Мадам Казанова - Габи Шёнтан

— Эй! — крикнула я, стараясь преодолеть просыпающийся во мне страх. — Есть здесь кто-нибудь?

Из-за паруса появилась вдруг огромная фигура матроса.

— Ты что здесь делаешь, сорванец? — спросил он сердито.

Я кашлянула и расправила плечи.

— Я ищу капитана Франсуа, — объяснила я, подходя к нему и принимая уверенный вид. — Меня прислал Пер Гюстав.

— A-а, Пер Гюстав, — ворчливо сказал матрос, хватая меня за руку. — Тогда пошли со мной.

Сдерживая крик боли от столь безжалостной хватки, я последовала за ним вниз по трапу. Матрос рывком распахнул передо мной дверь капитанской каюты, которая, пожалуй, нисколько не отличалась от остальных помещений на судне, и втолкнул меня внутрь. В нос ударила отвратительная смесь спертого воздуха, запаха пота и прогорклого масла.

На столе чадила масляная лампа, а за столом расположился капитан Франсуа. Смуглый, с курчавыми волосами, на мочке левого уха поблескивала маленькая круглая золотая серьга, голубоватые белки только подчеркивали пронзительную черноту глаз. К тому же мясистые влажные губы, большая борода и сильные жилистые руки делали его похожим на Иль Моро, что навевало неприятные воспоминания.

Я сообщила капитану Франсуа, что меня прислал Пер Гюстав, и тогда он отдал короткую резкую команду, отослав матроса. Как только я назвала пароль, капитан молча поднялся и запер дверь. Затем подвел меня к столу и указал кивком головы на стул.

— Так, значит, вы и есть тот юный джентльмен, которому непременно нужно попасть в Англию? — проговорил он.

Я кивнула.

— И зачем же?

Я промолчала.

— Ну, ладно, — сказал он. — Мне не важно, зачем вам понадобилось туда бежать, главное для меня — деньги. Денег у вас хватит? — Он назвал сумму.

— Хватит, — ответила я с облегчением. Чувствуя, что напряжение спало, я вытащила из-под куртки Малышку.

Капитан Франсуа взорвался.

— Я не возьму эту собачонку! И вообще не собираюсь держать на борту всякую животину!

— Но я не могу ее оставить, — умоляюще сказала я. — Она такая маленькая, никто ее даже не заметит.

Капитан задумчиво посмотрел на меня.

— Если я и сделаю исключение, то на определенных условиях. Никаких бесплатных одолжений. За эту псину вы заплатите столько же, сколько за себя.

Я вздрогнула.

— Но у меня не хватит денег, — пробормотала я. — Я не смогу столько заплатить.

Капитан махнул рукой прямо перед моим носом.

— В таком случае, нам не о чем больше говорить. Здесь полно желающих переправиться в Англию, я вполне могу сам выбирать себе баранов. Просто хотел сделать одолжение старине Гюставу. — Он схватил завизжавшую Малышку за шею и стал засовывать ее мне обратно под куртку. — Раз нет денег, значит… — В этот момент рука капитана Франсуа задела мою грудь. Он замер, а затем выпустил Малышку. Оцепенев от ужаса, я чувствовала, как одной рукой он трогал мою грудь, в то время как другой быстро сорвал вдруг с моей головы кепку и, ухватив за короткие волосы, потащил меня к островку света от масляной лампы. Капитан негромко присвистнул сквозь зубы, его глаза плотоядно заблестели. Со знанием дела его рука прошлась по мне — именно так женщины на базаре в Корте ощупывают гуся, определяя его возраст и упитанность, не пропустив ни грудь, ни бедер и даже успев протиснуться между ногами. — Нет, ну ты подумай, как обернулось, — пробормотал он. — Это, разумеется, меняет дело. — Он вплотную приблизил свое лицо, и я ощутила его смрадное дыхание. — Перед хорошенькими девочками я бессилен — разумеется, если они только сговорчивы. Вот что я предлагаю: я возьму на борт тебя и твоего щенка, а за это ты останешься здесь, в моей каюте. Мы уж найдем, как нам повеселее провести время… до прибытия в Англию.

Он хрипло захохотал.

Я с отвращением отстранилась от него. Капитан Франсуа встал и подошел к двери.

— Если я сейчас сообщу своим матросам, что у нас на борту женщина, — медленно произнес он, — то уже ни за что не отвечаю.

Я поняла угрозу — я оказалась в ловушке и была теперь целиком в его власти. Иного выхода не оставалось. Его хитрый взгляд уперся в меня.

— Хорошо, капитан, — сказала я, удивляясь тому, как спокойно и буднично звучит мой голос. — Будем считать это сделкой.

Он тут же подскочил, поднял меня и потащил к своей койке.

