Детство - Василий Сергеевич Панфилов

и что!

Потолкался ишшо – хотелося, вишь ты, копеечку до пятачка заработать. Заработал, но нога чтой-то разнылася. Хотя почему-то чтой-то?! Вчерась токмо гипс сняли и вчера же пешедралом сколько прошёл. И сёдня сызнова на ногах с ранёшенька.

– Ну-ка, малой! – Мимо, работая локтями и пыхтя пьянищим паровозом, прошёл какой-то загулявший из деловых, выписывая ногами кренделя. Ишь ты! Кому утро, а кто с вечера угомониться никак не может!

Звякнув еле слышно, из-за опояски у делового выпал ножик. И я такой раз! Ногой на его. Заметит, не заметит… не заметил, дальше покренделял.

Потихонечку, полегонечку… в сторонку, ногу от земли не отрывая. Вроде как задумалси, в носу ковыряючись. А тама и присел, верёвочки на ботинках поправить. И в рукав!

Потом уже, на крышу вернувшися, разглядел без лишних глаз. Дорогой! Рубля три поди стоит, ежели перекупщику сдавать! Лезвие хищное, чуть на серп изогнутое, а рукоять камешками блестючими отделана. Бирюза, кажись?

И не стыдно! Не воровал, оно само выпало! Если бы какой честный чилавек что потерял, я бы наверное и того, вернул. А енто не, енто Боженька послал.

В больничке-то ножик отобрали, хотя помню точно – был! Не положено, сказали. Картуз, главное, дали старенький замен утерянного, а ножик так и нет. А как же я на Хитровке без ножика-то? Я ж не резать кого, а так, чтоб был. Все вокруг с ножиками когда, а ты без – хужей, чем без портков посерёд людной улицы. Без портков, оно стыдно просто, ну да с кем из взрослых мущщин не бывало? Напился опосля бани, да и перепутал – где в дом вход, а где на улицу выход.

А ножик, он другое. Не стыд тута, а опаска. Оно когда ножики-то у всех, ими не особо-то размахивают. А вот ежели точно знают, что у тебя нетути, возможно и енти… варианты!

А хороший ножик-то! Не удержалси и несколько раз покрутил им перед собой, как дяденьки разбойники показали.

– Стой, амиго! Сегодня мы решим наши разногласия в честном бою!

И рукой так – раз-раз! А потом на колено упал и вперёд весь вытянулся, рукой так – на! В пузо будто.

Игрался так, а потом понимаю – аж распирает, так похвастаться хочется. На Хитровке-то оно того, опасливо. А ну как узнают? И Понамарёнка заодно проведаю!

На подходе к Трубным проулкам долго маялся вокруг да около, пока малец знакомый не попалси на Птичьем рынке.

– Эй! Кузька! – Маню рукой, – Подь сюды!

Тот ажно подлетел, ни секунды не сумлеваясь. А что? Я, может, с мальцами сопливыми не игрался, но и ухи никогда не драл, и вообче никаких гадостев не делал.

– Егорка! Здоров! – Здороваюся с им, как со взрослым, хотя мальцу всего-то шесть лет. И всё-то ему любопытно – что на Ходынке было, да что после, да как сбёг, да что с хозяином былым у нас случилося иль не случилося.

Врак! Ужасть. Такого наслушался, что сам себя чуть не напужался. Ну да малец сопливый, чего уж там.

– Ты это, – Сурьёзно гляжу на его, – к Пономарёнку зайти тихохонько могёшь? Скажешь, что Егор пришёл. А то вишь ты, не хочу во двор заходить-то, с Дмитрий Палычем видеться-то.

– А… ага! – Только пятки босые сверкнули, пыль взбивая.

Я ажно ждать устал, стенку спиной подпираючи, пока Мишка не подошёл, на палку опираяся тяжко. Поздоровкалися, обнялися.

– Как? – Глазами на палку.

– Да ништо, проходит потихоньку, – Отмахивается ён, но видно – не ндравится такой разговор. Ну, чё уж, не буду и ворошить в таком разе. Не маленький, всё понимаю.

Постояли недолго, поговорили. Мишке-то стоять тяжко, хучь он и не говорит. Да што я, не знаю?! Сам хромал недавно с с палкой, да и сейчас ишшо нога того, чувствуется.

– А! Вот ты где, пащенок! – Из-за спин торговцев показался Дмитрий Палыч, пытаяся ухватить меня за ухо. Уже нетрезвый с утра, а глаза злые-злые, – Из-за тебя поганца, у меня таки неприятности были! Ну ты ужо…

Я рванул было в сторону, ан нога-то и подвела. Да и торговцы, они того, на скандал подтянулися, столпилися. А хозяин мой бывший вот он, сейчас отлупасит, а потом вошь-питательный дом… не хочу!

Сам не понял, как отскочил да ножик вынул, и ну воздух перед собой крестить! Сурьёзность свою показываю, значица. А ён не верит! Мне что, в самом деле грех на душу брать, ножиком его тыкать?!

И тут как всплыло! Картинки-то, да в кои веки подходящие, а не сикось-накось всякое.

Шапку лихо набекрень,

Закурю цигарку я.

Дела много – целый день

По бульвару шаркаю.

В морду дать – пожалуйста.

Мы ребята-ежики.

А пойди, пожалуйся

– В голенище ножики.

Что нам рупь, что нам два,

Наплевать на все права.

Можем неприятелей

Обложить по матери.

Мы ребята-ежики.

В голенищах ножики.

Любим выпить, закусить.

В пьяном виде пофорсить.

Что нам рупь, что нам два,

Наплевать на все права.

Нам законы нипочем.

В харю – гаечным ключом.

Мы ребята-ежики.

В голенищах ножики.

Любим выпить, закусить.

В пьяном виде пофорсить.

И ножиком там махаю под песенку. Смотрю, торговцы так р-раз… и расступилися. И хозяин мой бывший остановился. Передумал, значица. Я Мишке глазами так показываю – уходи, дескать. Ён не дурак, сразу понял. Ну и я подожда чутка, да и ходу – не шибко быстро, потому как нога кака-то не така. Дохтур предупреждал, да всё так не вовремя!

Думал было, погоню за мной учинят, ан нет. Так-то торговцы не сцыкливые, но оно им надо? Историю мою здесь кажная собака, поди, знает. Бегунков-то от хозяев, их много, а чтоб во время Великого Поста пришлось бежать, да от колотушек пьяных, тут ого! Долго ишшо Дмитрий Палыча склонять будут.

Доковылял до Хитровки в чуйствах расстроенных. Дай, думаю, со знакомцами своими разбойными посоветуюся! Они позднёхонько просыпаются, так что для них сейчас самое утречко.

Сунулся, ан нету их, и комнаты ихние, подземельные, на замке. Постоял, подёргал, и к Фотию, который скупщик краденого. Ён видел меня в их кумпании два раза, так что может что и скажет толкового.

– На гастролях артисты енти, – Осклабился Фотий, перегораживая здоровенным пузом, обряженным в линялую цветастую рубаху и не сходящийся на чреве чёрный жилет, вход в свою лавчонку, где для вида выставлена