Странные вещи - Эли Браун

не потребует много времени. А ты пока прогуляешься со своими остолопами. Поищите какую-нибудь травку и оросите ее. Со стебельков не успеет сорваться последняя капля, а мы уже покончим с нашим делом.

Гриб и Лопата покорно слезли с повозки под возмущенное кудахтанье Ганнибала.

– Столь жестокое обращение оскорбляет достоинство заслуженного офицера…

Кобальт фыркнул, кивнул собаке, и та с рычанием поставила передние лапы на повозку, по обе стороны от клетки Ганнибала.

– Его возьмите с собой! Моя шляпа не действует на животных.

Гриб снял с повозки корзину с Ганнибалом, и браконьеры стали удаляться по тропе, оставив Клевер с глазу на глаз с Кобальтом. Его костюм так собирался на сгибах, что казалось, будто руки и ноги Кобальта перевязаны бечевкой. Его небесно-голубой камзол, хотя наверняка был очень дорогим, то казался слишком тесным, то, в следующий миг, нелепо просторным. От загримированного лица и высокого парика до перчаток нигде не было видно ни дюйма его кожи. По тому, как колыхалось и перекашивалось на нем платье, можно было понять, что этот человек невероятно хил и немощен. К тому же он насквозь пропах ароматом герани, от которого у Клевер мгновенно разболелась голова. Но самым тревожным было то, как Кобальт смотрел на Клевер: словно она была пудингом, который он собирался съесть.

– Приветствую, – он улыбнулся и тут же поджал губы, не давая челюстям выскользнуть.

Он открыл крышку клетки, и Клевер, охая, вылезла и выпрямилась. Надо было бы задать стрекача, но ноги так затекли, что были как ватные. Ничего не оставалось, кроме как смирно стоять рядом с клеткой. На таком близком расстоянии духи Кобальта жгли ей глаза.

– Не прикасайтесь ко мне, – сказала она, пытаясь казаться храброй и выжидая, пока к ногам вернется чувствительность.

Кобальт рассмеялся, вертя в руках Шляпу.

– Прикоснуться? Зверушка ты грязная! Нет, Кобальт тебя не тронет.

Он постучал тростью по тулье шляпы, как в барабан. Провел пальцем в перчатке по бархатной ленте, покрытой темными пятнами, будто от пролитого вина. И преподнес шляпу Клевер, как официант, предлагающий еду на подносе.

– Ни в коем случае, – предупредил он, – не заглядывай внутрь.

Клевер даже не успела ни о чем подумать, как уже заглянула в пустую Шляпу, и ее тут же окутала тьма. Как она ни старалась, ни вынуть головы, ни отвести взгляда не могла. К горлу подступила тошнота, живот свело судорогой.

– Надо же, всегда-то они смотрят, – промурлыкал Кобальт.

Клевер пыталась отвернуться, но тщетно. Глаза были прикованы к донцу Шляпы. Она даже моргнуть не могла!

– Дочери врача это должно быть понятно, – заметил Кобальт. – Подумай об этом как об очистительном снадобье.

С губ Клевер сорвался болезненный вздох, потому что ее мутило все сильнее. Сейчас ее стошнит.

– Ну, давай же, – подбодрил Кобальт. – Освободись.

Клевер не смогла сдержать тошноты, но вместо желчи изо рта и носа показались и какие-то синие завитушки. Чернильного цвета туман висел в воздухе, складываясь в буквы и слова – и те, извиваясь и приплясывая на ходу, вползали в Шляпу. Клевер услышала шепот.

Я стащила патоку из кладовки вдовы Хеншоу.

Кобальт разочарованно цокнул языком.

– Кобальт не разменивается на патоку. Дальше, вспоминай, копай глубже.

Я выбросила в озеро Ледяной Крюк.

– Какая разница, что за хлам ты бросила в озеро? Есть у тебя настоящий секрет или нет?

Папа умер, потому что я хотела быть как мама.

Слова влетели в Шляпу, как мотыльки. От стыда за это свое признание Клевер чуть не лишилась чувств, но Кобальт лишь недовольно поджал губы.

