Я тоже её люблю (СИ) - "Леопард заманчивый"

Но он будто не слышал. Всё, что происходило сейчас, было настоящим наваждением. Пчёла неспешно касался губами её шеи, оставляя короткие влажные поцелуи, словно отвлекая от движений своих ладоней, которые тем временем скользнули выше по Олиной талии. Он отчётливо слышал удары её сердца — казалось, оно норовило вырваться из груди.

— Я хочу тебя, — тихий шёпот обжёг мочку её уха.

Хочу тебя… Яркой вспышкой пронеслось воспоминание о новом восемьдесят девятом, о первом «я хочу тебя», о том самом танце и той самой ночи. Острый спазм до дрожи, до боли скрутил всё внутри.

— Витя… — как безумная, повторяла она, — Витя, пожалуйста, это не…

Новая волна мокрых поцелуев, подхваченная его возбуждённым дыханием, прошлась от уха до плеча, так и не дав договорить. Это неправильно… Так неправильно… И страшно от того, что она принадлежит другому, муж её сейчас находится на другом конце света, а рядом — никто иной, как его лучший друг. Руки Пчёлы вновь обвились вокруг её талии, круговыми движениями поглаживая живот. Оля лишь закусила губу, подавляя очередной рвущийся из груди стон.

— Не могу больше, — на выдохе произнёс Пчёла, и одна рука двинулась выше, от живота к груди, — не могу, слышишь?

— Витя… — Оля снова хотела что-то сказать, но не успела продолжить.

Она сама резко развернулась к его губам, и последние капли самообладания будто разбились о землю. Девушка поцеловала его — сильно, жарко, страстно; тесно прижимаясь к нему всем телом, дрожащим и сладко ноющим от каждого его прикосновения.

Пчёла умело подхватил Олю на руки и, не прекращая касаться её руками и губами, посадил на подоконник. Уже обнажённой спиной она ощутила гладкую поверхность оконного стекла, к которому он прижал её. От окна исходил холод, но ей становилось душно, и от этого контраста перехватило дыхание. Тонкие пальцы сами по себе переместились от воротника его рубашки к пуговицам, расстёгивая каждую, открывая взору желанное тело. Оля вспоминала всё — каждый его изгиб, каждый мускул, снова покорный её рукам. Ладонь скользнула от груди к напрягшемуся животу и двинулась ниже.

Витя зажмурился, дыхание вмиг участилось. Чёрт. Чёрт! Что же ты делаешь… Он приоткрыл глаза, ловя на себе её горящий, подёрнутый пеленой страсти взгляд. Как я скучал по твоим прикосновениям… Пчёла со всей остротой ощутил надвижение новой бурной волны и, предотвращая её, осторожно обхватил ладонью Олино запястье.

— Не надо так, — шепнул с придыханием, огромным усилием воли отводя в сторону её руку.

Он приподнял её, понёс к постели и только там ненадолго отпустил. Они сами не поняли, как в этом безумном порыве расправились с остатками одежды — главное, что теперь ничто не отделяло их друг от друга. Поцелуи снова вспыхнули огнём на Олиной шее. А он всё спускался ниже, страстно и плавно, пока не коснулся рукой той стороны её бедра, где кожа была совсем тонкой и нежной. Тогда же она впервые застонала — протяжно… просяще.

— Ну скажи, что скучала по мне, — прерывисто зашептал он, когда ощутил, что по её телу вновь пробежала крупная сладкая дрожь. — Спорим, он никогда не делал с тобой то, что делаю я?

Пальцы скользили между её ослабших ног, касались уже совсем откровенно, как будто между ними не существовало в этот момент никаких запретов. Становились всё настойчивее, проникали глубже.

— С ним так не бывает, правда? Скажи… — уже не просил, а требовал Пчёла, точно задавая ритм движениям руки.

Оля прогнулась в спине, подаваясь ему навстречу, отчаянно комкая простынь. Для неё едва ли в этот момент существовало что-то кроме его сильных пальцев, овладевавших ею.

— Не бывает… — эхом повторяла она, не разбирая смысла слов. В этом бреду трудно было сообразить, что она говорила чистую правду. — С ним… никогда не бывает. Пожалуйста… — она уже почти умоляла его. — Витя, пожалуйста!

