Юрий Никулин - Иева Пожарская

В переполненном товарном вагоне, лежа на нарах с подложенным под голову вещмешком, Юра размышлял, как теперь жить дальше. Через полгода ему исполнится 25 лет — вполне взрослый человек. Не будь войны, он к этому времени приобрел бы уже какую-нибудь профессию, женился, начал самостоятельную жизнь. В армии его кормили, одевали, будили, за Юру все время думали, им руководили. Единственной его заботой было не терять присутствия духа, стараться точнее выполнить приказ и по возможности выжить — уберечься от осколков и пуль. И всё! Много это или мало? На «гражданке», дома всё будет по-другому, а как именно, он не знал и даже не мог себе представить.

Но в армии и на войне Юра и научился многому. Он понял цену жизни и цену куска хлеба. Много это или мало? И хотя он возвращался домой немного растерянным, полным сомнений, главное, что ощущал — радость. Радовался тому, что остался жив, что его ждут дома родные и друзья. Они виделись Юре такими же, какими он их оставил семь лет назад, когда уходил в армию. Ну, наверное, постарели немного, похудели, но ведь те же! «Всё образуется, — думал Юра. — Если пережил эту страшную войну, то всё остальное как-нибудь преодолею».

На войне Никулин не раз вспоминал роман Ремарка «На Западном фронте без перемен». Главный герой романа и его друзья, отучившись в институте, сразу же оказываются на фронтах Первой мировой войны. Все они еще молоды, у всех свои мечты и цели в жизни, но война ломает их, как ломает любого человека… «Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов». С этих слов начинается роман Ремарка. И заканчивается: «Дни, недели, годы, проведенные здесь, на передовой, еще вернутся к нам, и наши убитые товарищи встанут тогда из-под земли и пойдут с нами; у нас будут ясные головы, у нас будет цель, и мы куда-то пойдем, плечом к плечу с нашими убитыми товарищами, с воспоминаниями о фронтовых годах в сердце. Но куда же мы пойдем? На какого врага? Мы вернемся усталыми, в разладе с собой, опустошенными, вырванными из почвы и растерявшими надежды. Мы уже не сможем прижиться.

Да нас и не поймут — ведь перед нами есть старшее поколение, которое, хотя оно провело вместе с нами все эти годы на фронте, уже имело свой семейный очаг и профессию и теперь снова займет свое место в обществе и забудет о войне, а за ними подрастает поколение, напоминающее нас, какими мы были раньше; и для него мы будем чужими, оно столкнет нас с пути. Мы не нужны самим себе, мы будем жить и стариться, — одни приспособятся, другие покорятся судьбе, а многие не найдут себе места. Протекут годы, и мы сойдем со сцены.

…Я встаю. Я очень спокоен. Пусть приходят месяцы и годы, — они уже ничего у меня не отнимут, они уже ничего не смогут у меня отнять. Я так одинок и так разучился ожидать чего-либо от жизни, что могу без боязни смотреть им навстречу. Жизнь, пронесшая меня сквозь эти годы, еще живет в моих руках и глазах. Я не знаю, преодолел ли я то, что мне довелось пережить. Но пока я жив, жизнь проложит себе путь, хочет того или не хочет это нечто, живущее во мне и называемое "я"» [21].

И вот осенью 1944 года в освобожденной Риге, в подвале одного из домов, разбитого снарядом, Юра с Ефимом Лейбовичем наткнулись на груду книг, среди которых они нашли роман Ремарка «Обратный путь». Он позже издавался в СССР под названием «Возвращение» — роман о судьбе солдат Первой мировой, вернувшихся домой.

«Часть моей жизни была отдана делу разрушения, отдана ненависти, вражде, убийству. Но я остался жив. В одном этом уже задача и путь. Я хочу совершенствоваться и быть ко всему готовым. Я хочу, чтобы руки мои трудились и мысль не засыпала. Мне многого не надо. Я хочу всегда идти вперед, даже если иной раз и явилось бы желание остановиться. Надо многое восстановить и исправить, надо, не жалея сил, раскопать то, что было засыпано в годы пушек и пулеметов. Не всем быть пионерами, нужны и более слабые руки, нужны и малые силы. Среди них я буду искать свое место. Тогда мертвые замолчат, и прошлое не преследовать меня, а помогать мне будет…

…Еще часто придется мне снимать свой ранец, когда плечи устанут, и часто еще буду я колебаться на перекрестках и рубежах, и не раз придется что-то покидать, и не раз — спотыкаться и падать. Но я поднимусь, я не стану лежать, я пойду вперед и назад не поверну. Может быть, я никогда не буду счастлив, может быть, война эту возможность разбила и я всюду буду немного посторонним и нигде не почувствую себя дома, но никогда, я думаю, я не почувствую себя безнадежно несчастным, ибо всегда будет нечто, что поддержит меня, — хотя бы мои же руки, или зеленое дерево, или дыхание земли» [22].

Эту книгу Ремарка Никулин с Ефимом Лейбовичем прочли запоем. Она потрясла их своей убедительностью и откровенностью. Юра читал роман и все примеривал чувства его персонажей на себя — герои-то его ровесники, он тоже прошел войну и возвращался домой. Он не думал, что его ждет безысходность, как считали герои Ремарка, не чувствовал опустошенности, но понимал, что перестраиваться будет трудно. Но сколько лет спустя, когда Никулин уже женился, Татьяна, его супруга, спросила: «Ремарк пишет о сломанном, потерянном поколении, а ты был сломан войной?» Он сказал: «Да». В повседневной жизни этого не ощущалось, но, видимо, внутренний надлом все-таки был…

СНОВА В МОСКВЕ

День 8548-й. 22 мая 1946 года. Дома!

Через четыре дня Юрий Никулин стоял в Москве на площади Рижского вокзала. Был солнечный день, Юра шагал по Москве со своим черным фанерным чемоданчиком, — тем самым, дембельским! — в котором лежали толстая потрепанная тетрадь с песнями, записная книжка с анекдотами, книги, письма от родных. Еще на вокзале он подошел к телефону-автомату и, дрожащей рукой опустив монетку, услышав гудок, набрал домашний номер. Из воспоминаний Юрия Никулина:

«— Слушаю, — раздалось в трубке. К телефону подошла мать, я сразу узнал ее голос.

— Мама, это я!!!

— Володя, это Юра, Володя… — услышал я, как мама радостно и взволнованно звала отца к телефону. А отец вдруг, как будто я и не уезжал на семь лет из дому, сказал:

— Как жалко, что поезд поздно пришел. Сегодня твои на "Динамо" играют со "Спартаком".

Я почувствовал в голосе отца нотки сожаления. Он собрался идти на матч и, видимо, огорчился, что придется изменить планы и остаться дома. Тогда я сказал, чтобы он ехал на стадион, а сам обещал приехать на второй тайм. Отец обрадовался. Договорились, что отец возьмет мне билет и мы встретимся после первого тайма на контроле у входа на Южную трибуну стадиона».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});