– Я чувствую, что ты способна на большее.

Он легонько постучал по шляпе, и Клевер согнулась пополам, словно секрет, который она пыталась удержать, царапал ей горло когтями. Девочка сглотнула, хотя ее буквально выворачивало наизнанку. Из последних сил она старалась не выпустить свою тайну, загнать ее поглубже.

– Это, должно быть, что-то поинтереснее! – Кобальт встряхнул Шляпу, словно просил милостыню. – Ну же, не упирайся.

Со стоном Клевер почувствовала, как горло наполняется едкой кислятиной, да еще и извивающейся червяком. Тайна появлялась под шепот:

Я везу… необходимую диковину… нечто настолько секретное, что даже Агат о ней ничего не знал…

Глаза Клевер налились кровью и вылезли из орбит. Она стиснула челюсти так сильно, что едва не потеряла сознание, но горький червячок проскользнул между зубов и шлепнулся в Шляпу.

…в докторском саквояже.

– Так-то лучше, – промурлыкал Кобальт. – Что умеет делать эта диковина?

Клевер помотала головой. Она не знала.

– Необходимая, вот как? Уж не та ли это диковина, которую так рьяно разыскивает некий сенатор? Ключ к победе над Бонапартом? Неважно, я сам у него спрошу. – Страшный человек забрал свою шляпу, и Клевер смогла, наконец, перевести дух. Обеими руками она схватилась за решетку, чтобы не упасть. А Кобальт, смахнув в шляпу последние липкие клочки, залихватски нахлобучил ее на голову и похлопал сверху, чтобы сидела плотнее.

Осклабившись, он повернулся к девочке.

– Ну, разве тебе не стало легче? Ты ведь чувствуешь, что очистилась? Сбросила груз?

– Умоляю, – прохрипела Клевер. – Не забирайте его.

– Вот еще! Конечно, я возьму саквояж. Как же не взять, после того как ты призналась, что в нем?

Одним пальцем Кобальт брезгливо толкнул Клевер в клетку и запер.

– Обычно я не торгую диковинами. Моя пламенная страсть – тайны. Но если она так важна, как ты говоришь… – болтая, он обшаривал взглядом повозку. Заметив саквояж, он тут же схватил его своей тонкой паучьей лапкой.

– В наши дни кое-кто готов платить за такие вещи звонкой монетой. – Он подозвал пса и стал отвязывать свою лошадь. – Сенатор Оберн, к слову, разъезжает по штату, собирая сторонников. Демократия – неприбыльный бизнес, зато война приносит большие дивиденды, и сенатор поставил на нее.

– Прошу вас, пожалуйста, – молила Клевер. – Я дала слово ее беречь.

Кобальт уже сидел в седле. Оглянувшись, он бросил через плечо:

– Что ж, ты старалась изо всех сил. Не кори себя. Такой пикантный секрет, кто бы смог удержать его при себе?

Но уехать Кобальт не успел. Из-за деревьев выскочили Уиллит с сообщниками и, грозя оружием, преградили ему путь. Собака рычала, но браконьеры не дрогнули.

– Что в сумке? – спросил Уиллит.

– Это останется между Кобальтом и девицей. Иначе секрет перестанет быть секретом, сам знаешь.

Уиллит чесал зудящую шею. Он скреб ее так яростно, что расцарапал кожу.

– Я разрешил тебе забрать секрет. О сумке речи не было.

– Ты мне солгал. Она – не простая девчонка с гор. А сенатор Оберн был бы очень недоволен, узнав, что ты имеешь дело со Штопальщицей. Но я сохраню твой секрет – и возьму саквояж, – сказал Кобальт. – А теперь пусть твои гориллы расступятся, мне предстоит неблизкий путь.

Уиллит уставился на Клевер, потом снова на Кобальта.

– Если ты позарился на эту сумку, – процедил он, – стало быть, в ней что-то очень ценное.

– Предлагаешь обмен? – Кобальт приподнял одну бровь.

– Есть одна штука, которую я