Пассажир из Франкфурта - Агата Кристи

– Вы собираетесь надеть боа из перьев?

– Совершенно верно. Страусовое боа.

– О боже, ему ведь уже столько лет!

– Да, но я его очень аккуратно хранила. Вот увидишь, Шарлотта поймет, что это значит. Она подумает, что дама из одного из лучших семейств Англии настолько обеднела, что вынуждена носить свои старые платья, которые хранила много лет. А еще я надену свою котиковую шубу. Она немного поношена, но в свое время была великолепна.

Нарядившись таким образом, она отправилась в путь, Эми сопровождала ее в качестве опрятно, но неярко одетой помощницы.

Матильда Клекхитон была готова к тому, что увидит. Кит, как говорил Стэффорд, огромный кит, тошнотворная старуха в окружении картин баснословной ценности. С некоторым трудом она поднялась с похожего на трон кресла, которое могло бы украсить сцену, изображающую замок какого-нибудь величественного принца из Средневековья и даже более давних времен.

– Матильда!

– Шарлотта!

– Ах, сколько лет прошло… Даже не верится!

Они обменялись словами приветствия и радости, частично на немецком, частично на английском языке. Немецкий леди Матильды был немного неправильным, Шарлотта же прекрасно говорила и по-немецки, и по-английски, правда с сильным гортанным акцентом, а иногда в ее речи вдруг слышался американский акцент. Да, подумала леди Матильда, она и впрямь необычайно отвратительна. На мгновение она ощутила к ней нежность, словно бы отзвук детской дружбы, но тут же вспомнила, что вообще-то Шарлотта была очень противной девчонкой. Никто ее не любил, и леди Матильда тоже. Но воспоминания о далеких школьных днях сами по себе вызывают нежные чувства. Как к ней относилась сама Шарлотта, леди Матильда не знала, но помнила, что та определенно, как раньше выражались, к ней подлизывалась. Может быть, в мечтах она представляла себя гостьей в замке английского герцога. Отец леди Матильды, хоть и обладал весьма похвальной родословной, был одним из беднейших герцогов Англии и сохранить свое поместье смог только благодаря богатой супруге, с которой он обходился с чрезвычайной учтивостью и которая никогда не упускала случая ему досадить. Леди Матильде повезло: она была его дочерью от второго брака. Ее собственная мать была исключительно приятной женщиной, а также прекрасной актрисой, которой удавалось играть роль герцогини гораздо успешнее, чем это сделала бы любая настоящая герцогиня.

Они обменялись воспоминаниями о прошедших днях, о дерзких проделках над учителями, о счастливых и неудачных замужествах своих одноклассниц. Матильда несколько раз упомянула о некоторых брачных союзах и семьях, сведения о которых почерпнула в альманахе:

– Право же, для Эльзы это был ужасный брак. Он ведь из пармских Бурбонов, я не ошибаюсь? Ну что ж, известно, к чему это приводит. Весьма неудачно.

Принесли восхитительный кофе, слоеные пирожные и чудесные булочки со сливочным кремом.

– Я не должна даже прикасаться ко всему этому! – жалобно сказала леди Матильда. – Нет, правда! У меня такой строгий доктор! Он сказал, что здесь, на водах, я обязательно должна соблюдать режим. Но в конце-то концов, сегодня ведь праздник? Возвращение юности! Да, вот что я хотела тебе сказать. Мой внучатый племянник, он недавно к тебе приезжал, я забыла, как зовут ту девушку, которая его сюда привезла, графиня… Кажется, на букву З… Нет, не могу припомнить.

– Графиня Рената Зерковски.

– Вот-вот, именно так. По-моему, весьма очаровательная молодая особа. И она его к тебе привезла, что очень мило с ее стороны. Ты знаешь, он под таким впечатлением – и от твоих прекрасных вещей, и от того, как ты живешь, и от всех тех чудес, которых он про тебя наслушался. Он говорил, что у тебя есть целое движение этих, ах, я не знаю, как правильно сказать. Да, плеяда молодежи. Золотой, прекрасной молодежи. Они тебя окружают. Они тебя боготворят. Какая у тебя, должно быть, удивительная жизнь! Нет, я бы так не смогла, мне приходится жить очень тихо. Ревматоидный артрит. А также финансовые проблемы. Трудно содержать фамильный дом. Ведь ты же знаешь, какие у нас в Англии проблемы с налогами.

– Я помню твоего племянника. Он был мил, очень мил. В дипломатической службе, как я понимаю?

– О да. Но знаешь, мне кажется, что его способности не получают должного признания. Нет, сам-то он не жалуется, но ощущение такое, как бы это сказать, что его оценивают не так, как он того заслуживает. Эти люди, что управляют теперь этой службой, что они собой представляют?

– Канальи! – воскликнула Большая Шарлотта.