— Что? — он продолжал терзать её, не прекращая движений, пока не различил сквозь её заполошное дыхание последнее признание:

— Я хочу тебя…

В эту минуту Пчёлкин победно улыбнулся про себя, но на неё посмотрел открытым, полным желания взглядом. Поцеловал её горячо и властно, подался к ней, когда Оля резко отстранилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Витя… — она приподнялась на локтях, взволнованно посмотрев ему в глаза, — так нельзя…

Он вопросительно взглянул на девушку. Что не так? Чёрт, ну конечно… Как ты сам про это не подумал?

— Не бойся, — запальчиво прошептал он ей в ухо, — я успею…

И этот будоражащий сознание шёпот заставил забыть обо всем. Оля прикрыла глаза, почувствовав его совсем рядом. Изо всех сил сдерживая себя, Витя сделал неспешное движение вперёд, заставив девушку издать новый протяжный стон. С ума сойти. Как же влажно. Как ты дрожишь… Пчёлкин едва мог держаться и старался растягивать это удовольствие как можно дольше, почти полностью отстраняясь и снова погружаясь в неё. То тягуче-медленно, то быстро и порывисто. Она притягивала его к себе всё сильнее, и Пчёла снова и снова сливался с ней в глубоком поцелуе, нарочито медленно двигаясь навстречу.

— Витя… — она снова громко простонала, уже не в силах сдерживаться, — пожалуйста, — очередная просьба почти охрипшим шёпотом, почти с мольбой.

— Что такое? — дразнящим шёпотом прямо на ухо.

— Хочу тебя… — на выдохе повторила она, изо всех сил прижимаясь к его разгорячённому телу, — глубже…

Эти слова окончательно вскружили голову, уничтожили остатки рассудка. Он сделал очередное движение, проникая на всю глубину, заполняя её уже без остатка. Зажмурив в экстазе глаза, сделал еще несколько быстрых порывистых толчков — и связь с внешним миром, казалось, была разорвана навсегда. По телу прокатилась волна какого-то отчаянного безудержного удовольствия. Оля сжала его как можно сильнее, отвечая на последний порыв, взрываясь вместе с ним в долгожданном наслаждении. Он ощутил знакомую дрожь, и всё, что было в нём, разом излилось.

… Витя поцеловал её снова и снова, только на этот раз нежно, мягко, без намерения воспламенить и увлечь за собой в эту тёмную сладкую бездну. Туман рассеялся, и он погладил Олю по волосам.

— И что это сейчас было? — спросила она слишком серьёзно для такого момента.

— А я думал, ты знаешь, как это называется, — привычная ухмылка снова тронула уголки его рта.

Эта ирония неприятно кольнула… Пчёла тяжело вздохнул, снова касаясь пальцами её душистых каштановых волос. Во всём теле ощущалась слабость. Что бы там ни было, но если рай существует, то он точно здесь. Оля осторожно прошлась самыми кончиками пальцев по его телу, от груди к животу, и сердце трепыхнулось в груди каменным комом. Краем глаза он заметил, как девушка изменилась в лице, поглаживая небольшой, но заметный шрам с правой стороны.

— Кто тебя так?

Олин тихий обеспокоенный голос невольно вызвал улыбку. Она переживает… Такая серьёзная, но всё равно ласковая. Сейчас ему просто было хорошо. Очень хорошо. Наверное, как никогда.

— Старая тема, — откликнулся Витя. — Челябинские в девяностом…

Пчёлкин тут же поймал на себе её взгляд — грустный, пристальный, но не тяжёлый — и притянул к себе, целуя.

— Ты же моя, — шепнул едва слышно и как-то обречённо в перерыве между касаниями губ.

Нет. Не твоя… Я замужем, а теперь, стоило Саше уехать, лежу в нашей постели с его лучшим другом. Я изменила мужу. Кто я теперь? Не верная жена, а любовница. Не честный человек, а предательница… Страсть схлынула, дыхание успокоилось, всё отступило под давлением жестокой серой реальности. Оля тяжело выдохнула и бросила взгляд на Пчёлкина. От обрушившихся на неё мыслей стало совсем скверно. Мне должно быть за это стыдно…

Витя посмотрел в её обеспокоенное лицо, и Оля стыдливо отвела взгляд. Конечно же, он всё понимал. Она жалеет о том, что было? Да какая теперь разница… Во всём этом он видел теперь только одно верное решение — оставить её, пока они не натворили ещё больше глупостей.

— Мне уйти? — уже стоя в дверях спальни, с тоской в глазах спросил он.

Даже если бы я и хотела сказать «нет», иначе нельзя. Белова молча кивнула, так и не решившись посмотреть Пчёле в глаза. Через пару минут до неё донёсся тихий звук удаляющихся шагов и закрывшейся двери.