Исцели меня (СИ) - Юнина Наталья

— Да здесь они, здесь.

— Ты поставь рядом. Я пока только огурчики на веки положу и пластырь от черных точек. А потом тканевую.

— Время засекать?

— Нет. А принеси мне, пожалуйста, еще стакан апельсинового сока и трубочку.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Неа. Возвращайся, я тебе расскажу продолжение про Марата-Арарата.

— Надо же, героиня уже гречку собрала?

— И не только, — тянусь за огурцами и накладываю на веки. И все-таки жизнь не так уж и плоха…

От теплой воды и полного расслабления, дико хочется спать. И заснула бы, если бы Варя не подала мне в руки стакан с прохладным соком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Спасибо. Значит слушай дальше.

Прошло полгода. Мучительные шесть месяцев, во время которых Кристине удалось не только собрать всю гречку с пола, но и сбежать из дома любимого некогда бандита. За эти полгода девушка успела найти себе и скромное жилье в пятикомнатной квартире, и работу служанки у местного криминального авторитета — Булата. Но случилось так, что любимый бандит нашел Кристину, когда та уже забыть про него забыла и делала домашний хрен. Глаза так слезились от столь ядреного растения, что девушка не сразу заметила перед собой любимого.

— Собирайся, будешь отрабатывать долг, — без приветствий крикнул любимый бандит.

— Какой еще долг?!

— Да какой угодно. Ты оказалась дочерью моего давнего врага.

— Что ты несешь, Булат?!

— Я — Марат!

— Тьфу, блин, опять попутала.

— Попутала?! А ну живо на колени.

— И не подумаю, — уверенно бросила девушка. — Мне хватило прошлого раза, когда я стерла коленки, собирая три дня гречку.

— На колени, я сказал. Иначе живой отсюда не выйдешь.

Девушка долго думала, но все же встала на колени перед любимым.

— От кого ты беременна, неверная?!

— От тебя, Марат! От тебя!

— Мы с тобой не были вместе девять месяцев! Кто отец ребенка, живо говори! — Марат схватил со стола стебель хрена и ударил любимой по лбу. — А ну говори кто.

— Ты. Это получилось случайно. Перед нашей с тобой ссорой, я устроила постирушечные дни. Оказалось, что я постирала все свое белье.

— И что?!

— И пришлось надеть твое белье. Твои боксеры.

— И?

— Ты не понял, я надела твои… нечистые трусы. Вот так семя любви попало в меня. Это твой ребенок, клянусь всеми бандитами и авторитетами, Ара… Марат.

— Чем докажешь?

— Когда он родится — ты поймешь, что он твой.

— А если нет?

— Я буду до конца жизни собирать на коленях гречку.

— Ладно. Рррррр… моя!

— Следующее продолжение через две недели. Ну как?

— Браво. Нелепые истории ты придумываешь лучше, чем сообщения, — я бы могла сказать, что мне послышался хорошо знакомый мужской голос, но когда с моего левого глаза стянули огурец, и я приоткрыла глаз, я однозначно поняла — не показалось. — Привет.

Глава 23

Сердце грохочет как ненормальное. От страха я не чувствую тела. Кажется, у меня даже руки ватные. И мысли… ни одной связной мысли. Это паника или ступор? И язык к небу прирос! Хочу позвать Варю, но не получается. Скорее всего я и дальше пребывала бы в состоянии овоща, если бы Бестужев не поднес огурец к своему рту и… не съел бы его. Шумно сглатываю образовавшийся комок в горле, наблюдая за тем, как Глеб продолжает разжевывать… мою маску. Он съел огурец с моего глаза?! Мне ведь это сейчас не показалось?!

— Соленький, все как я люблю. Опять что ли плакала?

— Ты что больной?!

— Кажется, я уже говорил, что нет. По крайней мере, без видимых патологий после медицинских обследований. И почему любовь к малосольным огурцам делает меня вдруг больным? — привстает с корточек и выпрямляется во весь рост. И тут ко мне, наконец, вернулось связное мышление.

— Варяяяаааааааа! Варя! Варя иди сюда! Срочно! — ору, что есть сил. Настолько громко, что, кажется, сама оглохла от своей сирены. — Варяяааааа!

