Дыхание страсти - Розанна Битнер

Она нахмурилась и приподнялась на локтях, чтобы посмотреть ему в глаза. Вопрос поразил ее и пронзил сердце. Она старалась не думать о содеянном. Каким бы плохим человеком ни был Хьюмс, именно она убила его. Что скажет на это Бог? Ком застрял у нее в горле.

— Да, — ответила она. Внезапно мужество покинуло ее, и от этого Нина еще больше разозлилась на себя. Почему лейтенант спрашивает ее об этом? — У меня не было другого выхода. Он хотел меня задушить. Он издевался надо мной. Это был очень злой человек.

Клей кивнул.

— Я знаю. Вы сказали мне, что рады его смерти. Возможно, так оно и есть. Может быть, найдется и немало других людей, которые тоже порадуются этому. Но я не верю, что вы можете убить человека и не сожалеть об этом.

Его слова, словно нож, пронзили ее грудь. Нина опустила глаза и вновь легла на свою постель.

— Если вы спрашиваете меня, сеньор лейтенант, убийца ли я, то мой ответ будет отрицательным. — Ее голос дрогнул, и она почувствовала сильное желание дать волю слезам. Это желание было унизительным, но она ничего не могла с собой поделать. Отвернувшись от офицера, Нина накрылась одеялом, изо всех сил пытаясь сдержать рыдания. И в этот миг сильная, но нежная рука легла на ее плечо.

— Это все, что мне нужно было знать, — тихо сказал Клей. — Я должен знать, кого я укрываю. — Он осторожно сжал ее плечо и ушел, а Нина задумалась о том, значат ли его слова то, что он сочувствует ей. А вдруг он их отпустит?

* * *

Утром в лагере царила деловая суматоха. Люди Клея навьючили на лошадей вещи бандитов и на скорую руку позавтракали картошкой, хлебом и луком. Нина все время проявляла нежную заботу об Эмилио, и у нее не было возможности вновь поговорить с Клеем, хотя этот голубоглазый гринго, приведший ее в такое замешательство, всю ночь до утра был предметом размышлений девушки.

Перед тем как покинуть лощину, Клей собрал всех у могил, где были похоронены трое бандитов, и, приказав военным снять головные уборы, произнес краткую речь.

— Возможно, покойные были убийцами и ворами, — говорил он, — но теперь уже мы не можем судить их. Пусть Господь вершит над ними последний суд.

Когда он стал читать молитву по мертвым, Нина вновь почувствовала, как сжалось ее сердце. Она взглянула на лейтенанта, который, на мгновенье перехватив ее взгляд, начал отдавать приказы военным. Глядя на него теперь уже при ярком солнечном свете, Нина дивилась красоте этого гринго. Самые противоречивые переживания рвали ее душу на части. Она по-прежнему желала ненавидеть его, не смея ему доверять. Но в то же время она помнила вселяющее надежду и исполненное понимания прикосновение его руки к ее плечу.

— Мисс Хуарес, вы можете ехать на вашей лошади, — обратился он к ней. — Мне кажется, вы говорили, что вон тот черный мерин принадлежит вам.

— Да, — ответила Нина, приближаясь к лейтенанту. — Он принадлежит мне законно. Это не краденый конь.

Клей улыбнулся.

— Мне такое даже в голову не приходило.

Она удивленно вскинула брови.

— Неужели?

Клей засмеялся заразительным смехом, и Нина обрадовалась тому, что у него хорошее настроение.

— Куда мы едем? — спросила она.

— В Сан-Антонио, — ответил он. Они шли туда, где Эмилио делал отчаянные попытки встать на ноги. — Там я передам вас техасским полицейским. Пусть они решат, что с вами делать.

Нина остановилась. Эмилио, находящийся на расстоянии всего нескольких футов от Клея и слышавший эти слова, в упор посмотрел на лейтенанта.

— Так вы все-таки хотите сдать нас властям? — переспросила Нина.

Клей поправил шляпу. Прядь русых волос упали ему на лоб.

— Да. Мы также оставим там людей Хьюмса, их лошадей и вещи.

Нина взглянула на него исподлобья.

— Но я думала…

— Что вы думали, мисс Хуарес? Я — военный человек. И должен передать властям конокрадов и доставить верблюдов в Кэмп Верде. Вот те две задачи, которые стоят передо мной. Сан-Антонио находится на пути к нашей цели, поэтому именно там я намереваюсь избавиться от вас.

Почему он называет ее мисс Хуарес? Только ради того, чтобы произвести впечатление на своих людей? Чтобы показать им, что не питает к ней никаких симпатий? Холодность, с которой он беседовал с ней этим утром, злила девушку. Он что, считает ее за дуру? Нина упрямо тряхнула головой.

— Конечно, — процедила она сквозь зубы, — вы не можете питать к нам никакого сочувствия! Какое вам дело до того, что мы с братом никому не причинили никакого вреда! Какое вам дело до того, что мы попали в беду из-за военных, вроде вас, и какое вам дело до того, что мы собираемся вернуться в Мексику и уже больше никогда не заниматься тем, чем занимались раньше! Мы молоды, но какое это имеет значение? Зачем вам давать нам шанс начать все сначала, даже помня о том, что именно благодаря нам вы захватили бандитов, которых долго искали? В конце концов, мы всего лишь мексиканцы, все дело только в этом, не так ли?

Она резко повернулась и направилась к Эмилио, чтобы помочь ему сесть на лошадь. Молодой человек смотрел на Клея так, будто хотел его убить. Кое-кто из военных сочувствовал Нине: ее красота мешала им оценить ситуацию объективно. Они не могли понять, как Клей Янгблад может отдать эту девушку после всего пережитого в руки техасской полиции. Полицейские отнесутся к юной мексиканке с той же жестокостью, с какой относился к ней Хьюмс и его люди.

Клей, сидя верхом на лошади, начал взбираться вверх по крутому склону, на ходу отдавая приказы своим людям. Никто не понимал, перед какой дилеммой оказался этот человек. Он говорил себе, что выполняет свой долг, но не мог сохранять хладнокровия, потому что сердце разрывалось от жалости к Нине Хуарес, которая прочно завладела его мыслями. Но он должен поступать по закону. Кроме того, он ведь скрыл тот факт, что она убила Джеса Хьюмса. Он уже сделал для нее все, что мог.

Эмилио стоял возле Нины, которая взяла под уздцы его лошадь и приготовилась ее вести.

— Я думал, что ты сумеешь его уговорить отпустить нас, — сказал он сестре. — Но если ты будешь обращаться с ним так, как несколько минут назад, он ни за что не уступит!

— Я пыталась его убедить этой ночью, — шепотом ответила Нина с раздражением в голосе, наблюдая за тем, как Клей поднимается вверх по склону. Она восхищалась им, и это ее злило. — Порой мне казалось, что он уже готов смягчиться. Но он такой же, как и другие… у него холодное сердце — сердце гринго! — Она посмотрела на брата. Тот все еще был бледен и, по-видимому, сильно страдал. — Ты уверен, что сможешь ехать верхом, Эмилио?

— У меня нет другого выхода. Надо готовиться к побегу. Может быть, удастся напугать этих глупых верблюдов. Тогда мы сможем воспользоваться суматохой и исчезнуть.