Из тьмы - Антон Чиж

– Раз так… – проговорил пристав, возвращая опасный документ. – Как прикажете… Слушаюсь…

– Для вашего спокойствия оставлю служебное распоряжение… – Ванзаров попросил чистый лист бумаги и быстро написал расписку. Что было с его стороны вовсе не обязательно, но стало проявлением чистого добросердечия. А то ведь случись что – как доказать, что не самовольничал Давыдов, а выполнял приказ. Пристав немного успокоился и предложил пройтись, благо от участка до места преступления было рукой подать.

Печать с входной двери он сорвал сам. Господам предложил пройти первыми: он все равно уже в квартире все видел и описал. Ничего там нового нет.

– Где сейф?

Ендрихин указал на открытую дверь, что вела из гостиной.

Обстановка квартиры говорила, что обжить ее как следует не успели. Князь даже не расставил фотографии и прочие безделушки, сказавшие бы о его характере и проявленные в интерьере его дома. На спинку стула был повешен пиджак от смокинга, который князь так и не успел надеть. Кровать в спальне была аккуратно застелена, небольшой платяной шкаф стоял с раскрытой створкой, за которой просматривалось несколько костюмов. В углу напротив кровати стоял массивный английский сейф, который под силу было втащить не менее четырем крепким грузчикам. Черный куб был украшен накладными жезлами и коронкой в виде ракушки. Позолота истерлась, грани сейфа несли на себе следы долгой и верной службы.

Давыдов передал ключи и предпочел отойти в сторонку. Ванзаров сорвал бумажную полосу с печатью Особого отдела и росписью Гуровича.

– Открывайте, – сказал он, передавая ключи Ендрихину. – Не хочу возиться с незнакомым замком.

Ендрихин вставил ключ в замочную скважину, и защитный щиток с тихим лязгом поддался.

– Неужели и сейф для вас не проблема открыть при желании?

– Мастерству медвежатника надо учиться с юности. Это дело тонкое, не то что в карты играть, тут быстро не научат, – и Ванзаров подмигнул приставу. Чем привел его в смущение: это что же значит, господин чиновник сыска обучается у жуликов? Да быть такого не может…

Замок издал надлежащий троекратный хруст, Ендрихин крутанул поворотную рукоятку и под ржавый скрип распахнул дверцу.

Пристав не понял, что произошло. Господа стояли и рассматривали сейф. А рассматривать было исключительно нечего. То есть изнутри стальной ящик был совершенно пуст. Как будто там и не было ничего. Давыдову показалось, что эти двое так хорошо понимают друг друга, что общаются на каком-то неслышном языке.

– Вы знали? – наконец проговорил Ендрихин.

– Я знаю далеко не все, – ответил Ванзаров.

– Увиливаете.

– Для начала держите слово, ротмистр.

– Не сомневайтесь. Так как?

– Сейчас не время. Позже…

Давыдову показалось, что он тут лишний. Раз уж сорвали священную печать, то ничего более страшного Ванзаров устроить не сможет. Вежливо кашлянув, пристав показал, что проветрится снаружи, чем заслужил немую благодарность Ванзарова.

– Я жду, – сказал он, когда из прихожей долетел звук закрываемой двери.

Ендрихин был серьезен и сосредоточен до крайности. Словно перед ним стояла неразрешимая задача.

– Об этом не должен знать никто. Обещайте…

– Зависит от того, что пропало.

– Ничего посягающего на безопасность государства там не было: ни плана заговора, ни приказа к мятежу добровольцев, как многим бы хотелось. Даю слово.

– Этого мало.

– Ну зачем вам?

– Чтобы найти убийцу. Никаких других целей у меня нет. Что такое ценное здесь хранилось? Золотые слитки с рудников Южной Африки?

– У правительства буров было очень плохо с деньгами, их практически не было, – ответил Ендрихин, глядя в нутро сейфа. – Но зато было в достатке необработанных алмазов из рудника Кимберли.

– Сколько хранилось здесь?

– Это был наш резервный фонд. В нынешней ситуации, когда офицеры добровольно ушли со службы, а пенсии им назначать никто не спешит, он бы очень пригодился. Тем более возвращать на службу их тоже не хотят. Они стали опасны. Хлебнули воздуха борьбы за свободу. Как с таким опытом можно допускать офицера до командования солдатами? А если ему чего в голову взбредет? Вот пусть и сидят на хлебе и воде… Думаю, что вскоре эта ситуация изменится. Но нам ее надо пережить…

– Необработанные алмазы значительно дешевле бриллиантов, – сказал Ванзаров.

– Там было несколько очень крупных камней.

– Насколько крупные?

Ендрихин изобразил размер пальцами. Это были серьезные самородки.

