Млава Красная - Вера Камша

– Если вестовые вовремя успеют по такой распутице, должны к тебе и пушки подоспеть.

– Вот толкуем мы с тобой, что пруссаки первыми ни за что не ударят, а у меня другое на уме. Как бы не припозднились те вестовые… – вздохнул Сажнев и, поставив пустую кружку, протянул гвардионцу широченную ладонь. – Пойду я, пожалуй, Фёдор Сигизмундович, пока обо мне не вспомнили.

И верно – ассамблея шла своим чередом, денщики и ординарцы принялись откупоривать бутылки, на командира югорцев никто не смотрел, разве что посрамлённый Ломинадзев время от времени метал злобные взоры из-под сросшихся чёрных бровей.

– Я тоже не задержусь, – Росский проводил взглядом очередного вестового, – мои гвардионцы отстали, в Заячьих Ушах сейчас. Эй, Фаддей! – окликнул он денщика.

– Тогда милости прошу к нам, – ухмыльнулся Сажнев. – Скучно не будет, обещаю, Фёдор Сигизмундович. Тем более что сам видишь, какие здесь порядки. Где кто – не разобрать, кто за что отвечает – и подавно.

Росский только сжал зубы.

– Твоя правда, Григорий Пантелеевич. Если против нас молодцы фон Пламмета – баварцы ли, швабы иль тирольцы, – жди неприятностей. Опасный, шельма! Умён, отважен, решителен, даром что не первой молодости, да ещё и зол на нас. После высочайшего Манифеста мало кто верит, что мы здесь просто с демонстрацией силы. Боюсь, власти ливонские нам и мизинца не уступят; значит, вторжения не избежать, а немцы – любые! – не из тех, кто просто так отдаёт под себя подгребённое, тем более если взято огнём да мечом.

– И им же перекрещено, – мрачно добавил Сажнев.

– И им же перекрещено, – согласился Росский. – Но всё-таки не хочу я верить, что ударят они. Хотя на их бы месте я, коль ни на какие трактаты да прочие политики не оборачиваться… Для первого удара время лучше и не выбрать. Корпус растянут, а фон Пламмет наверняка заслал сюда лазутчиков. Он-то церемониться не станет, надо будет, под бабий подол залезет, если оттуда лучше видно.

Сажнев ухмыльнулся, но невесело.

– Как тут воевать? – вполголоса посетовал он. – Их высокопревосходительство и их же сиятельство, получив в подчинение мой батальон, изволили отписать командующему Второй армией, покорнейше прося прислать инструкции, что им делать с этими штуцерниками и каковы предписанные сим стрелкам интервалы при наступлении?

Росский лишь досадливо дёрнул бровью.

…А в зале зажигались всё новые свечи, и раскрасневшийся князь Шаховской царственным жестом приказывал денщикам выносить новые и новые ящики из его личного винного обоза.

* * *

– Фимка, бесов сын! Где тебя черти носят?

– Где ж им меня носить-то, ваше благородие, как не возле солдатского самовара? – Денщик вывернулся из-за угла, на бегу утирая губы. – Здравия желаю, ваше высокоблагородие, господин полковник!

– Следи хорошо за барином, Ефим. Ночь сегодня… жаркая может выйти. Надеюсь, что обойдётся, но…

– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие Фёдор Сигизмундыч, присмотрим в лучшем виде.

– Ты, Фёдор, мне денщика-то не сбивай с панталыку!

– Григорий, – Росский придвинулся к уху Сажнева, – твой батальон – в самом опасном месте, сам ведь понимаешь. Если я его сиятельству всё внушил как надо, то тебя подопрут олонецкие роты, Суждальский полк и две конные батареи из карпинской бригады. Будешь тогда как у Господа за пазухой, и никакой Пламмет, буде ему шнапс во буйну голову ударит, тебя со млавского берега не собьёт. Но если подкрепления не успеют или князиньке что другое в башку втемяшится… Не верю, не хочу верить в худое, но, знаешь, бережёного Бог бережёт.

– Ничего, знаем, что делать, – рыкнул Сажнев. – На Зелёной линии ещё и не такое случалось. Думаешь, Фёдор Сигизмундович, зря я приказал лес плетнями городить и дорогу перекапывать?

– Плетни да канавы баварцев не остановят, – покачал головой Росский. – Тьфу, пропасть, теперь только об этом и думаешь… Эх, ступай с Богом, Григорий Пантелеевич. Не будь здесь Пламмета… – Гвардионец прихватил гнедого красавца, не чета Малуше, за гриву. – Всё, пора ехать. Гвардия выдвигается к этой же мызе, если что – шли вестовых сюда. А я уж постараюсь поспешить.

– До встречи, Фёдор Сигизмундович. Храни тебя наши зимовички.

– Зимовички? А, снежны паненки… Неплохо бы, чтоб и впрямь помогли. Зимовички – это ведь ваше, югорское прозвание?

