До особого распоряжения - Борис Пармузин

размахивают факелами. Поразительное зрелище... А в апреле начнутся «вишневые танцы». Чтобы

понять нашу душу, нужно увидеть лепестки сакуры! - Секретарь консульства мечтательно прищурился,

откинул голову. - Эти лепестки не увядают. Они летят к земле. А легкий ветерок их поднимает. И они

будто танцуют, - он вздохнул. - Родная земля! Сакура... - Неожиданно японец рассмеялся: - Вам легко

запомнить мое имя - Асакура. Но, разумеется, для себя. В нашем деле нужно уметь и забывать...

Вот он и поставил рядом с собой туркестанского эмигранта. Они теперь связаны одной целью, одним

делом.

- Токио поможет вам в справедливой борьбе за освобождение родины.

- Мы очень признательны, господин Асакура.

- Но вам придется работать. Сейчас необходимо... - Секретарь консульства подошел к столу,

развернул карту Советского Союза и уже хозяйским тоном твердо заговорил: - Ваши люди должны

перейти границу. Надо там найти верных друзей, готовых в любое время выполнить приказ, каким бы он

ни был. Эти люди... - Асакура сжал кулак.

Секретарь консульства цитировал заученную наизусть инструкцию о действиях шпионов на

территории СССР. Японская разведка надеялась на фанатиков. Юноши, воспитанные на чужбине

озлобленными родителями, - самый подходящий материал. Из него можно лепить что угодно.

Разумеется, выпускать головореза с налитыми кровью глазами нельзя. Учитывается все: и внешность, и

ум, и хитрость. А главное - ненависть.

- Таких людей можно подготовить, - уверенно сказал Махмуд-бек.

- Будем готовить с завтрашнего дня, - завершил разговор хозяин. - О кандидатурах посоветуйтесь с

муфтием.

Асакура не стал предупреждать, какая ответственность за подбор агентов ложится на Махмуд-бека.

Город уже спал, когда секретарь муфтия и Нубутуси вышли из посольства. Всю дорогу они молчали. О

чем думает Нубутуси? Может, вспоминает «вишневые танцы»?

...В Самарканде много садов. Однажды подул ветер, и лепестки закружились в воздухе. Потом устало

опустились на курпачу, на раскрытые книги и тетради. Их было трое - молодых людей. И никто не

решился смахнуть лепестки. Весна упрямо напоминала о себе. От нее кружилась голова и расплывались

55

в тумане строки. Несколько лепестков он тогда сохранил в тетради с лирическими стихами. Стихи

посвящались цветущим деревьям и девушке.

Эта стихи так никто и не прочитал.

- Господин Махмуд-бек, - Нубутуси сжал его локоть, - вы куда?

- A-а... Простите. Задумался. - Махмуд-бек улыбнулся. - Если бы не вы, то прошел бы мимо дома.

- Желаю спокойной ночи, - поклонился японец. - Передайте мои добрые пожелания господину

Садретдин-хану.

В последнее время, после встречи с японцами, муфтий изменился. Чертовски выносливый старик! И

сила воли большая. Другой бы или спал, или беспокойно метался по комнате в ожидании новостей, а

муфтий даже не поднял головы. Он дописывал письмо.

- Вот наброски, сын мой, - показал на листок Садретдин-хан. - Это напоминание нашим друзьям.

Завтра займитесь ими. А теперь поведайте мне, что была за встреча у вас.

Муфтий слушал Махмуд-бека очень внимательно, изредка кивая головой, будто секретарь

подтверждал его мысли.

- Нужны два человека, молодых... - повторил муфтий. - Найдем таких, сын мой. Завтра будем решать.

Сейчас отдыхайте. Я вижу, мы начинаем работать по-настоящему. Отдыхайте.

Махмуд-бек заснул только на рассвете. Снились ему сады Самарканда и тетради со стихами.

Аскарали угощал своих гостей.

- Чашка кофе - это долгий, рассудительный разговор, крупная сделка и просто возможность

поразмышлять над жизнью. Ясно, уважаемый Махмуд-бек?

- Ясно, - засмеялся гость.

- Впервые я увидел, как пьют кофе в Стамбуле. О!.. Эта процедура заслуживает уважения. Я только

начинал свой путь торговца. За чашкой кофе состоялась сделка. Ох и крепко меня нагрели!

- Чему же вы радуетесь? - хмуро проворчал купец-туркмен.

Ему не нравился преуспевающий Аскарали, турецкий кофе и, главное, цена, которую назначил

Аскарали. Но купец ничего не мог поделать: большую партию товара здесь иначе не продать.

