Формула Бога - Жозе Душ Сантуш

«Я, кажется, схожу с ума».

Эта мысль с поразительной настойчивостью все возвращалась и возвращалась к нему по мере того, как машина, кружа по иранской столице, неумолимо приближалась к конечному пункту, к безжалостному мигу, точке невозврата.

«Я, должно быть, совсем сошел с ума».

Бабак молча вел машину. Глаза его, не ведая покоя, зорко смотрели вперед и успевали проверять темные закоулки по сторонам, а еще мгновенно реагировали на малейший отблеск в зеркале заднего вида, любое подозрительное движение. Рядом с Томашем восседал Багери. Уткнувшись в подробную схему здания Министерства науки, он в который раз мысленно проходил разработанный для них маршрут, продумывал малейшие детали. Цэрэушник был во всем черном. Еще в гостинице он дал Томашу черный иранский тюрбан, сказав, что в нем тот будет менее заметен, заставил переодеться в самые темные из имевшихся у того вещей, добавив при этом, что только сумасшедшему могло взбрести в голову перед ночным рейдом напялить на себя светлую одежду. Но Томаш считал себя больным на голову по другой причине: только человек с поехавшей крышей способен, не имея ни опыта, ни подготовки, пойти на то, чтобы в стране с жестоким законодательством под покровом ночи, в обществе двух неизвестных тайком проникнуть в правительственное учреждение и выкрасть секретный документ, содержащий важнейшую военно-техническую информацию.

— Нервничаете? — нарушил молчание Багери.

— Да, — кивнул Томаш.

— Это естественно, — ухмыльнулся иранец. — Но могу вас успокоить: все будет хорошо.

Багери вынул из кармана бумажник, а из него — зеленую бумажку.

— Очень надежное и сильное средство, — прокомментировал он, демонстрируя историку стодолларовую купюру.

Автомобиль свернул налево, затем совершил еще два поворота, заметно снизив ход. Бабак, посмотрев несколько раз в зеркало заднего вида, прижался к тротуару и встал между двумя универсалами. Мотор замолчал, фары погасли.

— Приехали.

Томаш, озираясь, пытался сориентироваться.

— Но министерство не здесь.

— Вон оно, там, — Багери указал вперед и куда-то вправо. — Отсюда мы пойдем пешком.

Они вышли из машины и тотчас почувствовали на себе ледяное дыхание ветра, одежда от которого мало спасала. Томаш поднял воротник куртки и поглубже натянул на голову тюрбан. Втроем они проследовали до угла. Дойдя до перекрестка, историк наконец узнал улицу и здание на другой стороне. Багери жестом дал ему понять, что они пока остаются на месте. Бабак пошел вперед один, спокойно пересек улицу и направился к министерству. Когда он подошел совсем близко к будке охранника, его тощая фигура слилась с ночной тенью и исчезла из поля зрения, но очень скоро Бабак вдруг вынырнул из темноты и махнул им рукой.

— Вперед! — приказал Багери полушепотом. — И больше ни слова, слышите? Они не должны догадаться, что вы иностранец.

Вдвоем они перешли на противоположную сторону и направились к зарешеченной двери проходной. Томаш чувствовал ватную слабость в ногах, сердце отчаянно колотилось, руки дрожали. У него мерзко сосало под ложечкой, а лоб покрылся холодным потом. Пытаясь хоть как-то себя успокоить, он словно заклинание повторял про себя, что его «соратники» — профессионалы и знают свое дело.

Решетка проходной была заперта, но Багери, минуя ее, втиснулся в малоприметную боковую дверку возле будки охранника. Историк последовал за ним, и они оказались на территории министерства. Бабак поджидал их, стоя рядом с часовым в иранской военной форме, который при появлении Багери отдал тому честь. Цэрэушник, ответив ему таким же приветствием, тихо обменялся несколькими словами с Бабаком, после чего водитель вышел обратно на улицу.

Солдат без лишних слов провел Томаша и Багери через двор к еще одной незаметной двери, вероятно — служебному входу в здание, открыл ее и, снова козырнув, впустил их внутрь. Услышав за спиной звук запираемого на ключ замка, Томаш окончательно осознал, что мгновение, которого он так боялся, наступило, он прошел точку невозврата.

— Что теперь? — едва уловимый слухом, прозвучал в кромешной тьме его дрожащий шепот.

— Поднимаемся на четвертый этаж.

Иранец включил фонарик.

С величайшей осторожностью они двинулись к цели. Багери шел впереди, луч фонарика образовывал в кромешной тьме световой туннель, отсвечивая на полированном мраморе стен и пола. Пройдя по коридору, они вышли в центральный холл, откуда начиналась помпезная парадная лестница. Лифтом они, естественно, пользоваться не стали.

