Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья - Фелипе Фернандес-Арместо

письма, как он заявлял, было предоставить королю истинную информацию в случае гибели его автора: иначе, дескать, Испания не смогла бы опровергнуть претензии португальцев, «ведь никто не понимает их так хорошо, как я»[244]. Он советовал королю беречь записку «очень хорошо, потому что в свое время она оказалась весьма полезной для разрешения противоречий; и я пишу это в ясном уме, не имея никакого иного намерения, кроме как говорить правду»[245].

Судя по всему, его уверенность оправдывалась не знаниями, поскольку он утверждал, что португальцы могут попытаться выставить размеры неизвестных морей (или «заливов», как он писал) меньшими, чем на самом деле, в то время как это пошло бы на пользу скорее испанцам. Возможно, он использовал португальские карты – например, составленные Франсишку Родригешем или после экспедиции Абреу, чтобы показать, к каким результатам «пришли португальские капитаны, которые открыли» острова[246]. Вполне разумно со стороны Магеллана было бы предположить, что португальские источники трактовали цифры в свою пользу; его вычисления, пусть и не настолько дикие, как у других испанцев, тоже были пристрастны.

Другие предположения Магеллана были поразительно робкими, хотя и основаны на внушающих чрезмерную уверенность точных числах. Его расчеты, каковы бы они ни были, исходили из того, что Тордесильясский меридиан следует измерять по самой западной точке островов Зеленого Мыса – Сан-Антан. Он относил его на 22 ° к западу от нее. Португальский сектор, как он уверял, начинался «в португальской земле Бразилии» (en la misma tierra del Brasil de Portugal). На шесть с четвертью градусов к западу он относил мыс Санта-Мария – так он называл то, что в реальности было эстуарием Ла-Платы.

Три острова Пряностей, самые близкие к антимеридиану, находились, по его утверждению, в 2,5 ° к востоку от него. Самую восточную точку Молукки он относил на 1,5 ° градуса далее. Следует отметить, он сознавал, что Молуккские острова пересекают экватор, как мы увидим по его поведению в тот момент, когда он достиг этой самой широкой параллели Земли в конце своего путешествия по Тихому океану в 1521 году.

Его расчеты показывают, что, по его мнению, от эстуария Ла-Платы ему потребуется пройти до меридиана Молуккских островов около 170 ° – недооценка составила около 20 °. Представление о том, что Малакка находится на 17,5 ° западнее антимеридиана, видимо, соответствует его другим заблуждениям. Нужно принять во внимание тот факт, что в любом случае он сильно недооценивал размер Земли. Мы не знаем, насколько именно: можно судить разве что по тому, что он утверждал, будто Малакка лежит в 1600 лигах от мыса Доброй Надежды – реальная разница долгот составляет почти 84 °, а по Магеллану – примерно 75 °. Впрочем, мы не знаем ни значения лиги по Магеллану, ни маршрута, по которому он это расстояние высчитывал, так что это свидетельство мало нам поможет. Кроме того, нужно держать в уме, что он, вероятно, считал, что искомый пролив находится в более низких широтах, чем на самом деле. Имея в виду оба этих наблюдения, можно понять, до какой степени он недооценивал стоящую перед ним задачу. Он сделал то, что по технологиям его времени было практически невозможно, считая, что это относительно просто.

Чтобы понять, какой образ мира был в голове у Магеллана, нужно вернуться к географическим загадкам того времени. Малый мир по Колумбу по-прежнему считался возможным; эта гипотеза выглядела даже более убедительной, чем когда-либо, ведь узость Панамского перешейка уменьшила размеры Западного полушария в представлении большинства. Ширина Тихого океана оставалась неизвестной, а для тех, кто был жизненно заинтересован в осуществимом проходе в Тихий океан с запада, была практически непредставима. Сравнительные размеры Нового и Старого Света тоже были непонятны. Америка могла быть отдельной от Азии обширной территорией, доселе неизвестной; но по меньшей мере с той же вероятностью она могла оказаться продолжением мира, известного еще Птолемею и другим античным гигантам географической премудрости – еще одним крупным полуостровом или выступом вроде Индокитайского или Малаккского, только расположенным еще восточнее[247]. Таким она и рисовалась на многих картах того времени. Магеллан считал, что ему нужно только обогнуть этот протуберанец или пройти его насквозь, а не пересечь целое полушарие и океан, более обширный, чем все известные доселе.

Какими бы выверенными ни были его планы при приезде в Севилью, им нужно было вылежаться четыре месяца. В это время он крутил роман с Беатрис, ссорился с Фалейру, совещался с бургосскими купцами и донимал чиновников из Каса-де-Контратасьон. Когда просителям наконец разрешили изложить суть своего дела канцлеру короля Жану де Соважу в Вальядолиде в марте 1518 года, очень удачно для нас у встречи нашелся свидетель – Бартоломе де Лас Касас, доминиканский священник и красноречивый лоббист. При дворе он упорно отстаивал интересы подданных короля из числа коренных американцев, неизменно требуя уважения к их традиционному укладу и иерархии, прекращения их эксплуатации испанскими колонистами и освобождения от непосильной дани или рабского труда. Кроме того, он был по сути литературным душеприказчиком Колумба и самоназначенным историком завоевания Испанией заморских земель. Его наблюдения, заметки, вопросы Магеллану и записанные им ответы заслуживают уважения, хотя и не всегда им можно слепо верить.

Лас Касас позволяет нам дать ответ на неотвязный вопрос: какими материалами Магеллан подкреплял свое утверждение, что может добраться до Молуккских островов через Атлантический океан? Седельные сумки будущего путешественника, по словам Барруша, были полны карт и документов, которые должны были произвести впечатление на короля Испании, «большого любителя морских карт и глобусов». Как обычно, большую часть вины за то, что он считал предательством, Барруш возлагал на письма Франсишку Серрана, на которых Магеллан «главным образом основывал свои аргументы и которые приводил в доказательство». Порицал он и участие Фалейру[248]. Но что еще повлияло на формирование плана?

Мы знаем из последующего признания Франсишку, брата Руя Фалейру, что у Магеллана был доступ к картам Веспуччи, чья репутация как картографа была, видимо, полностью основана на саморекламе, и Нуно Гарсии – профессионала с отличной репутацией. Фалейру переработал их труды, добавив меридианы[249]. Возможно, у него были карты, куда Шёнер и Лисбоа нанесли проливы, слухи о которых появились после недавних путешествий. Но, судя по всему, на важнейшей встрече с Соважем всех этих карт под рукой не было.

Самое поразительное наблюдение Лас Касаса, в котором нет оснований сомневаться, состоит в том, что Магеллан демонстрировал свои планы при помощи глобуса, на котором уже явным образом присутствовал проход из Атлантического океана на запад: он «принес с собой хорошо раскрашенный глобус всего мира и на нем показал курс, который собирался взять, при этом место пролива