Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая

без риска.

– Здесь не решаю я один. Есть тинг Бьюрланда… И Силверволл – лишь небольшая часть Мерямаа. У мерян свои кугыжи, а главный из них – пан Тойсар, он сидит в Арки-Вареже на озере Неро. Если он и другие кугыжи не одобрят… я мало что могу сделать.

– Мы хотим поехать в этот… к тому беку мерян, – сказал Самуил. – Ты можешь помочь нам туда попасть?

– Могу. Это не очень далеко, на второй день доберетесь.

– Жаль, что у нас не осталось хороших даров и для него тоже, – намекнул Хавард, но этого намека Даг предпочел не услышать.

Какой же глупец выпустит из рук собственную добычу, чтобы ею подкупали других!

– Но если бы люди узнали, что между нами и вами возможен союз, – Хавард выразительно посмотрел на Арнэйд, – это придало бы больше веса нашим словам.

Арнор вдруг расхохотался. Все в удивлении посмотрели на него. А он, встав от стола, потрепал Хаварда по плечу:

– Не рассчитывай на это. Мы уже пытались использовать этот путь, четыре года назад, когда собирались на Хазарское море. Ничего не вышло, кроме срама.

Илетай! Арнэйд сообразила: он говорит о своей попытке жениться на Илетай, дочери Тойсара, чтобы тот как родич помог русам собрать войско.

Не сказать чтобы попытка совсем не удалась: Илетай и впрямь вышла за парня из руси, и меряне собрали несколько сотен войска для похода. Только это оказался другой рус – не Арнор, а Велерад.

При мысли об этом у Арнэйд загорелись щеки: быть может, она стыдилась тех глупых мечтаний, в которых не Илетай, а она бежала через леса со Свенельдом, чтобы выйти за него самого. К счастью, Даг, заметив ее румянец, догадаться о его истинной причине не мог и истолковал по-своему.

– Пока мы не станем ни о чем таком говорить! – отрезал он. – Хаварду еще предстоит выяснить с Гудбрандом, кто из них более…

– Более достоин руки твоей дочери! – охотно закончил за него Хавард и подмигнул Арнэйд. – Ты пообещаешь нам…

– Нет! – перебил его Даг. – Я ничего обещать не буду. Кто бы ни одолел… Не будем сейчас говорить об этом. Не стоит дразнить норн. Я постараюсь назначить условия, чтобы вам не пришлось терять жизнь, но все же глупо говорить о женитьбе человека, который через несколько дней может оказаться убит.

– Идущий на войну уже мертв, – повторил Арнор известную пословицу. – Для идущего «на остров» это тоже справедливо.

Когда булгары ушли обратно к Кеденею, семейство Дага, закрыв за ними все двери, некоторое время сидело молча.

– Может, и зря… – пробормотал Арнор.

– Что – зря? – спросил его отец.

– Может, лучше поставить условие – до смерти? И пусть бы Гудбранд его зарубил к Могильной Матери?

Глава 11

Арнэйд надеялась, что Арнор пошутил. Но потом усомнилась в этом. В утро поединка Арнор был за завтраком молчалив, будто идти на поле предстояло ему самому.

– Отчего ты так задумчив? – спросила она, сама себе напоминая женщин из древних сказаний, которые задавали этот вопрос тому, кто намерен совершить нечто великое и ужасное.

– Прикидываю, как бы мне прикончить уцелевшего, – спокойно ответил Арнор.

– Уцелевший уберется отсюда, и мы еще долго его не увидим, – сурово поправил его отец. – Я надеюсь, никогда.

Арнэйд очень хотелось спросить, кому из двоих они предрекают победу, но она чувствовала себя слишком причастной к этому раздору и предпочитала не говорить о нем. Она не желала зла ни Гудбранду, ни Хаварду, но если она больше никогда не увидит Хаварда, пожалуй, это будет хорошо. Что же до того, чтобы за него выйти и уехать с ним в Булгар… нет, лучше она выйдет за медведя! Тот живет не так далеко.

– Если победит Гудбранд, – Виги невольно пришел ей на помощь, – то пусть этим и удовольствуется. Теперь все знают, что он живет с рабыней, и мы не позволим равнять с нею нашу сестру!

