Разрешаю любить или все еще будет - Петр Сосновский

что ты мучаешься, — сказала она, — набери своих, сельских. Обратись к Надежде своей бывшей однокласснице. Она всех знает и со многими из них поддерживает отношения. Да, будешь принимать людей на работу, не забудь, сделай доброе дело возьми Юлю, соседскую девочку. Она заканчивает институт.

— Юлия, в институте учиться? — с удивлением спросил я.

— Да, учиться, а ты что не знал? Я же тебе не раз говорила: «девочки растут быстро».

Я принял предложение матери и обратился к Надежде Ватуриновой. Она стала для моего нового предприятия отделом кадров.

За делами я совсем забыл о своих друзьях: Евгении Станиславовиче и Наталье Михайловне. Причиной такой амнезии была суматошная жизнь. Я был занят делами фирмы. Пока я их утрясал, моего друга уволили, затем в скором времени и Наталью Михайловну. Мне, о случившемся, стало известно поздно, я уже ничего сделать не мог. Возможно, я бы отбил их у руководства, как ни как был вхож в высокие кабинеты. Если бы не удалось — предложил Фокову и Кустиной работать у себя и тем самым проблему решил.

Кустина оказалась женщиной цепкой. Она забросила свой диплом инженера и устроилась в банк. Эти заведения в то время росли как грибы. Они «крутили» деньги и жили зажиточно. Им жаловаться было грех. Наталья Михайловна стала работать на обменном пункте валюты и прилично получала.

Евгений нашел себе работу несколько позже. Одно время он сидел дома. Его через своего знакомого протолкнул отец Станислав Александрович. Фоков переквалифицировался и стал патентоведом. Он с удовольствием копался в библиотеке, занимаясь обработкой, подаваемых заявок на изобретение или открытие, определял их значимость и отклонял или же давал «ход».

Работы у Евгения Станиславовича было много, и он часто брал дела с собой на дом. Устроившись в мягком дорогом кресле, купленном женой, Фоков всматривался в документы. Изредка он бросал взгляд в телевизор, делал вид, что смотрит его, чтобы показать свое присутствие Наталье Михайловне. Подруга терпеть не могла — Евгений Станиславович находился рядом и в тоже время где-то далеко. Порой, не выдержав, Кустина вырывала из его рук папки, подолгу трясла ими у него над головой, и кричала:

— Ну, зачем ты принес все это! Зачем? Деньги бы хоть платили хорошие, можно было носить. Учись у меня зарабатывать! Смотри, вылупи свои глаза, и она, забравшись рукой в бюстгальтер, выуживала оттуда сотенную долларовую купюру.

Да, Евгению такое и не снилось. Он получал у себя в патентной библиотеке «копейки». Я понимал, что все эти слова Наталья Михайловна, время от времени, обрушившиеся на голову моего друга, говорила не со зла, а из-за усталости. Она мучилась оттого, что не ощущала стабильности. Благополучие в ее жизни было сиюминутным и в любой момент готово было развалиться — Наталью Михайловну могли уволить с работы и что тогда, чем кормить детей? На них одной одежды не напасешься — растут из дня в день. Однажды она не удержалась и со слезами на глазах пожаловалась:

— Юра, мне тяжело. На мое место сто девушек метят, и каких? — Красавицы! Ради работы они готовы в любой момент отдаться начальнику. Я долго здесь не удержусь. Меня ждет психушка. А мой муж объелся груш. Он не может меня поддержать. Мне не моральная нужна помощь, а деньгами, не завтра, а сейчас!

Нет, в психушку Кустина не попала. Первым не выдержал мой друг. Я, недоумевал, как можно себя мучить, если в семье все-таки есть деньги. Пусть их зарабатывает жена, но на жизнь хватает и даже больше. На черный день всегда можно отложить. Ты, если не можешь, нет у тебя возможности обеспечить семью самолично, возьми на себя другие функции, например, по созданию в доме уюта и тепла.

Нет, мой друг таким не был — это мне было доподлинно известно. Уж кто-кто, а он себе покоя не давал, даже в хорошие, спокойные годы. Ну, а во время перестройки — полуголодного прозябания и всеобщей смуты, войны мнений и катастрофических действий ни чего хорошего для страны не сулящих, а лишь наносящих вред, вред и вред — он не выдержал, не мог выдержать — его начало «глючить».

Я об этом узнал от Натальи Михайловны. Она мне позвонила по телефону. Ее голос не сразу дошел до меня. Наверное, с полгода я не общался ни с ней, ни с Фоковым. У меня и раньше были перерывы, но они происходили из-за того, что я не мог лицезреть их обоих вместе. Тогда я сумел побороть обиды и не только созванивался, но и часто заезжал к ним домой. Евгений встречал меня в добротном дорогом халате. Указав мне рукой на диван, он садился в кресло, рядом возле него крутились две прелестные девчонки, дочки Натальи Михайловны. Они его называли папой.

И вот снова. Та же ситуация. Моему поступку не было оправдания. Надо же было такому случиться, чтобы за делами я совсем забыл о своих друзьях. Я себя чувствовал свиньей.

— Юра, ты нас бросил? — спросила Наталья Михайловна.

— Да нет, ну что ты говоришь, — ответил я.

— Нет, ты нас бросил! — далее я услышал короткие гудки. Первая мысль была, нас случайно разъединили. Я, начал перезванивать, но остановился — решил поступить иначе.

Что я мог сказать в свое оправдание? Нужно было каяться.

Я заехал в магазин, накупил подарков и поехал к ним домой. Дверь мне открыла Наталья Михайловна, моя Ната. Она была несколько не в себе. Я бы сказал пьяна. Однако запаха я не почувствовал.

Кроме нее в доме находились девчонки. У Жени с Наташей общих детей не было. Однажды я завел разговор на эту тему со своей подругой, поинтересовался. Она ответила просто:

— Я боюсь, ты ведь ревновать начнешь! Перестанешь ходить к нам в гости. А я без тебя не могу. Мне тяжело, — помолчала и добавила, — я не хочу от него детей, а вот от тебя бы… — и тут же засмеялась. — Я так и не понял ее тогда, то ли она пошутила, то ли сказала серьезно.

Я прошел в коридор, снял обувь, нацепил на ноги бархатные тапочки, которые мне поднесла Женя — дочка Натальи Михайловны. Лариса ее сестра чуть меньше ростом — младшая — стояла тут же рядом. Девчонки поприветствовали меня, и ушли гулять во двор.

— Женя, только пожалуйста не долго, — крикнула ей вслед, в коридор Наталья Михайловна и покачнулась.

Я остался на попечение их матери. Она повела меня в комнату.

— А где же хозяин? — спросил я, осмотревшись.

— Хозяин? — вопросительно переспросила Наталья