Мой властный миллиардер (СИ) - Ночь Ева

Он гладит мои виски большими пальцами. Я наконец-то добираюсь до вожделенной ямочки на его подбородке. Делаю вожделенное «би-би». Мы сидим, как пьяные. У Орловского совершенно шальные глаза.

Из нас двоих я адекватнее. Ну, ясно: ему там штаны рвёт по понятным причинам, а я... вроде как не совсем голову теряю, потому что нет у меня желания быть офисной игрушкой большого миллионера. Я не такая!

- Ну, так что там на счёт моих условий? - додавливаю я Вована.

- Ты невыносима, Насть, - пытается он успокоиться, но пока что плохо у него получается. Это я его так раздраконила! Гордость распирает меня изнутри. Такого большого мужчину распалила одним поцелуем, ахххх! - За работу! - проводит он пятернёй по всклокоченным волосам. - И, да. Все твои однокашники пройдут нормально практику. И проект твой. Мне даже интересно, на что ты способна, девушка-катастрофа.

Мне не очень нравится, как он меня назвал, но не буду сейчас придираться к словам. Он согласился, я получила то, что хотела. Могу и со своей стороны пойти на уступки и быть великодушной. А остальное. поддаётся дрессировке. Может, не сразу, но обязательно! Не родился ещё тот человек, которого бы я не смогла заставить исподволь изменить точку зрения на те или иные вещи!

28. Немного о прекрасном

Семья - это ответственность.

Семья - это радость и снова ответственность. В семье нельзя фальшивить, иначе себе дороже. Заметки мимоходом Владимир Орловский

С Метёлкиной оказалось легко работать. Песня. Я даже малодушно подумал, что с удовольствием поменял бы Милу на Настю. Но пришлось подавить в себе начальника, потому что аргументы «против» всё равно перевешивали все преимущества работы с Ангелом.

Во-первых, у неё профессия. Причём - я убедился - не для галочки она учится. Ей нравится. Кто я такой, чтобы сбивать её с пути, где ей комфортно и в кайф?

Во-вторых, служебные романы - это не очень хорошо. Я делал скидку на то, что она не мой сотрудник, что проходит практику и потом, возможно, работать со мной не будет. Возможно. Над этим пунктом я напряжённо думал. Это называется: как бы на липку взобраться и не ободраться. Но нужно оперировать теми данными, что есть на руках. Желательно беспристрастно.

Мила удрала в отпуск нехорошо: забрала свои записи, запаролила компьютер. Взломать его труда не составило, но мерзкий осадочек остался.

- Не переживайте, Владимир Алексеевич, террористической акции не вышло: у неё тут таблица, туда вбиты основные даты и встречи, а что упущено или намеренно удалено, мы восстановим. У вас же хорошая память? - поддевает она меня то ли в шутку, то ли всерьёз.

- Фотографическая, - чеканю барабанной дробью. Мне хочется придушить Милу. Как хорошо, что она вне зоны досягаемости.

Метёлкина почти хакер. Печатает быстро, в таблицах шарит, графики строит, информацию ищет быстро.

Она и папки пересмотрела тщательно, но довольно бодро. Упорядочила их, пока искала старый проект.

Она только наедине со мной на «ты». В приёмной и на людях - вежливо-холодная, отстранённо-деловая, но я всё равно вижу в ней задорную девочку с хвостиками - ничего не могу с собой поделать. Моя Метёлкина.

Я жалею, что не расспросил её о Стасике, не воспользовался моментом, пока это было возможно. И теперь, когда понятно, кто такой Каменев и Артурчик, я маюсь бесполезной ревностью, представляя, как этот пижон названивает ей по вечерам. Одно утешает: она так выматывается, что вряд ли будет гулять с ним по паркам, бегать по выставкам или тусить по клубам.

Под конец дня мы похожи на медуз: расплывчатых, аморфных, вялых. Как-то не до романтики. Но я постоянно ищу её тёмную голову. Ловлю взгляд, улыбку, наслаждаюсь Настиным голосом.

Неделя пролетела стрелой. В офисе немного шушукались. Слегка. Сильно шуметь и обсуждать боялись. Но слухи летели, множились, плодились.

Метёлкина сдержала слово: с утра она ударно строила меня. Многорукая богиня просто. Диктовала, напоминала, звонила, договаривалась о важных встречах, ставила галочки о выполненных задачах. В промежутках варила кофе (сносный, но я и пикнуть боялся), упорядочивала файлы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

У неё - идеальный порядок везде. Карандаши остро отточены, ручки на месте, блокнот исписан, компьютер послушно пашет и не зависает.

