Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

несколько дней. Затем ударил мороз и за окошком повисли длинные ледяные сосульки. По лесу раздались скрипы и вздохи обмерзающих деревьев. Подсыпав в кормушку пшена для голодных синичек, я любовался ими, когда они слетались к окну. Поначалу недоверчивые птицы дичились и прятались за углом кельи, высовывая оттуда крохотные головки с любопытными глазками. Потом они перестали пугаться меня, и одна синичка до того осмелела, что влетела в раскрытое окошко и села мне на ладонь. То ли она перемерзла, то ли благодарила за поддержку, после чего, посидев немного и осмотрев келью, вновь выпорхнула обратно, где у окна летали ее обеспокоенные подруги.

У родника, куда понадобилось спуститься за водой, бросилась в глаза цепочка следов, лапа в лапу, уходивших дальше вверх по Бзыби. Присмотревшись, я обнаружил, что это волчьи следы. Пройдя некоторое расстояние вдоль следов, пересекающих мою снежную поляну, я обнаружил другую нитку таких же следов, метрах в ста повыше. Здесь они шли в обратном направлении. Словно акулы вдоль побережья, волчья стая вечером двигалась вверх в горы, а утром возвращалась сверху, разыскивая стада серн.

Но на этом моя робинзонада не закончилась. Спустя неделю, ранним утром у порога я заметил следы крупных кошачьих лап и струйку желтой жидкости на снегу. Отпечатки вели к большому буку, отмеченному такой же струйкой, огибали поляну и уходили в низовья ущелья. «Рысь! Ах ты, проказник, отметил мою келью! – рассмеялся я, но на всякий случай осмотрелся вокруг. – Теперь не погуляешь спокойно по лесу. Жаль…» Пришлось податься в келью. После чудного звездного Рождества унылый волчий вой терзал по ночам своей безысходностью.

Пребывание в молитве примирило душу со всеми обстоятельствами, которые прежде казались угрожающими, а теперь стали выглядеть вполне естественными. Лесные дебри жили своей жизнью, сокровенной и скрытой от глаз людей, как и до моего вселения на уединенную Грибзу, и будут жить точно так же, когда меня не станет. Ощущение полного единства с этим изначально слаженным бытием чистой природы, частью которой являлся и я, переполняло душу. Но вместе с молитвой в это всеединство жизни входила некая удивительная гармония духовного покоя и кротости, изливающимися из безпредельной любви милующего Бога, хранящего хрупкую красоту этого мира в Своих ладонях. Сердечная молитва непостижимо сочеталась с этой умиротворяющей благодатью Божественного присутствия, особенно ощутимого в литургиях. Помню мягко сыплющиеся шлейфы морозного снега с молчаливых пихт, легкое поскрипывание наста под ногой и терпеливое, почти безконечное ожидание проглянувшей, словно крупная светлая точка, долгожданной звезды в Рождественский вечер сочельника. Пришедшее за тем Рождество Христово, а также Крещение Господне на всю жизнь остались в памяти как удивительные, несказанно благодатные праздники среди горного безмолвия.

* * *

Тихий зимний вечер,

Снега легкий скрип.

Запад чуть намечен

Тенью тонких лип.

Необычной тайной

Полон каждый штрих.

Птицы крик случайный

В ельнике затих.

В каждой жизни всюду

Чувствую родство.

Жду звезду, как чудо,

В ночь под Рождество!

Неспроста с узором

Нынче облака.

Месяц выйдет скоро

Чудный, а пока…

Тихий зимний вечер.

Снега легкий скрип.

Запад чуть намечен

Тенью тонких лип.

Побуждаемый непосредственным опытом действия непрестанной молитвы, я начал вести записи в тетради, чтобы сохранить все, что происходило с молитвой и со мной в заповедных бзыбских лесах:

«Живя на земле, живи как на небе – без всяких привязанностей и в непрестанной молитве.

Каждый раз молись так, как будто впервые, или молись так, как в последний раз.

Созерцать Бога не всегда возможно, а умолять Его можно всегда.

Хорошо умолять Бога о прощении своих грехов, тогда помыслы осуждения исчезают, как чуждые этому деланию.

Вся духовная борьба идет за смирение и терпение, а когда приходят смирение и терпение, то с ними приходят внимание и молитва.