Кровавый ветер - Раймонд Чэндлер

— …воруем с молоком бидоны, — живо завершил я его горделивую фразу. — Молочишко из-под дверей таскаем, так?

Вытаскивая с задворков памяти эту информацию, почерпнутую из зарегистрированных краем уха сплетен, я позаботился, чтобы ее услышали и окружающие. А что я еще мог сделать? Уж очень он оказался прилипчивым, этот Эдди Горгон, неоднократно привлекавшийся по подозрению в убийстве, но всегда ускользавший из судейской мельницы неперемолотым.

— Молоч… — Он аж задохнулся, услышав раздавшийся вокруг смех. — Ах ты, с-сука блохастая, сутенер, поганая бабья содержанка…

Я прервал поток его красноречия, схватив за лацкан пиджака и чувствительно встряхнув.

— Если не желаешь заработать массаж физиономии, — поскольку окружающие все более внимательно присматривались к нашей парочке, я выдавил чарующую улыбку, — придержи язычок. Твои сведения из неверных источников. Или ты приписываешь мне факты своей биографии. Я никогда не жил за счет женщин.

Что ж, я дал ему шанс. Только он этим шансом пренебрег.

— Массаж! Он не жил!.. Х-ха! Конечно, не жил! Не жил с теми, у которых деньжатами не обзаведешься. Да вся авеню знает эту Фл… — Я едва заметно встряхнул его. — Убери свою грязную лапу! — Он вывернулся, как бы ненароком расстегнув пиджак и продемонстрировав висящую под мышкой кобуру. — Массаж Эдди Горгону! Брату Джо Горгона! Да ты кишки выблюешь, в штаны наложишь… Он не жил за счет мелкой сучки Флэйм, Флоренс Драммонд!

Тут я ему и врезал. Уж потерял я голову или нет… Конечно, полностью осмысленным это действие назвать нельзя. Ведь легко было бы спровоцировать его на угрозу оружием. Вытащил бы он пушку — и все в порядке, не придерешься. Но жизнь берет в зачет твои реальные поступки, а не то, как ты мог бы поступить. Что ж, мне просто не удалось справиться с желанием заткнуть его грязную лживую пасть. А если точнее — с желанием ему врезать.

Не знаю, вырубился ли он «раньше, чем коснулся пола», как пишут в дешевых романах, лучше б, конечно, сразу, как я ему влепил. Он не подох, конечно. Рухнул на пол, как груда кирпичей из тачки каменщика-подмастерья, вошел в пол своей чугунной башкой. В общем, вытянулся он спокойно на полу и отдыхал, слушал, что птички чирикают. Одна птичка ему точно чирикнула, когда он открыл свои пьяные глаза. Ваш покорный слуга, Рэйс Вильямс.

— Все в порядке, Эдди, — промурлыкал я ему в ухо, когда он очухался. — Ты в предпоследний раз в своей дурной жизни помянул имя Флэйм. Следующий раз будет последним.

— Я убью тебя… За это я убью тебя, — бормотал он, но за пушкой не полез.

Народ забеспокоился. К нам поспешил управляющий в сопровождении двух вышибал. Ничего опасного, но на всякий случай я отступил спиной к стене и встретил руководство заведения улыбкой.

Управляющий оценил лежащего. Ситуация для него, конечно, не из самых приятных. Эдди Горгон и сам птичка темная, а над ним ведь крылья его могучих братьев… Но, с другой стороны, я тоже не из домашних бройлеров, хоть и без всяких братьев.

Полагаю, управляющий склонился бы в мою пользу. Хотя бы потому, что я стою на ногах, от меня можно ожидать больше гадостей, нежели от валяющегося на полу Эдди Горгона. Но ему и не пришлось ломать голову. На сцене появилось новое действующее лицо. В дверном проеме возникла гигантская фигура человека, лицом схожего с Эдди Горгоном. Этот человек, однако, лучше контролировал свое лицо, чем Эдди. Да, я узнал в вошедшем Джо Горгона, Большого Джо, одного из криминальных боссов Нью-Йорка, главу гангстерской клики с разветвленными экономическими и политическими интересами, владеющего оружием лучше, чем ложкой и вилкой.

Для меня славные вехи биографии и боевая репутация Джо Горгона в тот момент не имели никакого значения. Я стоял спиной к стене. Если он быстрее меня, то как раз выдался случай это проверить. Ставка — жизнь, и я готов к игре. Я сложил руки на груди и внимательно следил за вошедшим.

Он, разумеется, меня заметил, но виду не подал. И прямо на меня не смотрел. Подошел к брату, опустился возле него на колени. Лицо жесткое, даже жестокое, без всякого выражения. Маленькие нервные глаза. О состоянии братца он мог особо не беспокоиться, тот уже уселся на полу и замер, встретившись глазами со старшим Горгоном.

Тут мое созерцательное настроение кто-то спугнул, опустив цепкие пальцы на мое предплечье.