Приходится совершать оптовую сделку.

- Чему радуюсь? - переспросил Аскарали. - Это был хороший урок для меня.

Купец отодвинул чашку.

- Что вы! - воскликнул Аскарали. - Сейчас очень трудное время. Я должен перебросить этот товар

через границу. За это тоже нужно платить. Войдите в мое положение.

Купец еще долго торговался, но наконец решил отдать свой шелк. К кофе он не притронулся.

Нахлобучив огромную лохматую папаху, туркмен с достоинством поднялся, взял со стола камчу с

великолепной ручкой, стеганул по голенищам сапог.

- Я вас жду, Аскар-бек.

- Пришлю своего человека, - поправил хозяин.

Купец хмыкнул и, повернувшись, пошел вразвалку.

- Еще на год хватит, - задумчиво произнес Аскарали.

- Вы жестоки, - сказал Махмуд-бек. - Настоящий делец.

- Что поделаешь? Иначе нельзя. Вон как передернулся, когда я пообещал человека прислать. Он-то

сам вынужден ходить!

- А если вы восстановите против себя эмигрантов, весь город?

Хозяин конторы положил руки на стол, наклонился. Лицо у него красивое. Густые брови над черными

глазами. Между бровями упрямая складка. На лбу несколько ранних морщин. Они особенно заметны,

когда Аскарали задумается.

- Город? Это понятие растяжимое. Я имею дело только с подлецами, - сказал он серьезно. - И ну их к

черту! Поговорим о книгах.

Он покосился на узкое окошко. Под ним устроились странники из Индии в ярких, кричащих, но

поношенных одеждах.

- У вас есть что-нибудь новое? - поинтересовался Махмуд-бек.

- Найдется. Вот взгляните, - кивнул на стол Аскарали.

Из небольшой стопки Махмуд-бек выбрал томик Хафиза.

- Редкая книга.

Махмуд-бек перелистал страницы, остановился на популярной газели:

Дам тюрчанке из Шираза

Самарканд, а если надо -

Бухару! А в благодарность

жажду родинки и взгляда.

Зазвонил телефон. Аскарали снял трубку. Опять деловой разговор.

- Простите, - извинился хозяин конторы, - работа.

56

- Понимаю. Не прячьте далеко этот томик. Я скоро зайду. - Махмуд-бек тоже покосился на окно и

вложил в книгу клочок бумаги.

- Милости прошу, - сказал Аскарали.

- Трудно с вами. Всегда вы заняты.

- А вы пейте кофе. За одной чашкой можно решить сотни вопросов. Так делают в Стамбуле.

Кадыру было двадцать пять лет. Он родился и вырос в Андижане. В памяти остались счастливые дни,

всегда солнечные. Отец имел несколько лавок на базаре. В летние дни особенно бойко шла торговля

овощами и фруктами. Отец становился щедрым и давал мальчику деньги. Если бы та мелочь сейчас

звенела в кармане! В чужой столице отец не смог устроиться и за четыре года спустил все сбережения.

Кадыр помогал в караван-сарае купцам. Он грузил товары, поил, чистил лошадей и верблюдов,

выполнял любую грязную работу. Всех ненавидел. Бешено. Казалось, что какая-то невидимая цепь

сдерживает его до поры до времени. Но цепь уже натянулась до предела, вот-вот разорвется, и тогда

Кадыр натворит дел. Первому же купцу, который швырнет монетку в пыль, перережет жирную глотку.

- Таких людей надо вовремя приласкать, - сказал Асакура. - Осторожно приласкать. Они всегда

пугаются. Могут неверно истолковать ваши намерения. - Кадыра «спускал с цепи» сам секретарь

консульства. - Юноша симпатичный. Конечно, на родине его забыли. Но взгляд мне не нравится.

Тяжелый, злой. Не по годам. Пусть меньше смотрит на людей.

Кадыра готовили тщательней, чем первого агента - Ачила, тоже выходца из Андижана. Внешность

Ачила была мало привлекательна. На лице остались следы частых схваток, в которые легко и быстро

ввязывался горячий парень. Рос Ачил на коне, в шайке отца, немногочисленной, но коварной и

беспощадной. Отца убили в перестрелке. Ачил с дядей бежал за границу и вскоре был предоставлен сам

себе.

Ачил не очень понравился Асакуре. Японец поморщился, однако вслух своего мнения не высказал.

Муфтий дал Ачилу несколько адресов «своих людей». Агенту предстояло связаться с ними, а также

собрать шпионские сведения о новостройках в Средней Азии.

Количество адресов Асакура сократил.