Кошка - Михаэль Золтиков

Мадам Беляр приходит ему на помощь. Ее голос звучит твердо, когда она произносит:

— Мы вынуждены держать Матильду под домашним арестом, мы, то есть мой муж и я, в общем наша семья, решили, что так будет лучше для ее же пользы, исходя из целей безопасности. Думаю, вы понимаете?

Теперь мы поняли. Матильда Каррэ, знаменитая «Кошка», была отпущена на призрачную и лишь видимую свободу. Государство выпустило ее из тюрьмы. Это так. Но Франция ее не простила. Все еще всесильное движение Сопротивления предъявляет ей свой счет.

Люди не могли легко и быстро забыть, что она, француженка, представительница добропорядочной семьи, совершила предательство. Предательство по отношению к своему народу, к подпольной организации «Интераллье» и движению Сопротивления. В 1945 году ей было предъявлено обвинение в том, что она выдала унтер-офицеру абвера Хуго Блайхеру несколько десятков подпольщиков. Ее приговорили к смерти, затем в последнюю минуту этот приговор был заменен пожизненным заключением, а через десять лет ее оправдали. Но свобода эта оказалась сомнительной и даже опасной, так как ненависть к предательнице еще осталась в сердцах многих патриотически настроенных французов, участников Сопротивления, которые были недовольными тем, что смертный приговор не был приведен в исполнение. От этих людей можно было ожидать всего, в том числе и попытку устроить самосуд над ней, казнить ее по решению какого-нибудь тайного судилища.

Поэтому-то «Кошка» находилась, так сказать, под домашним арестом, поэтому родители держали ее где-то у родственников в сельской местности, урезав тем самым обретенную ею свободу. Судьба этих обоих пожилых людей носила трагический отпечаток, поскольку им приходилось разделять страдания своей единственной и любимой дочери Матильды.

В словах Арсена Беляра звучит страх. Он вспоминает о бессонных ночах 1949 года, когда начался французский суд над его дочерью. Она была вынуждена бороться за собственную жизнь. В те недели и месяцы, когда верховенствовали ненависть и мщение, супруги Беляр постарели и поседели. Топор палача был занесен над головою Матильды. Казалось, не было уже никакой надежды, все было потеряно...

— А ведь был человек, который мог бы нас всех избавить от этого ужаса, — говорит с горечью месье Беляр. — Человек, знавший, как все было на самом деле, который мог бы убедить судей, что вина в происшедшем лежит не только на нашей дочери, так как обстоятельства были тогда сильнее ее...

Хуго Блайхер беспокойно заерзал на стуле, снял очки и задумался, держа их в руках.

Что происходило в этот момент в его голове? Стала ли эта встреча неприятной для него, чувствовал ли он свою вину за трагическую судьбу этих стариков и их несчастной дочери, не давало ли ему покоя сознание этой вины и не возникало ли у него желание снять с себя упреки, которые ему часто предъявлялись, или же он оставался ко всему этому холодным и равнодушным?..

— Я его не понимаю, этого месье Блайхера, — включается в разговор мадам Беляр. — Я его, действительно, не понимаю. Он же был мужественным человеком, лично арестовавшим более трехсот подпольщиков и членов движения Сопротивления, но никогда не носившим оружия. Никто не выдвигал против него упреков даже на суде. Все называли его порядочным и корректным противником. — Мадам помолчала несколько секунд, и голос ее прозвучал разочарованно и с некоторой горечью, когда она продолжила: — Но у него не хватило мужества приехать в Париж, чтобы встать на сторону моей дочери в то тяжкое время, к сожалению, не хватило...

Лицо Блайхера при этих словах немного побледнело. Я вижу, как напряглись мускулы его лица, как он крепко сжал зубы. Почему он до сих пор молчит и не пытается даже оправдаться от предъявленных ему обвинений? Затем я вижу, как он достает из кармана бумажник и начинает что-то в нем искать.

— Вам нужно было бы видеть мою дочь, бедное дитя, — продолжил месье Беляр, — как она сидела на скамье обвиняемых в полном отчаянии и всеми покинутая, шепча про себя снова и снова одно только имя «Хуго» и давая на все упреки и обвинения один и тот же ответ: «Почему он не идет... Почему он оставил меня одну в беде?»

Тут Блайхер более не выдерживает. Взволнованно он вскакивает со своего стула, делает несколько шагов взад и вперед, останавливается внезапно перед старичком и протягивает тому затасканный конверт.

— Вот! — восклицает он хриплым от волнения голосом. — Вот, посмотрите сами, почему я не приехал, чтобы помочь Матильде! Я сделал бы это с удовольствием!