Она гоняла уборщиц, пеняла на пыль, и те старались и не ленились выдвигать и протирать папки.

Она заказала цветы в приёмную и в мой кабинет.

- Согласись: красиво, стильно, приятно для глаз. А то у тебя тут слишком сухо и бездушно.

Я соглашался. Действительно лучше. Девочки в этом лучше разбираются. Вообще давно нужно было дизайнера пригласить и устроить всё эргономичнее, что ли. А у меня вечно руки не доходили. Я в этом неприхотлив. Мне и так было неплохо.

Будь моя воля, я бы её из поля зрения не выпускал, но у меня свои дела и обязанности, а она возвращалась в проектное бюро и пахала там на благо своей практики наравне с остальными.

Кстати, неплохие ребята нам достались. Талантливые. Даже этот Аполлон без ведра, но с кудрями до плеч - толковый, но мерзкий для меня до тошноты. Я видеть его не мог и постоянно хотелось двинуть кулаком в его прекрасное лицо, особенно, когда ловил взгляд, направленный на Метёлкину.

- Как ты смотришь на то, чтобы отдохнуть? - спросил я Настю, когда мы последними выползли из офиса в пятницу вечером.

- Упасть и уснуть часов на десять - отличная идея! - почти бодро размечталась моя Метёлкина.

- Сегодня - падай и спи. Завтра я приглашаю тебя... - и всё, я завис. В парк не хотелось мне, в рестораны не желала она. Но всегда можно найти компромисс. - Завтра и придумаем, куда нам с тобой хочется сходить или съездить, или посетить.

Я с таким наслаждением подчеркнул «нам с тобой», что чуть не застонал от их божественной простоты. Мне нравилось. За целую неделю я к Метёлкиной даже не прикоснулся: тот поцелуй был первым и последним за пять пролетевших дней. Но это и к лучшему. Лучше не мешать грешное с праведным, а работу с отношениями.

- Поехали, я отвезу тебя.

- Ты сегодня щедрый Дед Мороз? - улыбается она устало. Кажется, за эти дни она похудела. Не удивительно. Слон от такого бешенного темпа жизни свалится. А Метёлкина держалась, как стойкий оловянный солдатик.

- Я сегодня добрый Папа Карло: не буду из твоего бревна делать Буратино.

- Сам ты бревно! - сразу же вспыхивает боевым знаменем Настя.

- Ладно, - сдаюсь сразу же, - Я задумчивый Пигмалион, что видит нежные изгибы своей Галатеи, но не спешит ваять её из камня.

- Ты поэт, - фыркает она и успокаивается.

- Зовусь Незнайка, - открываю перед нею дверцу машины.

- От меня вам балалайка, - хихикает Метёлкина, забираясь в салон. Я не церемонюсь: сажусь рядом. Григорий молча трогает.

Я нахожу Настину руку. Сжимаю, а потом поглаживаю пальцы. Она не отнимает. Кажется, ей хорошо. А мне... это нельзя передать словами. Взрыв хлопушки, когда и радостно, и приятно, и разноцветное конфетти летит во все стороны. Как в детстве, только всё по -взрослому.

У Насти закрыты глаза и приоткрыт рот. Она дышит чуть слышно. Уснула? Меня это огорчает так, что я на миг чувствую себя обманутым. Я целую неделю мечтал, ждал, грезил по ночам. И вот наступил торжественный момент, а меня не оценили. Заснули. Вырубились.

А через минуту я понимаю, что дурак и осёл. Она вымоталась. Уверен: и дома Настя ваяет свой проект. Я видел мельком, чем она занята. У неё получается интересно. Плохо или хорошо - станет понятно позже.

- Эх, Метёлкина, - вздыхаю тяжело, - никакой с тобой романтики.

Она кладёт голову мне на плечо. Даже не кладёт - падает всем телом и не просыпается. Я устраиваю её поудобнее, приобнимаю за плечи, целую по-отечески в висок и успокаиваюсь. Всё нормально. Она выспится, а завтра. Я даже предвкушаю, как будет завтра.

Но есть очень хорошая поговорка: расскажи богу о своих планах, и он рассмеётся.

Бог, конечно, смеяться надо мной не стал - нужен я ему как зайцу стоп-сигнал. А вот мама моя притарахтела, как только я довез Метёлкину до общежития, сдал её в надёжные руки строгой вахтёрши и вернулся домой.