– Угу. – Сажнев тяжело поднялся в седло. – Надеюсь на гвардию, Фёдор.

– Не подведём, – без тени усмешки кивнул Росский, посылая коня вперёд. Фаддей, немолодой уже ординарец из яицких казаков, служивший ещё отцу Фёдора, Сигизмунду Михайловичу, не отставал.

Глава 6

Граница с Ливонией. Млавское приречье

30 октября 1849 года

Батальон югорских стрелков рассыпался по накрытому снежным покрывалом лесу. В глубоких ямах горели костры, и взводы сменяли друг друга у спасительных огней; однако ямы быстро насасывали воду, так и норовя затушить пламя. Широко растянувшаяся вдоль бурной Млавы стрелковая цепь могла наблюдать за вражеским берегом, но, случись то, о чём одни не думали, а другие старались не думать, остановить фон Пламмета она бы, конечно, не смогла.

Сажнев вернулся к батальону в прескверном расположении духа. Мало того что баварцы, так ещё и этот Петровский со своими… выдумками из головы не идёт. Фимка, понимая настроение барина, молчал, как уснувшая на зиму лягушка.

Рябых вздохнул с откровенным облегчением, увидев командира.

– Всё спокойно, Григорий Пантелеевич. Досматривал лично. Не шевелятся на том берегу – насколько мои пластуны сквозь метель разглядели. Ранний-то снег какой по сему году…

Сажнев кивнул.

– Должны подойти олонецкие, и ещё посулили суждальцев, – без предисловий бросил подполковник. – Артиллерию тоже обещали, но не знаю, не знаю…

– Ну и слава богу, – закрестился Рябых. – А вот пушкари, они не успеют. По таким-то дорогам… лошадушек пожалеют, губить не станут.

Сам из крестьян, Михайло Платонович больше жалел коней, чем людей.

– Лошадь, она ведь тварь бессловесная…

В батальоне, как и ожидал Сажнев, всё было в полном порядке. Никого не соблазнила вражья сторона, немногие любители пошуровать, пока начальство не видит, по чужим погребам, сидели смирно, лишь вполголоса поругивая «проклятущу ту мятель».

Хорошо ещё, что дождь перестал, сменившись густым снегом. Казалось, стало даже теплее, хотя должно было быть прямо наоборот. Млава всё распухала и распухала, подбираясь к невысоким берегам, мутная вода несла всякий сор, словно раньше времени наступило половодье, – в верховьях непрестанно шли дожди, сменявшиеся обильным, тотчас таявшим снегом.

Сажнев с неотлучным Фимкой вышли к линии передовых постов. Здесь всё было тихо, опытные охотники, все – вступившие в службу добровольно, знали, как скрадывать и зверя, и человека.

– Ничего не видать, ваше высокоблагородие, – шёпотом отрапортовал усатый, как и прочие унтера, немолодой уже солдат. – За фольварком следим, глаз не смыкаем. Ни огонька, ничего. Лошадь не заржёт, пёс не забрешет.

«Да и не станет фон Пламмет атаковать по такой погоде, когда и вечер недалёк уже, – вновь и вновь повторял себе Сажнев. – Даже коль и вовсе ума лишится». Пусть и хороши баварские драгуны, пусть не уступят им швабы с тирольцами, а и они в темноте, да ещё и в лесу, воевать не любят. А сейчас, пусть день и не истаял, до темноты осталось не так уж много.

– Пригнулись бы, ваше благородие. – Старые унтера-югорцы после баталий на Зелёной линии и в Даргэ нет-нет да и позволяли себе подобное со своим командиром, не привыкшим кланяться пулям. – Не ровён час, углядит вражина…

Сажнев ухмылялся да отмахивался.

Нет, не полезет на рожон фон Пламмет, не рискнёт, конечно же; всё останется как есть хотя бы до утра. Эх, простоять бы так ещё и завтрашний день, пока не подтянутся остальные дивизии корпуса, а там уж мы сами ступим за Млаву – коли, конечно, придёт-таки приказ.

Но баварцы не собирались отсиживаться в тёплых палатках и греться у походных костров. Всё началось, как удар обухом из-за угла, как внезапно грянувшая с зимних небес молния.

Они хорошо и тщательно прятались – так, что даже опытные звероловы Сажнева ничего не углядели. В сплошной крутящейся метели возле взорванного моста снежными призраками возникло дюжины две солдат, тащивших тяжёлые сходни. С ливонской стороны никто не стрелял, не выкрикивал команд, не раздавалось ни труб, ни барабанов. Сколоченный из добротных местных досок в ладонь толщиной настил с грохотом рухнул, перекрыв пролом, и тотчас застучали молотки, вгоняя гвозди и скобы, намертво крепя сходни к остаткам старого моста.

Окажись на месте Югорского батальона иной, из внутренних губерний, не столь сплочённый, не побывавший в огне – кто знает, чем всё бы закончилось.