Клянусь, что исполню... - Хилари Норман

– А мне нравится. Кэри вздохнула.

– Ну ладно, если уж он тебе так нравится…

Джим понимал, что она специально оборвала последнюю фразу. Кэри давала ему возможность рухнуть на колени и сказать, что если ей не нравится этот галстук, то какой смысл носить его. Месяцев шесть назад Джим так бы и поступил, но теперь на карту были поставлены принципы, поэтому он промолчал и остался в галстуке.

Кэри хотела, чтобы в агентстве «Бомон – Ариас», так же как и дома и в совместных путешествиях, все делалось так, как нравится ей. Джим, обычно покладистый, не раз пытался внушить ей, что, по его мнению, брак не должен лишать кого-нибудь из них права на собственный выбор. Он все старался ей объяснить, что различия во вкусах и характере – не беда, а преимущество. Но со временем Кэри становилась все более непреклонной. Если супруг осмеливался возражать ей, она топала изящными ножками в безупречных туфельках и закатывала скандал.

Но, разумеется, не на людях. На публике Кэри Бомон-Ариас представала в образе безмятежной, довольной жизнью супруги, которой выпало счастье сделать блестящую карьеру и при этом найти самого восхитительного мужа и партнера во вселенной. Все друзья, знакомые и коллеги сходились во мнении, что Кэри и Джим созданы друг для друга, что их брак заключен на небесах и там по сей день и пребывает. Но когда они оставались наедине, ее лицо становилось все более и более уродливым, ибо Кэри была не просто избалована, не просто помешана на совершенстве, не просто любила повелевать – она была сущей мегерой. И когда примерно через год после свадьбы она начала понимать, что ей до сих пор не удалось окончательно прибрать Джима к рукам, Кэри поступила с ним так, как обычно поступала с теми, кто становился ей поперек дороги. Она принялась его унижать.

– Знаешь, сегодня ты выглядел страшно нелепо, – однажды заявила ему Кэри.

Они только что вернулись домой и, налив по бокалу мартини, сели отдохнуть в своей изысканно меблированной гостиной. Джим снял пиджак, ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и как раз собирался скинуть ботинки.

– Что, прямо весь день? – поинтересовался он, стараясь сохранять спокойствие.

– Я говорю о презентации, – сухо сообщила Кэри.

– И где же я оплошал?

– Все было ужасно, все…

– Вот оно что. – Джим с наслаждением пригубил мартини.

Кэри поставила бокал на столик возле кресла.

– Джим, ты просто знать ничего не желаешь. Тебе все равно, правда?

– Чего я не желаю знать, Кэри?

Джим знал только то, что он страшно устал. Вчера ночью он плохо выспался. Потом пришлось выслушать массу нелестных слов касательно рекламы светлого пива, которую они делали для Ролстона. В самом начале презентации Фред Ролстон заявил, что если уровень продаж компании и остается на высоте, то только благодаря высокому качеству пива, но уж никак не работе агентства «Бомон—Ариас». Джим и Кэри внимательно выслушали все, что обрушил на них Фред, потом приложили героические усилия для того, чтобы Мэгги Кармайкл и Дэвид Баум, лучшая творческая группа в агентстве, могли все же приступить к работе над новой рекламой. В общем, день был весьма и весьма тяжелый.

– Я очень устал, – сказал Джим.

– Думаешь, я не устала?

– Нет, я уверен, ты тоже. Но Кэри не унималась.

– Ясно как день, – заявила она. – В этих обстоятельствах ты должен был принести в жертву Баума и Кармайкл, а не возносить их до небес. – Она презрительно окинула взглядом его лицо. – Боже мой, Джим, неужели ты не видишь, что Ролстон просто-напросто жаждал их крови. Он ведь прямо сказал, что не доверяет им…

– Не им, а нашей компании, – поправил ее Джим. – Ты же прекрасно понимаешь, что он бесился только потому, что ему нравится выбивать людей из колеи.