– У нас есть покупатель, который готов дать очень хорошую цену, – сказал он. – Мы бы продержались. А теперь…

– Иными словами, князь Вачнадзе был кем-то вроде графа Витте[14] для добровольцев…

Ротмистр только кивнул.

– Кто знал об этом кладе?

– Я и еще несколько близких офицеров, – сказал Ендрихин и, опережая неизбежный вопрос, добавил: – Их имен я вам не открою. Даже если будете махать у меня перед носом приказом самого Сергея Эрастовича…[15]

– Нет, не буду, – скромно ответил Ванзаров. – В чем хранили алмазы: в коробке из-под конфет или из-под сигар?

– Мешочек черной кожи.

– Размер – вот такой… – Ванзаров держал в ладони невидимое, обхватив пальцами.

– Вы чрезвычайно догадливы, господин Ванзаров. Я бы сказал: пугающе догадливы…

– Не убеждайте меня, что вы испугались.

– Мне теперь некогда пугаться, – ответил Ендрихин и принялся натягивать перчатки.

– А что так?

– Будем искать предателя… Или глупого болтуна…

– Мой совет: если найдете – не спешите вершить самосуд. Позовите меня.

– Это наше внутреннее дело.

– Позовите, не пожалеете. Я, как инквизитор, обучен изощренным пыткам…

На удивленный взгляд Ванзаров ответил чрезвычайно серьезным выражением лица.

– Одно мне скажите, догадливому, – почему такую ценность не хранили в сейфе банка?

– Хранили. Да вот только сегодня или завтра должна была состояться сделка…

– Предлагаю навестить вашего коммерсанта, – сказал Ванзаров.

– Зачем же… – начала Ендрихин и осекся, как видно что-то сообразив. – Жду вас через час в кафе «Польское» на Михайловской.

– Непременно буду в маске, – сказал Ванзаров и предложил не испытывать терпения пристава.

Ендрихин не ушел, пока не закрыл сейф на ключ и не проверил, надежно ли заперта пустота.

• 35 •

Ирэна не вполне отчетливо помнила, как очутилась здесь. Кажется, она назвала извозчику какой-то адрес, в дороге перед глазами пронеслись мутные пятна, прежде чем она поняла, что коляска остановилась. Извозчик позвал, расплатилась с ним не глядя. Он благодарил и кланялся, наверное, дала слишком много, потом оказалась за столиком с чашкой кофе… Официанты бегают, дамы пирожные кушают… Ирэна зажмурилась так, что в глазах запрыгали острые искорки, потом осмотрелась. Все было на месте. Она в любимом кафе «Польское», и она не сошла с ума.

Но ведь вчера это было! Что самое ужасное, милый доктор Чечотт ей не поверил… Принял ее за дурочку, сумасшедшую. Теперь будет стыдно ему показаться…

Она покрутила кофе. В чашке ожил черный омут, что манил к себе. Нет, нельзя… Надо вспомнить, что было… Ирэна запомнила, как на нее несется огромный страшный конь с кровавыми глазищами навыкате. Потом что-то ее подхватило, понесло. Она закрыла глаза. И очнулась перед домом. Потом она помнит, как старалась успокоить отца, который был в истерике. Потом легла спать, не раздеваясь, и сегодня весь день не может найти себе места. Кто ее спас?

Этот вопрос не давал покоя. Ей казалось, что она знает ответ, но он был столь странен, что принять его она не могла.

Чашка была отставлена в сторону. Ирэна задумалась, опершись на руку, и невольно дернула локтем. Она ощутила, как локоть толкнул чашку. Сейчас-сейчас охнет мерзкий звук разбитого стекла, крики, суета официантов. Как же это не вовремя. Вечно она бьет посуду, просто наказание какое-то… Ирэна вся сжалась, словно разбитая чашка станет самым страшным испытанием в ее жизни.

Ничего не случилось. Звон задерживался. Чашка стояла на столике чуть дальше. Она подумала, что совсем лишилась рассудка и ей мерещится. Чтобы не закричать, она глубоко вздохнула и заметила, что рядом держится чья-то тень. Ирэна быстро оглянулась. Ей поклонился моложавый господин приятного, располагающего вида, с пышными бакенбардами и доброй, почти наивной улыбкой, какую так обожают барышни. Он изысканно поклонился.

– Прошу меня простить за дерзость, но я счел за лучшее не дать вашей чашечке превратиться в осколки… Но если вы прикажете, расколошмачу ее в ту же секунду!

Лицо его было столь милым и открытым, что Ирэна невольно улыбнулась.

– Благодарю вас, я немного задумалась… – проговорила она.

– Одно оправдывает, Ирина Станиславовна, мою невежливость знакомства с дамой в публичном месте, так это то, что мы с вами знакомы…