Юрий Никулин - Иева Пожарская

Пока Юра трясся в трамвае, шел по Разгуляю к Токмакову переулку, сердце так бешено колотилось у него в груди, что он подумал: наверное, вот так люди умирают от радости. У ворот дома Юру уже ждала мама. Мама! За годы войны она постарела: лицо осунулось, волосы совсем побелели.

Вскоре появился его лучший школьный друг Шура Скалыга. Он недавно вернулся из Венгрии, где служил в танковых частях. На его груди поблескивал орден Славы 3-й степени. Вместе с Шуркой, наскоро поев, Юра помчался на «Динамо». Отец стоял, где и договаривались, на контроле у Южной трибуны. Юра еще издали заметил его сутулую фигуру в знакомой серой кепке. Он кинулся к отцу, и пока они обнимались и целовались, Шурка Скалыга кричал:

— Глядите! Глядите! Они всю войну не виделись! Он вернулся! Это отец и сын!

Под эти крики Юра вдвоем с другом прошли мимо ошеломленных контролеров на один билет. Как сыграли в тот день «Спартак» и «Динамо», Никулин не помнил, но матч стал для него праздником. Из воспоминаний Юрия Никулина: «Я в Москве. Дома. И как в доброе довоенное время, сижу с отцом и Шуркой Скальной на Южной трибуне стадиона "Динамо", смотрю на зеленое поле, по которому бегают игроки, слышу крики и свист болельщиков и думаю: "Вот это и есть, наверное, настоящее счастье"».

Отец почти не изменился. У него по-прежнему было молодое без морщин лицо и ни одного седого волоса. Правда, он стал носить очки и начал курить [23]. Когда после матча все пришли домой, Владимир Андреевич торжественно достал из ящика своего письменного стола коробку папирос «Казбек», где лежала недокуренная папироса, на мундштуке которой он сделал надпись: «9 мая 1945 года». Именно в тот день отец не докурил папироску и решил, что докурит ее, когда сын вернется из армии.

Пока мама готовила ужин, Юра вышел во двор в гимнастерке с тремя медалями на груди: «За отвагу», «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией». Все вокруг выглядело необычным и странным, хотя вроде бы во дворе ничего и не изменилось с тех пор, как он ушел в армию. Просто на всё вокруг Юра смотрел уже другими глазами. В армии он стал взрослым.

Война наложила свой отпечаток на всё: и на внешность, и на психологию людей. Жизнь в 1946 году была трудной, попрежнему существовала карточная система. Но война научила людей терпеть. Долго Юра не мог разобраться в продовольственных карточках — что и по каким талонам можно получать. Каждый работающий прикреплялся к определенному магазину-распределителю, где имел право «отовариваться». Появилась шутка:

— Земля вертится?

— Вертится.

— А почему люди не падают?

— Потому что прикреплены к магазинам.

С грустью Юра узнавал о друзьях и знакомых, не вернувшихся с войны. Из его бывшего десятого «А» погибло четверо, из ребят со двора — двенадцать человек. Из писем родителей Юра, находясь еще на фронте, знал о гибели многих своих товарищей. Но теперь, встречаясь с родителями погибших, он намного сильнее ощущал горечь и печаль утраты. И все время чувствовал себя виноватым перед родителями своих погибших друзей. Виноватым в том, что остался жив. Юре казалось, что его появление делает их горе еще более горьким, более острым. Наверное, так оно и было.

Первый месяц жизни в Москве ушел на хождение по гостям, к родным, знакомым, везде были расспросы и угощение [24]. В первый же день по приезде домой Юра встретился со своей любимой. Бывшая одноклассница, эта девушка понравилась ему еще в школе, но о своих чувствах он в ту пору молчал. Видимо, Юра тоже ей нравился, потому что девушка сама, первая, написала ему в армию сразу после финской войны. Между молодыми людьми завязалась переписка, которая продолжалась до последнего дня Юриной армейской службы. В одном из писем с фронта Юра попросил ее прислать ему свою фотографию, и девушка прислала ее. Он прикрепил фото на внутреннюю сторону крышки своего дембельского чемодана, рядом с фотографией динамовцев. Иногда в землянке Юра садился перед коптилкой, ставил рядом фотографию своей девушки, смотрел на нее и писал ей. Юра многозначительно подчеркивал, что скучает без нее, что ее письма для него всегда удивительная радость. Свои письма к ней он обычно заканчивал фразой «Крепко жму руку». А в одном из последних писем, примерно за полгода до демобилизации, в последней строчке, волнуясь, вывел: «Целую крепко».

Из воспоминаний Юрия Никулина: «После футбольного матча я позвонил ей и договорился о встрече возле Елоховского собора.

— Юрка, ты совсем стал взрослый, — сказала она.

А я стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что сказать, и от волнения расправлял усы, которые, как мне казалось, придавали лицу бравый вид. В тот вечер в подъезде я в первый раз ее поцеловал. А потом долго не отпускал, не давал уйти. Она, вырывая свою руку, говорила шепотом:

— Не надо, может выйти папа».

Молодые люди стали встречаться, ходить в театр, в кино. Девушка несколько раз приходила к Никулиным в Токмаков переулок. Родителям Юры она нравилась. Как-то зашел в комнату к Никулиным дядя Ганя и спросил: «Ну, что? У тебя с твоей дело на мази? Похоже, женишься?» Юра ответил, что хотел бы сделать предложение, но жить-то им негде: она тоже жила в одной комнате с родителями. Тогда дядя Ганя сказал, что молодые люди могут занять маленькую комнатку в их квартире, которой все равно никто не пользуется. «Вот и жилье тебе, Юра!»

Через два дня на той же лестничной клетке, где он впервые поцеловал свою любимую, Юра сделал ей предложение. Мог бы сделать и у нее дома, куда не раз заходил, но постеснялся. В семье была сложная ситуация: отец и мать девушки находились в разводе, но жили в одной комнате, перегороженной пианино и ширмой. Друг с другом они не разговаривали. В тот вечер, когда он попросил ее руки, она почему-то сразу не ответила, а попросила: «Приходи завтра, я тебе все скажу».

На следующий день, когда они встретились на бульваре, она, не поднимая глаз, сообщила, что Юру любит, но по-дружески, а через неделю выходит замуж. Он летчик, и дружит она с ним еще с войны, просто раньше ничего об этом Юре не говорила. В общем, девушка предложила остаться друзьями…

Вот так рухнули надежды, крахом закончилась Юрина первая любовь. Переживал он страшно, всю ночь бродил один по Москве. Родители утешали его, а дядя Ганя сказал: «Да плюнь ты на нее! Еще лучше встретишь. Сейчас после войны мужики нарасхват. И учти, в случае чего комната у тебя есть».

* * *

Надо было как-то вливаться в мирную жизнь, идти работать или учиться. Юра давно, еще в школе, решил, что станет актером. Из армии он вернулся с уверенностью, что ему будут открыты двери всех театральных вузов. Ну как же! Он ведь прошел войну да к тому же имел успех в армейской самодеятельности! И он подал документы в приемную комиссию актерского факультета ВГИКа — Всесоюзного государственного института кинематографии. Начал готовиться к экзаменам и решил, что перед экзаменационной комиссией будет читать басню Крылова «Кот и повар», а из стихотворений — пушкинского «Гусара»:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});