Последняя загадка парфюмера - Евгения Грановская

Корсак вошел в полутемный подъезд, поднялся на свой этаж и остановился перед дверью. Сердце его учащенно забилось. Можно обмануть глаза и уши, но нос не обманешь. Она здесь. Корсак узнал аромат духов, который тревожил, как может тревожить тихая красивая мелодия, звучащая черт знает где, за пятью стенами и предназначенная для чужих ушей.

Корсак осторожно открыл дверь, закрыл ее за собой на замок, прошел, не разуваясь, в комнату и зажег свет.

Ольга Фаворская сидела в кресле, закинув ногу на ногу, прикрыв глаза. Когда зажегся свет, она прищурилась и посмотрела на Глеба. Выглядела Ольга роскошно. Темные густые волосы, ярко накрашенные губы, узкая черная юбка и полупрозрачная кофточка, сшитая из какой-то немыслимой ткани – тоньше и невесомей сигаретного дыма. Глеб встал у двери и уставился на ее стройные загорелые ноги, открытые до самых бедер.

– Глеб! – сказала Ольга, улыбнувшись. – Наконец-то! Я жду уже полчаса!

Глеб прошел в комнату и сел на диван.

– Как ты вошла? – хмуро спросил он.

– Восемь лет назад ты дал мне ключ, – ответила Ольга. – За все эти годы ты так и не удосужился сменить замок.

Глеб поморщился и потер пальцами лоб. Опять начиналась мигрень.

– Я тут немного ограбила твой бар, – сказала Ольга и показала на стоявшую у ее ног бутылку коньяка. – Ты бы все равно меня угостил, а ждать просто так невыносимо.

– Зачем ты пришла?

– Я скучала.

Ольга встала с кресла и подошла к Глебу так близко, что у него закружилась голова. Затем взялась пальцами за полы кофточки и одним плавным движением сняла ее. Корсак почувствовал, как кровь прилила к щекам, как предательски задрожали пальцы, сжимающие сигарету.

Ольга села Глебу на колени, обняла его за шею и прижалась теплыми губами к его губам. Язык быстрый и горячий, метался между губ Корсака, как обезумевший птенец. Глеб слегка прикусил его. Ольга отпрянула и посмотрела на журналиста с удивлением. Ее пушистые ресницы подрагивали, на самом дне карих глаз светились искорки, как золотые монетки на дне фонтана.

Ольга неуверенно улыбнулась, вынула из его пальцев сигарету и, сделав затяжку, притушила ее в пепельнице. Потом взяла ладонь Глеба и положила себе на грудь. Глядя на ее совершенное тело, Корсак вдруг вспомнил кадры нацистской хроники тридцатых годов. Ночь амазонок в Мюнхене, факельное шествие, белокурые арийки, восседающие на конях нагишом. Вспомнил их белые груди с маленькими сосками, тугие бедра, самодовольные лица.

– Ты по-прежнему считаешь меня красивой? – тихо спросила Ольга, внимательно вглядываясь в глаза Корсака.

– Да, – ответил Глеб.

– Тогда чего же ты медлишь?

Ольга прижалась к Корсаку еще сильнее и снова попыталась его поцеловать. Он отстранился.

– Что случилось? – удивленно спросила Ольга. – Я уже недостаточно хороша для тебя?

– Слишком хороша, – ответил Глеб.

Ольга усмехнулась, провела пальцем по его носу – от горбинки до верхней губы – и сказала:

– Я замерзла. Налей мне чего-нибудь выпить.

– Может, ты лучше что-нибудь на себя накинешь?

– Может, ты лучше меня поцелуешь? – Она мягко коснулась пальцами его лба. – Ну не хмурь лоб. Это тебя старит.

