Воздушный корабль - Жюль Верн

затѣвать такую опасную игру въ волчокъ.

Дѣйствительно, Альбатросъ подвергался большой опасности. Не увернись онъ такъ счастливо отъ смерчей, его бы раздавило какъ картонку.

Затѣмъ, послѣдовало нѣсколько однообразныхъ, скучныхъ дней, во время которыхъ не случилось ничего необыкновеннаго, никакое замѣчательное явленіе не развлекало путешественниковъ. Баллонисты тщетно вглядывались въ даль, не покажется ли хоть клочка земли, но глаза ихъ всюду встрѣчали только одно неизмѣримое море.

Фриколену поручено было поразспросить Франсуа Тапажа насчетъ личности Робюра, и негръ принялся за дѣло съ большимъ усердіемъ. Но хитрый гасконецъ наговорилъ дураку-лакею такой чепухи, въ которой никакъ нельзя было разобраться. По его словамъ, Робюръ оказывался то отставнымъ министромъ Аргентинской республики, то президентомъ чилійскаго адмиралтействъ-совѣта, то низвергнутымъ президентомъ Соединенныхъ Штатовъ, то испанскимъ генераломъ, изгнаннымъ изъ отечества за неудавшееся военное пронунсіаменто, то, наконецъ, вице-королемъ Индіи, отозваннымъ вслѣдствіе министерской перемѣны въ Англіи. То инженеръ оказывался милліонеромъ, то человѣкомъ, разорившимся въ пухъ отъ постройки аэронефа. Подъ конецъ поваръ по секрету шепнулъ Фриколену, что Робюръ собирался летѣть на луну и тамъ поселиться…

— А что, Фриколенъ, вѣдь, не дурно будетъ на луну-то прокатиться? Какъ ты находишь? Тамъ, говорятъ, отлично…

— Я не поѣду!.. Ни за что не поѣду!.. Я отказываюсь! — вопіялъ глупый негръ, принимая въ серьезъ чепуху, которую несъ поваръ.

— Что такъ, миленькій?.. Нѣтъ, это ты напрасно… Мы тебя женимъ на какой-нибудь лунаркѣ, и ты расплодишь тамъ негровъ… Развѣ плохо?

И когда Фриколенъ передавалъ эти разговоры своему барину, тотъ выходилъ изъ себя отъ досады, такъ какъ очень хорошо понималъ, что этотъ вздоръ говорится нарочно. Все это еще болѣе распаляло въ дядѣ Прюданѣ жажду мщенія.

— Филь, — сказалъ онъ однажды своему коллегѣ,— вы теперь достаточно ли убѣдились, что бѣжать нѣтъ никакого средства?

— Совершенно убѣдился, дядя Прюданъ.

— Хорошо. Но вѣдь всякій человѣкъ надъ собою воленъ. Если нужно, то можно пожертвовать жизнью и…

— Если настало время пожертвовать жизнью, то для меня чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше! — вскричалъ Филь Эвансъ, который хоть и былъ менѣе вспыльчивъ, нежели президентъ Вельдонскаго института, но все-таки слишкомъ большимъ терпѣніемъ не обладалъ. — Да, пора съ этимъ кончить. Куда летитъ Альбатросъ? Въ Патагонію? Въ Огненную Землю? А еще куда?

Къ полюсу? Очень можетъ быть. Отъ этого проклятаго Робюра все станется. Но вѣдь мы тогда можемъ погибнуть. Слѣдовательно, какія бы мѣры мы теперь ни употребили, все дозволительно, потому что каждый имѣетъ право всячески защищать свою жизнь.

— Если намъ суждено погибнуть, — отвѣчалъ дядя Прюданъ, — то мы погибнемъ, отмстивъ за себя. Мы уничтожимъ эту проклятую машину и погубимъ всѣхъ, кто на ней летаетъ.

Баллонисты дошли до самой высшей степени безсильнаго гнѣва. Дальше этого въ сосредоточенной злобѣ идти ужъ было некуда. Они рѣшились погибнуть сами, чтобы погубить вмѣстѣ съ собою и ненавистный аппаратъ.

Эта мысль окончательно утвердилась у нихъ въ умѣ. Но какъ приступить къ дѣлу? Проще всего имъ казалось украсть разрывную бомбу и взорвать аэронефъ на воздухъ. Для этого нужно было пробраться какъ-нибудь въ кладовую, что конечно было не легко сдѣлать.

Хорошо, что Фриколенъ ничего не подозрѣвалъ, а то онъ изъ трусости былъ бы способенъ донести на своего господина Робюру.

