятиной, а ведет себя не как дохлятина, это может быть только одно: гнусы.

– Кто здесь? – крикнул Уиллит.

Безжизненный голос, ответивший ему из тени, звучал так, будто кто-то катал камешки по сковородке.

– Зачем ты вызвал мою госпожу?

Тварь высунула на свет низко опущенную голову, царапая землю когтистой лапой. Когда-то это был барсук. На клочках меха, не запачканных кровью, виднелись полосы. Заскорузлая морда ощерилась в вечном рыке, обнажив верхние клыки. Нижняя челюсть была сделана из согнутой пилы. Грудную клетку заменил помятый чайник.

При виде такого чудища лошади, хрипя, взвились на дыбы. Гриб и Лопата ласково уговаривали их и цокали языками, пытаясь успокоить, но лошади продолжали пятиться и толкать повозку. На каменистом откосе тяжело груженная повозка качнулась и накренилась. Ящики задвигались вокруг Клевер,