— Про оперную певицу ты оказывается не врала. Однако не фальшивь, Соня. Давай чуть потише. Я сказал Варе не приходить сюда в течение хотя бы десяти минут, нам надо с тобой потихоньку налаживать контакт, — как всегда невозмутимо и спокойно произносит Бестужев, закатывая рукава на белоснежной рубашке. — А учитывая, что, по сути, ее работодатель сейчас я, она, как послушная и умная девушка, поняла меня с первого раза и мешать нам не будет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Следом за рукавами Глеб расстегивает пуговицы на рубашке. И вот сейчас я вообще не понимаю, что делать. Отомри, София!

— Только тронь меня! Я тебе этим стаканом голову разобью, понял?! — сжимаю со всей силы бокал с соком.

— Во-первых, не надо говорить предполагаемому насильнику о своих намерениях, я же теперь к этому готов. Мы, кажется, это уже проходили. Во-вторых, — присаживается на бортик ванны. — Тут душно и повышенная влажность, поэтому я расстегнул две пуговицы на своей рубашке, — кладет руку поверх моих ладоней, сжимающих стакан. — В-третьих, не будь жадиной, дай попить, пожалуйста.

На его просьбу я никак не реагирую. Кажется, еще сильнее сжимаю стакан. Вот только Бестужев его все же вырывает из моих рук, от чего его содержимое немного выплескивается наружу.

— Спасибо, жадная девочка Соня, — и действительно отпивает почти весь сок. — Я просто голоден и хочу пить. С твоего позволения я закушу вторым кусочком, — тянется к моему лицу и убирает с глаза оставшийся огурец. Господи, я про него и забыла. — Вкусные огурчики.

— На кухне их много. Выйди отсюда и ешь свои огурцы сколько влезет!

— Поужинаем вместе примерно через минут сорок, максимум час. Я как раз попросил Варю заказать спагетти с морепродуктами. А огурцами я не наемся. Кстати, что я сделал такого, что ты меня боишься? — опускает руку в воду, но меня при этом не касается. Скорее так проверяют воду. — Разве я давал тебе хоть какой-нибудь повод, что применю к тебе какую-либо физическую силу? Или к чему-то принуждал? Не приводи в пример наш будущий брачный союз. Ты сама этого захочешь через некоторое время. Будь так добра, ответь на вопрос честно, а не в стиле «ничего не знаю, ты — свинья» или «пошел вон отсюда». А на мою руку еще как-нибудь насмотришься.

— Не давал, — цежу сквозь зубы, опускаясь глубже в воду. Моего обнаженного тела не должно быть видно. Пены еще достаточно, но она тает на глазах. Как мне себя сейчас вести?! Вот как? К такому меня жизнь не готовила. Приняла, блин, впервые за столько времени ванну. Чувствует моя онемевшая от страха и стыда задница, что запомню я это надолго.

— Тогда и не надо меня бояться. Еще раз, если непонятно — я не сделаю тебе ничего плохого. А если когда-нибудь какое-либо мое действие ты расценишь именно так, то советую включить голову на максимум и посмотреть на это с другой стороны. У меня нет цели сделать тебе плохо, наоборот. Всегда, когда приходит неясная дурь в голову, а она, к слову, приходит иногда ко всем, вспоминай нашу первую поездку в машине. Поиметь тебя во всех смыслах этого слова и посадить в подвал — я мог еще тогда. Ну ведь я не сделал этого, имея кучу возможностей. Я все понятно объяснил?

— Вполне. А тебе понятно, что я голая в ванной?

— Понятно.

— Так если понятно — уйди! Нормальные люди не вваливаются в ванную к другим голым людям без разрешения!

— Ну ты уж определись. То приди, то уйди.

— Я не просила тебя приходить! — возмущённо бросаю я.

— Да что ты говоришь? — кажется, впервые на лице Бестужева я вижу эмоции, что-то типа «девочка, а ты не офигела, ли?» — Сообщение мне кто отправил? Ты?

— Я. Но это было не тебе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ну, конечно, не мне, а Марату или Булату, — вот сейчас цвет моего лица приобрел, как минимум, помидорную окраску от стыда. Боже, он все это слышал… какой позор! Соберись, София! Хватит раскисать.

— А причем тут вообще мое сообщение? — как можно спокойнее интересуюсь я.

— Ты точно хочешь услышать ответ на этот вопрос?