Арнэйд совсем не хотелось идти к булгарам, но она не могла пренебречь долгом хозяйки и отправить заботиться о них одних служанок. Вместе с Талвий и Вирбикой она пошла в гостевой дом, где теперь жили только булгары. Распоряжаясь готовкой – надо было печь лепешки, варить кашу, – на булгар, особенно на Хаварда, она старалась не смотреть, как и все последние дни. Но когда она, закончив с лепешками, собралась уходить, Хавард подошел к ней. Все эти дни он не лез к ней на глаза, давая понять, что уважает ее смятение, хотя Арнэйд неизменно ощущала на себе его взгляд. Теперь же у него был опечаленный и значительный вид, дававший понять, что особые обстоятельства заставляют его заговорить.

– Послушай меня, Арнэйд, – начал он, проникновенно глядя на нее своими голубыми глазами. – Сегодня боги и наша удача рассудят, кто из нас… восстановит свою честь. И хотя твой отец запретил смертельный исход, когда люди берут в руки оружие, случиться может всякое… Быть может, сегодня мы говорим с тобою в последний раз… может, к вечеру сама Хель раскроет мне свои объятия. Но даже если я умру, я буду знать, что ты носишь на руке мое кольцо, – он взглянул на перстень-цветок и сделал движение, как будто хотел к нему прикоснуться. – Даже если мы больше не увидимся, я буду знать, что ты не забудешь меня… А если я останусь жив… может быть, то, что ты надела его, еще не зная меня, было знаком нашей судьбы…

Арнэйд взглянула на него, несколько ошарашенная, и Хавард слегка подмигнул ей. Первым ее порывом было стянуть кольцо и отдать ему, но она сдержалась. Это кольцо дал ей родной брат, это ничего не означает, кроме удачи Арнора, которой он поделился с нею, своей сестрой. Но если она сейчас отдаст это кольцо Хаварду, вот это уже будет очень похоже на обручение!

Не находя никакого ответа, Арнэйд отвела глаза и направилась к двери.

– Но ты ведь придешь посмотреть на нас? – крикнул Хавард ей вслед, и в голосе его слышался обычный задор. – Неужели ты не хочешь увидеть, как моя алая кровь оросит белый снег? Ведь я пролью кровь ради тебя!

– Там постелят еловые лапы. – Арнэйд наполовину обернулась. – На них крови будет не видно.

Задолго до полудня – почти сразу, как стало светать – на погребальном поле начал собираться народ. Коновязь уже была плотно заполнена – люди ехали из Ульвхейма, из Хаконстада, даже из окрестных мерянских ялов. Для поединка выбрали ровное место между старыми невысокими холмиками, плотно выстлали еловыми лапами, чтобы ноги не скользили, и огородили ясеневыми жердями. Когда явилось семейство Дага, все насыпи вокруг площадки уже были заняты народом: люди стояли на вершинах и на склонах, самые предусмотрительные даже принесли с собой скамеечки. Была занята и вся лестница на склоне Бьярнхединова кургана – площадка лежала прямо перед ней, и оттуда открывался наилучший вид, поэтому здесь разместились самые важные люди. Арнэйд без особой охоты поднималась по ступеням вслед за отцом: казалось, все смотрят на нее, подозревая в чем-то постыдном, но как она могла бы сидеть дома, зная, что здесь такое происходит? Да и вздумай она прятаться, люди, пожалуй, решат, что совесть у нее нечиста, если она не смеет смотреть на поединок, затеянный из-за нее.

Был полдень – самое светлое время коротких зимних дней. Погода стояла ясная, и даже ненадолго проглянуло солнце. Арнэйд удивилась: казалось бы, такой день должен быть хмурым. Но сами боги улыбались, словно говоря ей: не делай такое лицо, будто у тебя жаба на коленях, все не так уж страшно.

Когда появился Хавард, ведомый Виги и провожаемый всеми своими спутниками-булгарами, его облик источал непринужденную дерзость. На нем был хазарский шлем, одолженный у Арнора (тот успел зачинить пробитую стрелой дыру), а в руках секира и крепкий щит. По его ухваткам сразу было видно, что обращаться со всем этим ему привычно. Но вид его веселого лица почему-то лишь укрепил дурные предчувствия Арнэйд. «Быть может, меня примет в свои объятия Хель…» Не сказать чтобы она его жалела или собиралась по нему скорбеть, но была уверена: если так случится, память о нем отравит ей всю предстоящую жизнь, как будто он утащит с собой под землю ее спокойствие и радость.

Когда Хавард подошел к площадке, Гудбранд, тоже снаряженный по-боевому, уже ждал его там. Протрубил рог, движение и гул разговоров на возвышенностях и вокруг площадки стихли. Раньше Арнэйд не случалось видеть Гудбранда в шлеме, и теперь она его с трудом узнала. Там же стоял Арнор – ему предстояло управлять