Убийство на виадуке - Рональд Нокс

И уже в следующий момент Ривз быстро принялся сползать с насыпи, несмотря на ее крутизну, к кустику высокой травы десятью футами ниже. Ему показалось, что он заметил – и теперь он пребывал в мучительной уверенности в этом – наполовину зарывшуюся в траву толстую узловатую трость, которая могла быть собственностью дружелюбного человека, но тем не менее оказалась бы весьма полезной в потасовке. Конечно, совпадение могло иметь место, однако в это верилось с трудом. Но можно ли поверить в то, что сейчас, по прошествии почти недели после убийства, Ривз держал в руках то самое, доныне не обнаруженное орудие, с которого началось преступление? Имени на трости не обнаружилось. Не было и следов крови или каких-либо других свидетельств насилия. Но несомненно, этой палкой вполне можно было оглушить человека так, чтобы сама она при этом не сломалась и на ней не осталось следов от удара.

Теперь предстояло доставить драгоценную находку домой, и сказать это было гораздо легче, чем сделать. Ривз не осмелился открыто нести трость в клуб: если убийца действительно живет там, он может заметить находку и насторожиться. Пытаться пронести палку в штанине брюк значило сразу же навлечь на себя подозрения. Ривз спрятал трость в кустах неподалеку от здания клуба, сбегал за своей сумкой для клюшек и в ней незаметно пронес новую улику к себе в комнату.

Находка взбудоражила Гордона и Кармайкла, но ни тот, ни другой не высказали вразумительных предположений о том, как теперь с ней быть. Кармайкл предложил отнести палку на могилу Бразерхуда и посмотреть, не проступит ли на ней кровь, но добавил, что, кажется, в среде детективов к этому испытанию больше не прибегают. В общем, казалось, лучше всего будет спрятать трость, помня о незваных гостях, и держать ее в надежном месте, пока подозрения не падут на кого-нибудь, и вот тогда трость может оказаться очень кстати. Между тем Ривз счел, что теперь у него достаточно оснований для оптимизма и даже для того, чтобы оправдать воскресный визит к мисс Рэндолл-Смит. На этот раз Гордон отказался сопровождать его, и Ривз отправился на своей машине, однако не поленился поставить ее у отеля, опасаясь, что у хозяйки дома вид машины вызовет мучительные воспоминания. О новостях она расспрашивала неподдельно воодушевленным и встревоженным тоном. С опрометчивостью, которую Ривз сам же раскритиковал бы еще неделю назад, он подробно рассказал мисс Рэндолл-Смит о своих подозрениях и надеждах.

– Вы молодец, мистер Ривз, – сказала она, дослушав его.

– Увы, всю умственную работу проделал Кармайкл, – признался Ривз. – Нелегко было только поддерживать его интерес к предмету – вечно он на что-нибудь да отвлекается.

– Досаднее всего думать, что я, видимо, ехала с мужем в одном поезде и ни о чем не подозревала, – заметила мисс Рэндолл-Смит. – Но в какой именно вагон я села? Да, в проходной, это несомненно, потому что узнала, что один из пассажиров поблизости курит, и перешла в другой вагон во время движения поезда. На вокзал я пришла сравнительно рано, поэтому, конечно, не видела никого из тех, кто сел в бинверский прицеп.

– Давенант, случайно, не провожал вас?

– Да, провожал.

– Какой была ваша поездка?

– О, мы буквально ползли. Вы же знаете, как это бывает на нашей ветке в туман. Я так и не могу понять, в чем заключается опасность, но мы останавливались чуть ли не у каждого семафора. И теперь, когда вы упомянули об этом, я припоминаю, что мы остановились как раз в том месте, где железная дорога делает поворот, немного не доезжая Пастон-Уайтчерча.

– Когда вы выходили из поезда в Бинвере, вы не видели никого из знакомых?

– Нет, я никого не заметила. Впрочем, мне надо было зайти по делу в багажное отделение, поэтому я отстала от остальных пассажиров. Как обидно, что я ничем не могу помочь!

– Ничего страшного, пожалуй, ваша встреча с кем-либо могла навести нас на ложный след.

– Мистер Ривз, думаю, мне надо сказать вам еще кое-что, но вы, наверное, решите, что все это лишь игра моего воображения. Меня не покидает чувство, что за мной следят.

– Следят?

– Да. Вчера, когда я села в поезд, направляясь на встречу с вами, в вагоне было почти пусто, как обычно по субботам, и я обратила внимание на одного из пассажиров, который показался мне довольно странным. Любопытно, что из Отвила он тоже ехал тем же поездом, что и я, и я почти уверена, – хотя, возможно, все это лишь фантазии, – что я видела этого человека наблюдающим за мной с противоположной стороны улицы, когда сегодня утром выходила из церкви.