23 іюля на юго-востокѣ показалась земля. Это было недалеко отъ входа въ Магеллановъ проливъ. Въ это время года на пятьдесятъ четвертой южной параллели ночь продолжается восемнадцать часовъ. Путники чувствовали холодъ: температура была шесть градусовъ ниже нуля.

Первое время Альбатросъ, прекративъ движеніе къ югу, пустился слѣдовать изгибами пролива, словно собираясь перебраться въ Тихій океанъ. Миновавъ бухту Лома, гору Грегори на сѣверѣ и Брекнокскую цѣпь на западѣ, онъ пронесся надъ маленькой чилійской деревушкой Пунта-Арена, гдѣ въ ту минуту звонили на колокольнѣ, и черезъ нѣсколько часовъ пролетѣлъ въ виду заброшенныхъ построекъ порта Голоднаго.

Пассажиры аэронефа видѣли патагонцевъ, но не могли провѣрить, насколько справедливы разсказы объ ихъ громадномъ ростѣ: съ высоты всѣ люди казались карликами.

Но зато какой великолѣпный видъ открывался все время! Крутыя горы, вѣчно-снѣжные пики, густые лѣса по уступамъ склоновъ, внутреннія моря, многочисленныя бухты и проливы среди острововъ и полуострововъ, и это на всемъ протяженіи отъ мыса Фроварда, которымъ оканчивается материкъ Америки, до мыса Горна, который заканчиваетъ собою Новый свѣтъ…

Отъ порта Голоднаго Альбатросъ снова повернулъ на югъ. Пролетѣвъ между горою Тарномъ и полуостровомъ Брауншвейгомъ, онъ направился къ горѣ Сарміенто, вершина которой, повитая чалмою льдовъ, господствуетъ надъ всѣмъ Магеллановымъ проливомъ.

Это была страна печерасовъ, или фуэджійцевъ, обитателей Огненной Земли.

Будь это не теперь, а полгода раньше или позже, во время лѣта, — какою бы прелестною показалась эта страна, особенно въ южной своей части! Повсюду зеленѣли бы сочныя пастбища и густые лѣса буковъ, березъ, ясней, кипарисовъ, древовидныхъ папоротниковъ, — всюду радовали бы взоръ веселыя долины, оживленныя стадами гуанако и вигоней… Но теперь только пингвины, чайки, пеликаны и разныя другія морскія птицы носились съ крикомъ надъ унылыми, обледенѣлыми берегами. Когда на Альбатросѣ зажгли электрическіе фонари, множество этихъ птицъ съ крикомъ слетѣлось на свѣтъ и большинство ихъ досталось во власть жестокому Тапажу.

Много пришлось повозиться искусному повару, прежде чѣмъ ему удалось приготовить эту дичь такъ, чтобы не былъ слишкомъ замѣтенъ ея жирномаслянистый вкусъ. Не мало заботы выпало и на долю Фриколена, который взялся ощипывать перья.

Въ этотъ же день передъ закатомъ солнца показалось широкое озеро, оправленное въ раму великолѣпнѣйшаго лѣса. Озеро стояло замерзшее, и по льду быстро скользили на лыжахъ нѣсколько человѣкъ туземцевъ.

При видѣ летящаго чудовища, фуэджійны пришли въ ужасъ. Нѣкоторые изъ нихъ поскорѣе убѣжали, а другіе попрятались, то-есть прилегли ничкомъ на землю, какъ дѣлаютъ иногда испуганные звѣри.

А между тѣмъ Альбатросъ несся все дальше и дальше на югъ. Вотъ Бильгскій каналъ, вотъ мелькнулъ островъ Наваринъ, греческое названіе котораго какъ-то особенно странно звучитъ въ этихъ отдаленныхъ мѣстахъ, вотъ подальше островъ Уоллестонъ, омываемый крайними водами Тихаго океана. Наконецъ, сдѣлавъ со времени отлета изъ Дагомэ семь тысячъ пятьсотъ километровъ, аэронефъ миновалъ крайніе островки Магелланова архипелага и достигъ самой южной оконечности суши на земномъ шарѣ,—то-есть страшнаго, рокового, опоясаннаго гибельными бурунами, мыса Горна.

ГЛАВА XIV

«Альбатросъ» дѣлаетъ то, чего никто не монетъ дѣлать.

Слѣдующимъ днемъ было 24 іюля. Въ южномъ полушаріи это все равно, что 24 января въ сѣверномъ. Параллель, на которой находился въ это время Альбатросъ, соотвѣтствуетъ въ сѣверномъ полушаріи той параллели, которая въ Европѣ проходитъ черезъ Эдинбургъ.

Термометръ стоялъ неизмѣнно ниже нуля. Пришлось обратиться къ имѣвшимся на эронефѣ аппаратамъ для