Корсак хотел что-то сказать, но Ольга положила свои мягкие, теплые пальцы на его ладонь. Он высвободил руку и поднял с пола бутылку. Отхлебнул из горлышка и протянул бутылку Ольге. Когда Ольга отпивала, на шее у нее дрогнула жилка. Глеб едва не застонал – ему вдруг до смерти захотелось поцеловать эту жилку.

– Я совсем пьяная, – с улыбкой произнесла Ольга.

Голос ее стал томным и ленивым, словно разговор ей ужасно наскучил. Она поставила бутылку на пол, затем взяла руку Глеба и положила ее себе на живот. Кожа была теплой и бархатистой. Повинуясь порыву, Глеб наклонился и поцеловал Ольгу в губы. Потом еще и еще. Остановиться он уже не мог…

Час спустя они лежали в постели; Глеб курил, а Ольга, с задумчивой улыбкой, положив щеку на ладонь, разглядывала его горбоносый профиль.

– И что все это значило? – спросил Глеб.

Ольга промолчала.

– Мы снова вместе? – спросил Глеб.

Ольга улыбнулась и сказала:

– А у тебя есть сомнения? – Она наклонилась и поцеловала его в плечо. Потом раздумчиво произнесла: – В прошлую нашу встречу ты рассказывал мне о картине.

– Да.

– Она все еще у тебя?

– Да.

– Но я ее не видела. Разве ты не повесил ее на стену?

– Я ее даже не распаковывал. Сунул за шкаф, и дело с концом.

– А ты… рассказал о ней племяннице Виктора?

– Нет.

Ольга облегченно вздохнула (или это только показалось Глебу?).

– Я узнавала, – сказала она. – Оказывается, Виктор купил ее нелегально, она не значится ни в каких каталогах. Как думаешь, может, нам с тобой ее продать?

Корсак протянул руку к ночному столику и стряхнул с сигареты пепел.

– Нет, правда, – снова заговорила Ольга. – Я знаю человека, который даст за нее хорошие деньги.

– Картина не моя, – спокойно сказал Корсак. – И не твоя. Владелица – Лиза Фаворская.

– Ты твердо решил?

– Да.

– И уже не передумаешь?

– Ты же меня знаешь, – сказал Корсак.

– Да, – грустно сказала Ольга. – Знаю. Если ты что-то решил, переубедить тебя невозможно.

– В этом мы с тобой похожи, – заметил Глеб.

Ольга вздохнула. Потом усмехнулась и сказала:

– Ладно, черт с ней, с этой картиной. Главное, что мы снова вместе. Иди ко мне!

Глеб затушил сигарету, повернулся к Ольге и обнял ее. И тут зазвонил телефон.

– Не бери, – сказала Ольга.

Телефон звонил и звонил. Прошла, наверно, целая вечность, а он все не умолкал. Корсак, чертыхнувшись, протянул руку, рывком поднял трубку и, прижав ее к уху, рявкнул: «Да!» Никто не отозвался. Он слышал только чье-то дыхание.

– Да говорите же вы, черт! Я же слышу, как вы там дышите!

За спиной у Глеба раздался странный щелчок. Журналист повернул голову, и тут что-то укололо его в шею. Перед глазами у Глеба поплыли желтые круги. Он хотел встать, судорожно ухватился пальцами за подушку, но потерял равновесие и сполз вместе с нею на пол.

15

Корсак приоткрыл глаза, но яркий свет из окна больно резанул по зрачкам, и он снова зажмурил веки.

– Ага, очнулся наконец, – услышал он негромкий мужской голос.

Глеб снова приоткрыл глаза.

– Давай-давай, просыпайся, спящая царевна, – насмешливо произнес тот же голос.

Верзила, сидевший в кресле, глянул на сильно опустевшую бутылку коньяка и ухмыльнулся:

– Что, приятель, слегка перебрал?

Корсак машинальным движением ощупал шею, ожидая обнаружить на ней что-нибудь вроде иглы, но ничего такого не было. Он разлепил слипшиеся губы и глухо произнес:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});