Арифметика подлости - Татьяна Туринская

Та с разбегу прыгнула к нему на колени:

— У, какой беспощадный! Так-таки и не поставишь несчастный зачетик собственной свидетельнице? Пожалел бы девку — у тебя что, мало других прогульщиц? Я хотела ее по магазинам потаскать — у нее неплохой вкус, с ней мне легче ориентироваться во всех этих торговых лабиринтах.

Шаловливые ручки невесты привычно скользнули за резинку спортивных брюк. То, что раньше наверняка взволновало бы, теперь вызвало неприязнь. Ручки шаловливые — это хорошо. Но сейчас его интересовали другие руки. Не Оленькины.

Опасаясь выдать чувства, Гена отстранился, преувеличенно демонстрируя непримиримость ко всем прогульщикам мира в лице несчастной Казанцевой:

— Я не шучу. Для меня это дело принципа. Я вашего брата-студента знаю, сам таким был: стоит одному сделать поблажку — пиши пропало. Сегодня после третьей пары она должна стоять у меня на пороге.

В прямоугольнике света появился знакомый покачивающийся силуэт. Как и в прошлый раз, солнце практически сняло с нее юбку, лишь черный контур снова оплетал ее ноги спиральною волной: по часовой стрелке, против часовой, снова по часовой.

И понял Гена: он все сделал правильно. Ничего страшного не произойдет, если перед свадьбой он позволит себе маленькую шалость. Пусть даже и с подружкой невесты.

Полюбовался издалека невероятно эротичным силуэтом, встал и направился к дверям:

— Это у меня кто?

Та охотно подхватила игру:

— Это у вас Казанцева.

— Вижу, вижу. Ну что ж, проходи, Казанцева.

Гостья переступила порог и прошла в каморку. Сам же Кеба пересек спортзал, запер дверь на задвижку. Вернулся в каморку, закрыл и вторую дверь, провернув замок на два оборота:

— Так-то оно лучше будет, вернее. А то в прошлый раз я даже двери не запер — забыл обо всем на свете.

Казанцева стояла посреди каморки, чуть расставив ноги и по обыкновению покачиваясь туда-сюда. Оставшееся за запертой дверью солнце уже не подсвечивало ни сзади, ни спереди, отчего Маринкина юбка враз потеряла прозрачность. Теперь каморку освещало лишь небольшое мутное оконце под самым потолком, выходящее в спортзал.

— А что, Геннадий Алексеевич, вы в прошлый раз занимались чем-то предосудительным?

В вопросе, да и в самом ее голосе слышалась наигранная наивность. Дескать — как, вы чем-то занимались? а я ничем! Собственно, это и не вопрос был — призыв к игре. Который Гена подхватил не без удовольствия: вот и умница, сама понимает, что ничего серьезного за их мимолетной связью не последует. Это всего лишь секс. Если двоим хочется близости — какой смысл отказываться от удовольствия?

— А ты полагаешь, мы в прошлый раз занимались обычными для преподавателя и студентки делами?

Подошел к ней почти вплотную, но с объятиями не спешил: наслаждался предвкушением. Взирал сверху, не скрывая хищной улыбки.

— А что предосудительного в том, что студентка помогает преподавателю с больной рукой заполнять журнал? — она смотрела на него, задрав голову. В улыбке — лукавая насмешка, в глазах — откровенный призыв.

Прежде чем откликнуться на этот призыв, Гене хотелось еще немножко насытиться блаженством преддверия, не менее волнительным, чем то, что последует за ним.

— Ты прекрасно знаешь, что с рукой у меня и тогда, и сейчас полный порядок. Это был только повод.

— Как и трюк с мячиками. А какое задание вы припасли для меня сегодня? Журнал, лестница, или, может, скакание через козла?

— Через козла? Пусть козлы сегодня отдохнут…

Хватит предвкушения. Она права — пора от слов переходить к делу. А то уже до козлов договорились.

Шутки кончились. Смеяться больше не хотелось. Хотелось большего, много-много большего. Гена прижал Маринку к себе, и, даже не поцеловав, нагло влез под юбку.

Она, конечно, и не надеялась, что они будут читать стихи Есенина. Но как-то уж слишком буднично: никаких тебе уси-пуси, 'я подарю тебе звезду'. Звезда, ясное дело, останется пришпиленной к небу — но хотя бы поцеловать для приличия можно?!

Вырвалась, укорила:

— Геннадий Алексеич, вы ничего не путаете? Я вообще-то пришла отрабатывать зачет. Мы с вами уже выяснили, что полы мыть я не люблю, зато пишу с удовольствием. Вот и загружайте меня работой. Что это у вас, у преподавателей, за привычка: чуть что — сразу под юбку?

Не дав ему одуматься, быстренько устроилась на стуле. Она-то сюда, конечно, вовсе не для писанины пришла, но уж больно он скор. По крайней мере, стулом она существенно осложнит ему задачу — не так легко будет лезть под юбку.

А главное, не решилась еще Маринка перешагнуть точку невозврата, после которой — только вперед. Думала, что готова, но в последний миг спасовала. Пока Кеба словами играл — ждала, когда, наконец, к делу перейдет: за плечи возьмет, поцелует. А он сразу под юбку.

Только, было, разочаровалась, как едва сдержала улыбку: такого поворота он явно не ожидал. Отлично! Предсказуемость женщину не красит.

— Писать? Тебе очень хочется писать? Вообще-то писать я и сам умею. Может, не так красиво, как ты, но все-таки с писаниной сумею справиться без тебя.

Как и в прошлый раз, он стоял позади стула, на который уселась Маринка. Как и в прошлый раз, приобнял за плечи. Разряд молнии последовал незамедлительно. Точка невозврата сильно придвинулась, показавшись не стоящей внимания преградой.

Откинув голову назад до упора, она поймала его разочарованный взгляд. Спросила кокетливо:

— А с чем не справитесь?

Знала, прекрасно знала, с чем он без нее не справится! Ради этого и пришла. Но голого секса, вот так, ни тебе 'здрасьте', ни тебе 'пожалуйста', не хотелось. Понимала, что романтики в их отношениях не предвидится, однако нельзя же так просто взять и влезть девушке под юбку!

Да и не готова была, еще надеялась устоять. Точка невозврата, хоть и сильно потерявшая в значимости, еще не была преодолена. Не хотелось предавать Ольгу. Конечно, если сил на сопротивление не останется — придется сдаться.

Но может, обойдется без предательства? Может, они заблудятся в словах, и все кончится, не начавшись? Как в прошлый раз? Она только еще раз почувствует его руки на своих бедрах — и всё. Ей этого хватит. Только руки на бедрах — большего не нужно. И сама помнила пьянящее ощущение, и Ольга растормошила, разбередила душу красочными своими восторгами. Ну кто ее тянул за язык?!

Наклонившись, Гена поцеловал ее перевернутое лицо в губы, в подбородок, добрался до шеи. Руки его оказались на Маринкиной груди, проникнув в запретную зону через ворот блузки, и по ее телу разлилась теплая волна.

Вот чего она ждала. Не грубого секса — нежности, ласки. Любви. Пусть одноразовой, но любви: ведь сейчас, в эту минуту, Кеба любит ее. Пусть не как Ольгу, но именно в эту минуту Маринка дорога ему не меньше.