На четвертом этаже Багери жестом предложил Томашу занять место ведущего и временно принять командование на себя. Хотя в темноте все выглядело совсем не так, как при свете дня, историк довольно быстро сориентировался. Слева от них был вход в конференц-зал, где ему показывали рукопись. Он открыл дверь и убедился, что не ошибся: внутри стоял большой стол, стулья, вазоны с растениями и стенные шкафы — бессловесные обитатели погруженного в сон помещения. Посмотрел вправо — туда, где располагался кабинет, откуда Ариана вышла с коробкой, в которой лежал документ.

— Это там, — указал Томаш на стальную дверь.

Багери подошел к двери и подергал ручку — дверь не открылась. Как и следовало ожидать, она была заперта на ключ.

— Что теперь? — растерянно прошептал Томаш.

Багери ответил не сразу. Склонившись к замку, он внимательно обследовал его бронированную личинку в свете фонарика. Затем опустился на корточки и порылся в своем небольшом заплечном мешке.

— Не беда, — лаконично прокомментировал он ситуацию.

Из вещмешка Багери извлек замысловатую остроконечную железяку, которую с великой осторожностью ввел в замочную скважину. Затем вставил себе в уши миниатюрные наушники электронного стетоскопа, а его чувствительный сенсор-микрофон приложил к замку. И принялся аккуратно водить инструментом взад-вперед, поворачивать его внутри цилиндра, внимательно вслушиваясь в металлические звуки. От усердия и сосредоточенности он прикусил кончик языка, а глаза его, устремленные вверх, словно остекленели. Процедура длилась уже несколько казавшихся бесконечными минут. Наконец Багери извлек инструмент из замка и принялся что-то искать в мешке. Поиски увенчались успехом: в руках у него появилось нечто вроде тонкой и, по-видимому, очень гибкой и прочной проволоки. При помощи нее он снова начал проделывать в цилиндре замка всякие манипуляции.

— Ну что? — просопел ему в ухо Томаш, которому не терпелось поскорее покончить с этим делом. — Получается?

— Момент.

Иранец снова приложил стетоскоп к замку и, легонько двигая проволокой, услышал «клик-клик-клик» и заключительный «клак».

Бронированная дверь сдалась.

Они вошли в небольшой, но богато отделанный кабинет: его стены и потолок украшали панели из экзотической древесины. В противоположном от входа конце, над горшками с декоративной растительностью отраженным светом блеснула серая дверца вмурованного в стену сейфа с круглой ручкой наборного замка.

— А с таким агрегатом вы справитесь? — с надеждой спросил Томаш.

Багери, приблизившись к сейфу, пристально рассмотрел кодовое устройство.

— Не беда, — повторил он, видимо, любимую присказку.

На сей раз в ход пошла несравнимо более сложная техника. Почти что игрушечной электродрелью Багери просверлил под замком миниатюрное отверстие, вставил в него проводники с микродатчиками, подключил их к прибору с небольшим плазменным экраном, на котором тотчас высветились янтарно-желтые цифры, а этот прибор, в свою очередь, соединил с компактным компьютером и на его клавиатуре стал подбирать буквенно-цифровые комбинации. Через пару минут появлявшиеся на мониторе ответные сообщения изменили цвет индикации с красного на зеленый, и кодовый механизм сейфа пришел в действие, будто ожил. Застрекотали шестеренки, раздался сухой металлический щелчок, и тяжелая дверца приоткрылась.

Не говоря ни слова, Багери распахнул ее и осветил фонариком недра сейфа. Томаш, выглядывавший из-за плеча иранца, узнал потертую старую коробку.

— Вот, — указал он.

Багери осторожно, на вытянутых руках вынул коробку из сейфа, словно в ней находилась реликвия, способная рассыпаться в прах от малейшего неловкого движения, и плавно опустил ее на стол. Сняв аккуратно крышку, он жестом предложил Багери посмотреть на содержимое коробки. Свет фонаря залил картонное чрево: на дне лежали желтоватые от времени страницы. Томаш склонился и, присмотревшись, различил на титульном листе в клеточку заглавие и четыре строки стиха.

И сами слова, и их смысл показались ему неуловимо ускользающими. «Ну да, это та самая рукопись, написанная от руки Эйнштейном, утерянное свидетельство другой эпохи», — думал обуреваемый противоречивыми чувствами историк, вдыхая таинственный аромат далекого прошлого, исходивший от истертых временем ломких листков.