– Интеллектуалы без знания жизни. Пятьдесят лет назад все было бы по-другому, но теперь его карьера не так хороша, как должна была быть. Я даже тебе скажу, конечно, это между нами: ему не доверяют. Ты знаешь, его подозревают в бунтарских, революционных наклонностях. И все же нужно понимать, какие возможности мог бы иметь человек с передовыми идеями.

– Ты имеешь в виду, что он, как это вы говорите в Англии, не сочувствует истеблишменту?

– Тише, тише, мы не должны говорить такие вещи. Во всяком случае, я, – добавила леди Матильда.

– Ты меня заинтриговала, – сказала Шарлотта.

Матильда Клекхитон вздохнула:

– Если хочешь, отнеси это на счет привязанности старой родственницы. Стэффи всегда был моим любимчиком. У него есть обаяние и ум. И кроме того, я думаю, что у него есть свои идеи. Он смотрит в будущее, которое должно во многом отличаться от того, что мы имеем на сегодняшний день. Наша страна, увы, политически в очень плохом состоянии. Стэффорд, по-моему, остался под сильным впечатлением от того, что ты ему говорила и показывала. Насколько я понимаю, ты очень много сделала для развития музыкальной культуры. Да, мне кажется, нам совершенно необходим идеал сверхрасы.

– Сверхраса должна быть и может быть. У Адольфа Гитлера была правильная мысль, – заявила Шарлотта. – Сам по себе он был совершенным ничтожеством, но в характере его чувствовался артистизм. Кроме того, у него, несомненно, был талант вождя.

– Да. Именно вождь нам и нужен.

– В прошлой войне, моя дорогая, у вас были не те союзники. Если бы Англия воевала бок о бок с Германией, если бы у них были одни идеалы, идеалы юности и силы… Две арийские нации с правильными идеалами. Подумай, какими могли бы стать теперь наши с тобой страны? И даже это слишком узкий взгляд на вещи. Коммунисты и иже с ними некоторым образом преподали нам урок. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Это слишком низкий прицел. Пролетарии – всего лишь материал. Вот как нужно говорить: «Вожди всех стран, соединяйтесь!» Молодые люди, способные вести за собой людей, с хорошей кровью. И начинать нужно не с пожилых, у которых уже установились взгляды, и они твердят одно и то же, как заезженная пластинка. Мы должны искать среди студенчества, молодых людей со смелыми сердцами, с великими идеями, людей, которые рвутся в бой, готовы погибнуть, но хотят и убивать. Убивать без всякого сожаления, поскольку совершенно ясно, что без агрессивности, без насилия, без атаки не может быть никакой победы. Я должна тебе кое-что показать.

С большим трудом она поднялась на ноги. Леди Матильда последовала ее примеру, стараясь казаться немощнее, чем на самом деле.

– Это было в мае 1940 года, – продолжала Шарлотта, – на втором этапе молодежного движения гитлерюгенд. Тогда Гиммлер получил от Гитлера хартию знаменитой СС, которая была создана для уничтожения восточного населения, этих рабов по рождению. Это освободило бы жизненное пространство для германской нации хозяев. Появился исполнительный инструмент СС. – Ее голос дрогнул, в нем послышалось религиозное благоговение.

Леди Матильда чуть не перекрестилась.

– Орден Мертвой Головы, – произнесла Большая Шарлотта.

Медленно, еле-еле передвигая ноги, она пересекла комнату и показала на стену, где в золоченой рамке, увенчанной черепом, висел орден Мертвой Головы.

– Взгляни, это мое самое ценное сокровище. Когда сюда приходит мой отряд золотой молодежи, они отдают ему честь. А в архивах замка есть тома его хроники. Некоторые из них можно читать, только имея крепкие нервы, но с этим необходимо свыкнуться: газовые камеры, камеры пыток и все то, о чем говорили на Нюрнбергском процессе. Но это была великая традиция. Обретение силы через боль. Они были хорошо натренированы, эти мальчики, чтобы не дрогнуть, не отступить и не поддаться минутной слабости. Даже Ленин, проповедуя свою марксистскую доктрину, провозгласил: «Прочь мягкотелость!» Это было одним из главных его принципов при создании совершенного государства. Однако мы мыслили слишком узколобо. Мы замыкали нашу великую мечту только на великой немецкой нации. Но ведь есть и другие нации, и они тоже могут достичь величия через страдание и насилие. Мы должны уничтожить все мягкотелые законы, все унизительные формы религии. Есть религия силы, старая религия викингов. И у нас есть вождь, хотя еще молодой, но с каждым днем набирающий силу. Как там сказал кто-то из великих? Дайте мне инструменты, и я все сделаю. Что-то в этом духе. У нашего вождя уже есть инструменты, и их будет еще больше. У него будут самолеты, бомбы, средства химической войны, будут солдаты, будет транспорт, будет флот и топливо. У него будет то, что можно назвать лампой Аладдина: потрешь – и тут же появляется джинн. Все в твоих руках: средства производства и средства обогащения. Наш юный вождь – вождь по рождению и по призванию. У него все это есть. – Она захрипела и закашлялась.