Жертва 2117 - Юсси Адлер-Ольсен

сначала через Курдистан, а потом через Турцию.

Асад должен был выбираться из Ирака вместе с Йессом Бьорном и Ларсом Бьорном, но в последний момент позвонила его плачущая младшая дочь и сказала, что мама заболела и боится потерять третьего ребенка.

Асад замолчал, когда из кабинета Гордона донесся телефонный звонок.

– Наверняка тот парень, – сказал Гордон.

– Не забудь включить запись! – крикнул ему вслед Карл.

Маркус Якобсен посмотрел на Асада.

– Получается, что ты остался в Ираке? – спросил он.

Асад с мукой на лице произнес:

– Остался.

– И это имело для тебя тяжелые последствия?

– Да. К сожалению.

– Но не для братьев Бьорнов? Этого я не понимаю.

– Иракцы ни словом не обмолвились об этой истории, потому что боялись гнева Саддама. Они сообщили, что в тюрьме был бунт, вытащили во двор много безвинных людей и казнили их в наказание за этот бунт.

– Вот как… – Маркус вздохнул. – Тебе, наверное, нелегко было узнать об этом.

– Да, конечно. Я узнал об этом в тот же день, когда они меня поймали. В первом филиале все меня возненавидели.

Карл развернул перед ними газетные вырезки.

– Значит, ты уверен? Твоя вторая мать Лели из Сирии стала жертвой номер двадцать один семнадцать?

– Да! Но я не понимаю, каким образом она, моя жена и дочь оказались в одной и той же лодке с сирийскими беженцами.

– Они бежали из Сирии, это мы точно знаем.

– Да, но я-то думал, что моя семья осталась в Ираке.

– Лели и твоя жена были знакомы? – спросил Маркус.

– Да, мы побывали дома у Лели незадолго до рождения Роньи. И до начала гражданской войны в Сирии мы регулярно переписывались, Лели и я. Посылали друг другу фотографии, она была в курсе беременностей Марвы и называла себя нашей бабушкой, потому что у нее самой не было детей и внуков. Я не знаю, каким образом и почему они встретились с Марвой.

– Ты уверен, что на этих фотографиях твоя жена, Асад? Они ведь нечеткие, с плохим разрешением.

– А вот эта лучше, – сказала Роза и протянула вырезку с небольшой фотографией. – Из другой газеты. Матовое фото, другое разрешение.

– Этой фотографии я не видел. – Асад придвинулся поближе.

– Не видел?

Он покачал головой и наклонился, словно лаская заплаканное лицо жены своим взглядом.

– Нет, не видел, но это она! – сказал он. – А молодая женщина рядом с ней – одна из моих дочерей, в этом я абсолютно уверен.

Руки Асада дрожали от волнения, когда он нежно гладил лицо жены кончиками пальцев.

Он поднял руку, и она застыла в воздухе. Причиной был мужчина, стоявший рядом с ними.

– В чем дело, Асад? – спросила Роза.

Голос Асада дрогнул. Мужчину на этой фотографии было хорошо видно. Слишком хорошо. И он стоял рядом с самыми близкими ему людьми.

– Аллах, будь ко мне милосерден! – простонал Асад. – Этого человека я боюсь и ненавижу больше всех в этом мире.

16

Хоан

День двенадцатый

Шофер такси, который дежурил у аэропорта Франца-Йозефа Штрауса, взглянул на каракули Хоана с написанным адресом. Растягивая слоги, как и положено на мюнхенском диалекте, он назвал сумму, за которую готов был отвезти его туда, но Хоан не разобрал слов. Только понял, что для его скудного бюджета это, конечно, дорого.

– Just go[10], – тем не менее сказал он и ткнул пальцем в сторону оживленного движения транспорта рядом с терминалом.

Он надеялся найти фотосеть или Союз фотографов в Мюнхене, где смогли бы узнать немецкого фотографа по его характерной трамвайной униформе. С этой целью он уже позвонил в Союз фотографов в Диллингене и попробовал пообщаться с сотрудником по-английски. Спросил, не знают ли они, куда надо обратиться, чтобы получить информацию. Но познаний в английском языке у него и у взявшего трубку человека явно было недостаточно для разговора.

Тогда он стал гуглить и в конце концов вынужден был констатировать, что третий по величине город Германии не имеет учреждения или агентства, которое могло бы ему помочь. Его окончательным решением стало обойти редакции газет и расположенные в центре города фотомастерские, но для начала посетить музеи, специализирующиеся на фотоискусстве.

Вообще, было непонятно, есть ли у этого человека какая-то связь с Мюнхеном, кроме униформы. Хоан на это надеялся. И независимо от того, к чему приведет его расследование, он должен был каждый день посылать отчеты о нем в свою газету, а также, что было гораздо хуже, Галибу, который называл себя Абдул-Азимом.

Последнее обстоятельство Хоана очень тревожило, и для этого были серьезные причины. Разве Галиб не показал наглядно, на что он способен? Этот негодяй был откровенным садистом и убийцей, который без угрызений совести убил жертву номер 2117 и приказал перерезать горло другой женщине, которая находилась в хорошо охраняемом лагере для беженцев. Как вообще это могло произойти? Хоану было страшно подумать, какую ужасную сеть сплел Галиб.

Все это заставляло Хоана снова и снова оборачивался, чтобы посмотреть, не преследует ли его кто-нибудь. Не приклеились ли черные «ауди», БМВ или «мерседесы», а что это за белый «вольво», который ехал за ним от аэропорта?

Предупреждение Галиба было совершенно четким и не подлежало двоякой трактовке. Хоан должен был следовать его указаниям, если только не хотел закончить жизнь, как жертва 2117 или как та женщина, которой перерезали горло. Поэтому текст о его посещении лагеря беженцев Меногея был добросовестно воспроизведен в его статье в «Орес дель диа» вместе с фотографией убитой женщины. Собственное участие в трагическом событии он постарался по возможности затушевать.

Через несколько часов его статья об охоте за убийцей была поднята на щит, он увидел это в интернете. И едва успели сделать набор в «Орес дель диа», как историю продали целой куче европейских газет, жаждавших сенсаций. Фотография убитой женщины появилась на первых страницах газет на всех стендах в аэропортах с затемненными пятнами на месте перерезанного горла и глаз.

В «Орес дель диа» все были, конечно, в восторге от статьи, которая дала большие барыши и повысила рейтинг газеты. И всем было плевать, что их корреспондент тем самым сунул голову в пасть льва. Эту проблему он должен был решать сам.

За лобовым стеклом Хоан увидел величественные здания центра, показавшиеся после проезда через городские ворота Исартор. В качестве первой остановки в своих поисках он выбрал Мюнхенский городской музей, который гордился отличной коллекцией фотографий. Уж здесь-то, черт побери, найдется хоть кто-нибудь, кто скажет, в каком направлении ему двигаться. Наверняка фотограф с голым