Заводная девушка - Анна Маццола

расхотелось думать о Клементине и монастырской жизни. Расхотелось смотреть на жалкое, дряблое кукольное тело.

– Что Ты сделал, когда я молила о помощи? Ровным счетом ничего.

Размахнувшись, она со всей силы швырнула куклу. Та ударилась о стену и упала, поломанная и мертвая.

Глава 10

Мадлен

Удары копыт по булыжникам, шарканье башмаков, осторожно закрытая дверца кареты. Мадлен заставила себя вылезти из теплой постели и сразу почувствовала ночную стужу комнаты. Глядя в щель между занавесками, она увидела знакомую карету, чьи темно-красные стенки поблескивали в тусклом свете каретного фонаря. И вновь она босиком, ежась от холода, спустилась вниз под стук собственного пульса. Но приехавшие находились в дальней части мастерской. Мадлен приникла ухом к трещине в косяке, однако услышала лишь приглушенные голоса. Потом шаги стали громче. Приехавшие приближались к двери, возле которой она стояла. До лестницы уже не добежишь. Мадлен спряталась в холле, протиснувшись между стеной и одними из напольных часов.

Она ждала, ощущая во рту горький привкус страха. Ночные визитеры подходили все ближе. Они остановились в каком-то футе от нее. Мадлен слышала их шумное дыхание, доносящееся сквозь лихорадочные удары ее сердца. От их одежды и немытых тел разило смертью.

– Если мы найдем еще что-то подходящее, дадим знать, – глухим, бесцветным голосом сказал один из двоих.

– Да. Однако пока хватит и этого.

Воцарилась долгая пауза. Мадлен зажмурила глаза и молилась. Ей вдруг показалось, что визитеры учуяли ее присутствие и вот-вот вытащат из укрытия. Но они прошли мимо, направляясь к двери. Только теперь Мадлен решилась выдохнуть. В воздухе по-прежнему пахло смертью.

Входная дверь закрылась. Рейнхарт прошаркал по лестнице и вернулся к себе. Мадлен выждала еще немного и, убедившись, что все тихо, подошла к двери мастерской и взялась за ручку. Та не поворачивалась. Мадлен приналегла. Дверь была заперта на ключ. Merde![15] Мадлен выдохнула и заглянула в замочную скважину, но не увидела ничего, кроме темноты.

Она вернулась в свою каморку, легла, накрывшись с головой, но знала, что не уснет. Торговцы трупами привезли Рейнхарту тело ребенка, которое сейчас лежало в запертой мастерской. Мадлен в этом не сомневалась. А вдруг пропавшие парижские дети попадали на анатомические столы? Предположение было вполне правдоподобным. Она уже видела мужчин подобного сорта: мертвые рыбьи глаза, грязные руки. Мадлен слышала об их занятиях и обоняла их запах смерти. Зачем копаться на вонючем кладбище, когда на улицах полно дармовой свежей плоти?

Закрыв глаза, она увидела мертвую Сюзетту в гробу: светлые волосы, посиневшие губы, руки, сложенные на груди, и остекленевшие глаза, устремленные вверх. Восковая кукла, только слишком реальная. Мадлен прошибла дрожь. Она обхватила себя за плечи и еще глубже зарылась под одеяло, прогоняя мелькающие картины смерти. Девушка пыталась представить лицо сестры, когда та была живой, вспоминала их прогулки по Тюильри. Вот они идут, а между ними Эмиль, сосущий кусок ананасного льда. Но картинка задрожала и пропала. Мадлен оказалась в грязной комнате с затхлым воздухом, рядом с Сюзеттой, которая никак не могла разродиться.

– Не оставляй меня, Маду. Мне так страшно!

Мадлен не хотела слышать криков сестры. Укрывшись с головой, она безуспешно ждала, когда ее сморит сон.

Наутро уставшая, с осунувшимся лицом, Мадлен принесла Веронике кофе. Постучавшись в дверь, она не получила ответа. Мадлен постучала громче. И снова ответа не было. Тогда она приоткрыла дверь.

Комната хозяйки была пуста, одеяло откинуто в сторону. Ночная сорочка валялась на стуле. Судя по всему, Вероника оделась сама. Но почему? Мадлен снова охватил страх. Она спустилась вниз и еще в передней услышала голоса, доносившиеся из мастерской. Лакированная дверь была приоткрыта. Подкравшись ближе, Мадлен услышала голос Рейнхарта:

– Видишь, что происходит, если надавить? Хочешь попробовать?

Ответа не было, но вскоре донесся удивленный смех.

– Mon dieu, отец, и в самом деле есть отклик.

– Конечно. А если я сделаю надрез здесь… видишь?

– Да.

Испуганно округлив глаза, Мадлен приросла к месту. Должно быть, отец с дочерью потрошили тело. Тело какого-нибудь нищего ребенка. А ее хозяйка, вместо отвращения, с удовольствием помогала отцу.

Мадлен заставила себя войти в мастерскую. В ушах стучала кровь. Она должна все увидеть собственными глазами и затем подробно описать Камилю. Ноги отказывались идти, но она мысленно приказала себе приблизиться к столу и взглянуть на труп. Ее ноздри уже чувствовали запах смерти, приторно-сладкий. Так пах парик того старика. Подойдя ближе, она увидела босые ступни. Мадлен остановилась, моргая и недоумевая. Может, ей почудилось? Нет. Но вместо узких детских ступней то были ступни взрослого человека с уродливо вывернутыми пальцами.

Рейнхарт поднял голову и посмотрел на Мадлен. Он и Вероника были в перчатках, густо покрытых кровью. Увидев это, Мадлен едва не выронила поднос.

– А, это ты, Мадлен. Ты застала нас за работой, – весело проговорил Рейнхарт.

Он явно был в хорошем настроении.

– Я просто… искала мадемуазель Веронику. В комнате ее не было.

– Я вытащил ее из постели рано утром. Видишь ли, вскрытие всегда лучше производить при утреннем освещении.

Мадлен вдруг ощутила позывы к рвоте. Поставив поднос на стол, она зажала рот и выбежала из мастерской. Вслед прозвучали слова Рейнхарта:

– Обрати внимание – труп почти не пахнет. Этот человек умер минувшей ночью.

Мадлен едва успела спуститься во двор, где ее и вывернуло. Опорожнив желудок, она вернулась на кухню, ругая себя за глупость. Разумеется, не было никакого мертвого ребенка. Она стала жертвой разыгравшегося воображения, которое вырвалось из склепа ее разума. Свежий труп понадобился доктору Рейнхарту всего лишь для обучения дочери анатомии.

Увидев ее бледное лицо, Эдме усмехнулась:

– Теперь ты знаешь, чем они занимаются. – Повариха покачала головой. – Знаю, знаю, тебя вывернуло наизнанку. Но такое уж ремесло у анатомов. Он учит дочку, как учил бы любого человека. Я тут не первый год, но мне это никогда не нравилось. Ни капельки. Такое зрелище не для девушки, даже если она и привыкла к отцовским причудам.

Не получив ответа, Эдме снова уставилась на Мадлен:

– Садись. Sangdieu[16], ты что, никогда мертвого тела не видела?!

Видела, и не одно. Началось с отца, распластавшегося на полу, с бутылкой в руках, последней в его жизни. Видела она и молодое тело сестры, распухшее, плавающее в луже крови.

– Видела я мертвые тела. Но… не так, как сегодня. Такого я не ожидала.

Эдме кивнула и помяла ей плечо:

– Не лезь в хозяйские дела. Вскоре он закончит потрошить труп, а потом мы всё отмоем уксусом. Заварю-ка