Супруги Беляр молча уставились на Блайхера. Тот немец, который подчинил себе их дочь, находится теперь, в 1955 году, в их квартире. Этого они никак не могут понять.

И вновь я ощущаю, как в комнате нарастает напряжение, подобное тому, как и при встрече с мадам Блаветт на улице Вилла Леандр. Снова я ожидаю, чем же окончится эта встреча, в какую сторону перетянет чаша весов — произойдет ли сейчас взрыв гнева и ненависти, и нам с негодованием будет указано на дверь, или же...

— Вы?! — удивленно смотрит месье Беляр на Блайхера и снова повторяет: — Это вы. Хуго Блайхер?

— Так точно, я — Хуго Блайхер. Вот мое приглашение на процесс против вашей дочери на 3 января 1949 года во Дворце юстиции.

Старичок внимательно рассматривает конверт, затем вопросительно смотрит на Блайхера и дрожащим от скрытого возмущения голосом спрашивает:

— Ну и почему же вы не приехали?

Блайхер показывает на дату поступления письма:

— Да просто потому, что я получил это приглашение только 21 января 1949 года, то есть через четырнадцать дней после того, как приговор о смертной казни вашей дочери был уже вынесен.

— Стало быть, вы тогда... приехали бы? — спрашивает Беляр.

— А вы что же, считаете меня за негодяя и подлеца, месье?

Старичок поднимается. Его небольшая тщедушная фигурка выпрямляется, и он превращается в старого французского офицера, ветерана Вердена, с гордостью носящего знак участника боевых действий на лацкане своего пиджака. Затем протягивает Блайхеру руку.

— Мы были несправедливы по отношению к вам, месье Блайхер, — произносит он. — Пожалуйста, извините меня и жену... — Посмотрев вопросительно на свою супругу, которая молча кивнула головой, продолжил, обращаясь к нам: — Могу я вас просить быть сегодня нашими гостями?..

Крепкое рукопожатие закрепляет мир между французским капитаном в отставке Арсеном Беляром и бывшим немецким унтер-офицером Хуго Блайхером из Теттнанга.

Поздняя осень 1941 года была счастливым временем для «Кошки», жившей вместе с Хуго Блайхером, человеком, лучше всех понимавшим, как привязать к себе эту своенравную молодую француженку.

Однако что в действительности происходило в сердце Блайхера, она не знала. Она жила сегодняшним днем. У нее, как у всякой любящей женщины, проявились такие свойства, которые от нее можно было бы ожидать с трудом, в частности, увлечение домашними делами, к которым она до сих пор относилась скептически.

Блайхер уехал из своей романтической холостяцкой квартиры на вилле кинозвезды Гарри Бера. Теперь он вместе с «Кошкой» поселился в фешенебельном квартале в районе Булонского леса по улице Фезандери в доме номер 26, в богато обставленной квартире, владельцы которой перед началом немецкой оккупации сбежали в свободную часть Франции. Странное совпадение заключалось в том, что член этой семьи Пьер де Вомекур, особоуполномоченный британской секретной службы, парашютист, ставший несколько позже руководителем французского движения Сопротивления, круто изменил жизнь «Кошки».

А пока Матильда полностью подпала под влияние немца Хуго Блайхера. Она старалась уловить любое желание в его взгляде и делала все, чтобы крепче привязать его к себе. «Кошка» не признавала никаких компромиссов не только в ненависти, но и в любви. Она не относилась к людям, которые могли удовольствоваться полумерами. Она хотела владеть своим гунном только одна и ни с кем не делиться.

«Кошка» заботится о белье Хуго, чистит его костюмы. Она готовит как хорошая и добропорядочная хозяйка. И нужно сказать, что парижанки неплохо разбираются в кухонных делах. Окруженный постоянной заботой и вниманием, Блайхер порою совсем забывает, что любит эту женщину не совсем так, как она этого хотела бы. Да, он испытывает к ней сердечную симпатию и расположение, но о «самой большой любви» в своей жизни не может быть и речи.

Оба жили как муж и жена в прекрасной квартире Вомекуров. «Кошка» получала от Хуго деньги на хозяйственные расходы и начала исподволь, очень тактично превращать немецкого унтер-офицера в своего «Жана» — в мужчину, который соответствовал бы ее идеалу.

Конечно, превратить этого широкоплечего гунна в истинного француза было практически невозможно хотя бы из-за его фигуры. Его французский стал безошибочным, но иностранный акцент все же слышался. На счастье, он не воспринимался как немецкий, который мог бы выдать его тут же. Ибо, несмотря на всю свою любовь к Хуго Блайхеру, «Кошка», не потерявшая чувства патриотизма, не могла открыто появляться на людях вместе с немцем.