— Идем, идем. Нечего тебе вмешиваться, это тебя не касается, — услышал я мягкий говорок. — Дешевые ковбойские забавы… Фу!

Я пожал плечами и последовал за Рудольфом Майером. Мы вышли в гардеробную, прошли через нее и попали в главный зал. Хорошо, что Майер не видел интермедии у стойки бара. И конечно же, я не стал его просвещать. Он страсть как не любил проявления эмоций, считая, что они сокращают жизнь и не способствуют гармонии духа.

Глава 2

В «Золотой собаке»

— Не могут они спокойно жить. — Майер ткнул большим пальцем за спину, в направлении бара. — Опять базар, причем с Джо Горгоном, Да черт с ним. У меня для тебя работа.

— Черт с ним, черт с ним, — поспешно поддакнул я, не желая привлекать его внимание к событиям в баре. До поры до времени, во всяком случае. — Что нового от Флэйм? Еще держится?

— Держится. Час назад держалась, по крайней мере. Но больше не воображает, что честность — лучшая политика. Дело не в деньгах, не в тяготах честного труда. Не в том даже, что копы не преминут накапать будущему боссу о ее рецидивистском прошлом. Ей не хватает чувства опасности, ответственности, контроля над людьми. Представь, что ее живой активный ум занят подсчетом рулонов ткани! Хотя… ее теперешняя квартирка после прежних покоев… Будь я на ее месте, меня бы это сшибло с ног. Вот я, например. Я не был бы таким честным, если бы… Не понимаю, Рэйс, что я сказал смешного?

Я ничего не сказал о «честности» Рудольфа Майера. Он — прожженный мошенник даже на фоне своей адвокатской братии. Но заявлять ему такое в глаза не следует. В конце концов, честный адвокат — бесполезный адвокат. Во всяком случае, для преступного мира. А Майера бесполезным не назовешь. Поэтому я вернулся к разговору о Флэйм.

— А как обстоит дело с ее имущественным положением? С материнской стороны, после смерти отчима, Лу Ропера…

Майер положил локти на стол и сложил ладони домиком:

— Слушай, Рэйс, мы ведь с тобой друзья, так? Я, конечно, проделал некоторую работу. Ты-то сам много ли знаешь о Флэйм? О Флоренс Драммонд? Видишь ли, я только выполнил твою просьбу, нашел ей работу и глубоко не рылся, но самое необходимое узнал. Попытался отколоть ей что-то от филадельфийских капиталов миссис Драммонд. Но миссис Драммонд ей не мать, Рэйс. Она удочерила Флэйм, взяла ее из приюта под Харрисбергом. В те времена условностями пренебрегали, документы толком не оформлены. Кроме того, Лу Ропер как опекун наложил лапу на все, до чего смог дотянуться. Профессия киллера нелегкая, Ропера ухлопали прежде, чем он успел добраться до электрического стула. Денег, короче, кот наплакал. О моем участии она знает только то, что я работал с ее наследством. Знала, во всяком случае.

Он поднял глаза к потолку.

— Что ж, Майер. — Я почесал подбородок и постарался изобразить безразличие в отношении Флэйм. — Она хорошая девочка и оказала мне крупную услугу. Добудь ей другую работу, доходную. Чтобы выглядело естественно. Счета мне выставишь.

— Эх, Рэйс, — он поежился, — плохо ты ее все-таки знаешь. Кажется, ты у нас единственный, кто имел с ней дело и считает ее безвольной тряпкой. Я тебя предупреждал.

— Что? Она знает, что я…

— Похоже… — Он пожал плечами. — На, прочитай.

Записка в незаклеенном конверте. На листке блокнотного формата.

«Рэйс!

Жду тебя сегодня. Это не просьба. Может быть, ты мне слишком многим обязан. Приходи ровно в час. Четыре марша вверх — вторая дверь слева, сзади — квартира 5с.

Я сейчас между девочкой и женщиной, которых ты знал.

Флэйм».

«Я сейчас между девочкой и женщиной, которых ты знал».

Эта строчка мне сказала о многом. Вспомнилась первая встреча с Флоренс Драммонд. Тихая, задумчивая девочка, почти ребенок. Должно быть, только что из школы-интерната. И она же — жесткая, жестокая, настороженная, всегда начеку; лицо холодное, как будто высечено из камня. Один из локомотивов преступного мира. А смерть Лу Ропера на Пенсильвания-стэйшн в деле «Черных меток»! Недрогнувшей рукой она лишила жизни человека, чтобы спасти жизнь мне. А ее борьба против извращенного и изощренного Ангела Ада, пожелавшего загрести под себя как можно больше… И ночь, когда она уничтожила собрание улик, способное затопить улицы Нижнего города потоками крови… Ее исчезновение в сутолоке мегаполиса, ее борьба за право жить, не вступая в конфликт с законом и совестью…