– Это не шутки. Вы не знаете, кто мог затаить злобу на вас и на вашего мужа?

– Честно говоря, никого не припоминаю; видите ли, в последнее время наши пути разошлись. Нет, думаю, это всего лишь совпадение, и я рассказала об этом, только чтобы спросить: если я снова увижу того же человека, может, мне позвонить вам?

– Будьте так добры. Просто сообщите мне, что снова видели его, и я сразу приеду на машине. Тогда, может быть, нам удастся его рассмотреть.

Ривз уехал в глубокой задумчивости. Неужели тот же человек, который убил Бразерхуда, теперь ходит по пятам за его вдовой? Или же она медиум и теперь ее преследует тень умершего? Безусловно, нет ничего удивительного в том, если Бразерхуду не спится хоть и вечным, но беспокойным сном в его могиле… Его могила! Ривз задался вопросом: может, он вновь ощутит прилив вдохновения, если побывает на кладбище в Пастон-Отвиле на могиле Бразерхуда? Ривз почти устыдился этой мысли, однако… этот поступок никому не причинит вреда.

Вечер выдался отличный, не было никаких причин спешить в дорми-хаус. Вместо того чтобы выбрать кратчайший путь домой и свернуть на лондонское шоссе, Ривз направился по извилистой проселочной дороге, соединяющей два Пастона. Через несколько минут он затормозил у кладбищенских ворот, вышел из машины и зашагал по тропинке между надгробиями.

Внезапный вздох фисгармонии застал его врасплох – ну конечно, ведь сейчас время вечерни. Что это за мелодия? Кажется, «Стать ближе, Господи, к Тебе»? Он подошел к паперти: когда из здания доносятся звуки, искушение послушать их становится почти непреодолимым… Да, это был тот самый псалом, не в лад исполняемый собранием – судя по звучанию, преимущественно прихожанками, но с единственным и неизбежным мужским голосом, заглушающим остальные, очень гулким и немелодичным. На паперти создавалось совершенно типичное ощущение для воскресной вечерни в провинциальной церкви: запах лампад, уродливые сосновые скамьи, виднеющиеся через приоткрытую дверь, воскресная одежда, таблички на стенах в память об утраченных добродетелях и фарисействе. Да, псалом уже заканчивался:

В бессонных мыслях яХвалу Тебе воздам,Из горестей моихТебе воздвигну храм.Дабы в своей бедеСтать ближе, Господи, к Тебе,Стать ближе к Тебе.

Затем последовал душераздирающий «аминь», для которого певцы, похоже, приберегли все силы. Послышались шорох и шарканье, стоящие силуэты превратились в сидящие, а потом с внезапной отчетливостью зазвучал голос Мерриэтта.

Намерения Мерриэтта не оставляли сомнений: он выбрал для своей речи весьма щекотливую тему. И теперь побуждал свою паству извлечь урок из трагической внезапной кончины Бразерхуда; на середине жизненного пути, напоминал он слушателям, их подстерегает смерть, и он продолжал опровергать доводы о бессмертии личности человека, высказанные самим Бразерхудом менее двух недель назад. Проповедь была продуманной, но построенной достаточно очевидным образом.

– Повсюду мы видим беспечность, безразличие, откровенное неверие и спрашиваем себя: так ли это? Действительно ли уроки, которые мы усвоили, сидя на коленях матери, не просто бабкины сказки, пригодные лишь для детей, а то, что человечество перерастет? Мы спрашиваем себя: так ли это? На самом ли деле история нашей жизни будет продолжаться где-то в другом месте, есть ли венец, который следует заслужить? И мы, возможно, убеждаем себя или думаем, что убедили, что потом не будет ничего, что нет ничего вечного, к которому мы могли бы стремиться. Смерть станет безмятежным сном и для праведных, и для неправедных, и ничем иным, как только сном. И тогда нам вспоминаются давние вопросы:

Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.Какие сны в том смертном сне приснятся,Когда покров земного чувства снят?Вот в чем разгадка[32].

И тогда мы видим, что от наших трудностей не так легко избавиться, что нам все-таки непросто одержать верх над своей тревогой…

Продолжения проповеди Мордент Ривз не услышал. Он сидел в машине, вел ее по дороге к зданию клуба и говорил самому себе:

– «Быть или не быть…» Черт возьми!

Глава 20. Наконец-то доказательство

Вернувшись в клуб, Ривз зашел к Гордону; его собственные комнаты превратились в прибежище для неизвестных, а ему требовалось поговорить тет-а-тет.