— В таком случае скрепим эту сделку прямо сейчас, — ухмыльнулся он. — После полуночи, с приливом, выходим в море. Ну, а пока… — Он принялся стаскивать с меня брюки, и я закрыла глаза. Я думала о том, что все это скоро пройдет — обычная механическая процедура, до которой мне, в сущности, нет дела. Полностью расслабившись, я равнодушно приняла его вторжение и равнодушно вытерпела все до конца. Пока он тяжело сопел, обхватив меня руками, я была где-то очень-очень далеко, и его похоть была мне совершенно безразлична.

Утомленный капитан заснул, а я неподвижно лежала с открытыми глазами. Масляная лампа вдруг замигала и с шипением погасла. Наступила благодатная темнота. Я продолжала лежать, поражаясь своему безразличию. Я не испытывала никаких чувств к лежавшему рядом мужчине, даже ненависти. Ведь он воспользовался своим правом сильного, не зная меня и не осознавая значения своего поступка. Сейчас я ненавидела Наполеона. Ведь все, что происходило со мной теперь, и все, что отныне будет происходить, все по его вине. Теперь я до глубины души ненавидела его и жаждала отомстить. Именно жажда мести придавала мне сил. Я готова была вынести все и, несмотря ни на что, выжить.

Глава седьмая

Больше двух лет понадобилось для того, чтобы грязная, неумытая подружка распутного капитана Франсуа смогла превратиться в изысканную и всеми обожаемую светскую даму. Это удивительное превращение было бы невозможным без моей железной решимости принять все меры к тому, чтобы никогда больше не попадать в столь отчаянное и безнадежное положение. И, конечно, многое сделал для меня Джеймс Уилберфорт. Та тоненькая ниточка взаимного понимания и расположения, что столь легко протянулась когда-то между нами в Корте, стала в моей жизни главной надеждой и опорой.

Когда после этого жуткого плавания на борту «Балерины» я прибыла в Лондон и отправилась на Кингс-Корт, 5, у меня был вид все того же юного оборванца, до предела измученного и без гроша в кармане. Надменные лакеи принялись гнать меня, произнося какие-то непонятные слова и сердито жестикулируя, но я упрямо продолжала повторять имя их хозяина и свое собственное имя и в конце концов увидела перед собой Джеймса Уилберфорта. Он был именно таким, каким запомнился мне с тех пор, нисколько не изменился. Благодаря своей сердечной веселости он не дал мне почувствовать, сколь сильные перемены произошли за это время со мной. Я навсегда останусь благодарной ему за то, что он встретил меня как долгожданного и дорогого гостя.

С дружеским участием и большим тактом, не задавая слишком много вопросов, Джеймс расспросил меня в первые же минуты обо всем, что должен был знать. Он хотел, чтобы я чувствовала себя теперь под его защитой и в полной безопасности. При этом он пообещал, что станет заботиться не из-за какой-то неожиданной прихоти. Его простые и естественные манеры помогли мне справиться со смущением, охватившим меня в первое мгновение.

— Я буду руководствоваться исключительно вашими интересами, — заверил меня Уилберфорт. Я тоже, надо заметить, собиралась руководствоваться своими интересами. — Поверьте мне, — убеждал он меня.

Поскольку он поверил в меня, я поверила ему, и для меня теперь все начиналось сначала.

Когда я разговаривала с Джеймсом, меня охватила вдруг такая слабость, что я покачнулась и едва смогла удержаться на ногах. Он тотчас же пригласил колокольчиком экономку и отдал ей какие-то распоряжения. В полусне я чувствовала, как она снимает с меня одежду, как я погружаюсь в теплую ванну, а затем оказываюсь в мягкой постели. Некоторое время я еще слышала громкий лай Малышки, а затем погрузилась в сон.

Я проспала двадцать часов и проснулась с чувством голода. Роскошный завтрак, принесенный мне экономкой, я съела весь без остатка. После этого она принесла мне новую чистую одежду, помогла одеться и показала знаками, чтобы я следовала за ней. В большой гостиной меня радостно встретила Малышка, ее выкупали и аккуратно расчесали. Я взяла ее на руки, вслед за экономкой спустилась по лестнице для слуг и оказалась на улице. Перед домом стояла карета. Лакей в ливрее открыл передо мной дверь кареты, и я, не успев даже спросить о Джеймсе Уилберфорте, оказалась внутри. Карета тронулась.

Я не имела ни малейшего представления о том, куда меня везут. Мне, правда, смутно припоминались слова Джеймса о том, что вплоть до полного восстановления сил я буду жить за городом. В городском доме я не могла оставаться из-за его супруги. Впрочем, для меня не имело значения, где мне предстоит восстанавливать силы, необходимые для того, чтобы осуществить задуманное — стать богатой и самостоятельной, уверенной в себе, не связанной никакими обязательствами. Для достижения этой цели я готова была использовать что угодно и кого угодно. Больше я не хотела думать ни о ком и ни о чем, кроме себя самой — и вендетты.