Кэри пропустила его слова мимо ушей.

– На самом деле Ролстон хотел, чтобы мы взяли дело в свои руки. Он прекрасно знает, что мы до сих пор лучшая творческая группа во всем агентстве.

– Я не думаю, что он хотел именно этого, – возразил Джим, налегая на закуску. – И если учесть, как здорово поработали сегодня Мэгги и Дэвид…

– Баум и Кармайкл поработали, конечно, неплохо, – признала Кэри, – но не более того. Ты к ним слишком снисходителен. Я точно знаю, что если бы я как следует поработала над теми же идеями, то Фред Ролстон считал бы, что сотрудничает с гениями, а не просто с крепкими профессионалами.

– Ты же знаешь, Кэри, я в такие игры не играю, – проговорил Джим. – Это аморально, жестоко и просто недальновидно.

– Джим, ты обвиняешь меня в безнравственности? – В глазах Кэри вспыхнула холодная голубая молния. – Только потому, что я лучше тебя улавливаю желания клиентов или раньше тебя вижу, когда творческая группа исчерпала себя?

– Кэри, пойми, Кармайкл и Баум не исчерпали себя. Ты просто втемяшила себе в голову, что Мэгги тебе больше не нравится, хотя я не понимаю почему.

– Зато ты всегда, и в жизни, и в бизнесе, стремишься окружить себя только теми, кто тебе нравится.

– Теми, кому я доверяю, – поправил Джим. Он спокойно выдержал ее пристальный взгляд.

– То есть я тебе не нравлюсь?

– Не очень. Особенно когда бываешь такая, как сейчас.

– А мне все равно, нравлюсь я тебе или нет, – усмехнулась Кэри. – Гораздо больше меня разочаровывает тот факт, что я сама все меньше и меньше уважаю тебя. – Она помолчала. – И в последнее время замечаю, что я в этом не одинока.

– Ох, Кэри, – простонал Джим.

– Как прикажешь понимать?

– Очень просто. Похоже, ты напрашиваешься на очередную ссору.

– Не вижу смысла. Ссориться стоит только ради того, чтобы приятнее было потом помириться. Сегодня у меня нет такого желания.

– Значит, ты просто злишься, – заключил Джим, хотя ему самому эта мысль была ненавистна.

– Называй как хочешь. Но я бы сочла это честностью. Ты выслушал парочку горьких истин. – Кэри помолчала. – Извини, если они тебе не по вкусу.

– Не волнуйся, я не обиделся, – тихо ответил Джим. – Я не считаю, что в твоих словах заключена хоть капля истины.

– Очень жаль, – заключила Кэри. – Но, опять-таки, твоя главная беда в том, что ты не желаешь знать, что о тебе думают другие.

Долгое время Джим пытался обращать все в шутку. Он был скромен, но тем не менее знал себе цену. Но Кэри мастерски овладела искусством злобы, издевки, гнусных намеков и высмеивания. Иногда она наносила мелкие болезненные уколы, а иногда была просто варварски жестока. Но с Джимом ей пришлось нелегко – она никак не могла найти у него чувствительное место. Когда Кэри хотелось позлить мужа, она начинала критиковать в нем буквально все: он, мол, не умеет заниматься любовью, не умеет принимать решения, ей не нравилась его манера одеваться, мягкость, творческие способности. Однако ее упреки не достигали желанной цели: Джим продолжал оставаться самим собой – он отлично работал, пользовался успехом, всегда поступал так, как ему нравится, и был чертовски великолепен. Именно это, с точки зрения Кэри, и было в нем самое худшее. Все, что делал ее муж, он делал с удовольствием. В нем не было глубоко скрытого чувства вины или страха. За всю жизнь Джим испытывал угрызения совести только по двум существенным поводам: во-первых, за то, что нарушил волю покойного отца, предпочтя семейному бизнесу рекламное дело, и, во-вторых, хотя Джим давно уже отошел от религии, за то, что женился не на католичке.