Бремя стагнатора - Сергей Чекмаев

– Большое дело ты задумал, Косталан. Понимаю теперь, что не зря наградил тебя наш император, да продлится вечно его правление! Сердцем болеешь за других. Если пародел будет работать, как ты задумал, многие придут поклониться тебе в ноги.

Мастер потер ладонями виски: голова привычно гудела, он так же привычно этого не замечал.

– Хорошо, – сказал он. – Отольем тебе котел. Ровно такой, как просишь – в три человеческих роста. За половинную плату. И не спорь! – мотнул головой Саригано. – Серебро-то, небось, с неба не падает, дается, как и всем, тяжелым трудом да мозолями? Не перечь учителю! Или забыл, как тростью поперек хребта получал?

Косталан рассмеялся.

– Ну, то-то. Чертежи оставь, я над ними еще помозгую. А ты беги домой, девочка тебя заждалась уже. Это моя старуха привыкла за долгие годы, а молодухам внимание подавай.

Работа началась. Каждый вечер, после работы кузнец заскакивал в мастерскую Саригано, с радостью наблюдал, как обжигают в печи сначала нижнюю половину отливочной формы, потом верхнюю. Получались они просто гигантскими, как чаши для винопития сказочных великанов. После долгих споров котел все-таки решили делать сварным, из двух половинок, а не цельным. Мастер Саригано, хитро подмигнув, пообещал использовать некоторые «особые» добавки:

– Отличное выходит железо, Косталан. Замечательное железо. Гибкое, как женщина, ковкое, чрезвычайно вязкое. Высший сорт.

В Соцветии такое железо назвалось «суповым» или иначе – «похлебкой», за то, что обладало замечательным свойством свариваемости: две металлические полосы, нагретые до ярко-красного каления, способны под ударами молотобойцев соединяться в одну цельную массу. Непотребные сол­маонцы, варвары и сквернословы, прозвали «суповое» железо «любовным».

Конечно, не все получалось с первого раза, формы рассыпались от неравномерного обжига, приходилось начинать заново. Нижнюю сделали быстро, а с верхней пришлось повозиться – слишком много в ней предполагалось отверстий и трубок. На нее одну ушел почти целый оборот. Потом пришло время плавки. Косталан слушал мастера Саригано и поражался: сто двадцать пять алинов железа! Даже в императорских кузнях отливки такого масштаба – невиданная редкость. По пальцам пересчитать можно, и каждая по-своему уникальна. Как например огромная осадная бомбарда «Потрясатель небес», которую отливали почти весь день. Стрелять она, конечно, не могла – ее бы моментально разорвало – и использовалась больше для устрашения солмаонских послов: орудие воздвигли на специальном постаменте у парадных ворот императорской приемной. Чего уж говорить о небольшой мастерской Саригано, где пришлось попотеть всем, даже самому старому учителю!

– Ли, как слышишь? Прием.

– В порядке, командир. Что за спешка? Связь на три часа раньше графика.

– У нас кое-какая срочная информация. Пакет пошел к тебе, ему еще пару минут качаться, так что я пока расскажу вкратце, в чем дело. В Солмаоне знают о паровой машине, Ли.

– Так быстро!

– Ну, – Игорь хмыкнул, – не быстрее нас. Слушок тот же самый, что ты привез четыре месяца назад. Кто-то кому-то заказал огромный котел высотой в три человеческих роста. Полностью запаянный, без крышки. Якобы в Соцветии изобретают новое оружие. В Солмараване все стоят на ушах.

– Гм… запаянный, значит. Любопытно.

– Да, меня тоже заинтересовала именно эта подробность. Описано довольно близко к истине, чтобы быть случайностью. Источник либо сам видел чертежи, либо говорил с тем, кто держал их в руках. Заказ реален, и он уже сделан, Ли. Надо срочно выйти на заказчика.

– Понял, командир, сделаем.

– Пакет пришел?

– Да, все получено. Вечером придет Ю Фат – помозгуем.

– Хорошо. До связи.

На следующий день Солнечные жрецы объявили праздник в честь захода Небесного Диска – они почему-то всегда знали, когда и на сколько дней маленькое светило исчезнет с небосклона. Раньше такие дни считались неблагоприятными, но лет пятьдесят назад (сейчас точно не вспомнят даже старики) заход Небесного Диска предшествовал хорошему урожаю и одновременно – крупной победе над солмаонцами. Потом, правда, тактическая победа обернулась поражением в войне, но об этом старались не вспоминать.

С тех пор и повелось – как только жрецы предсказывают заход, Соцветие празднует и веселиться в надежде на хорошее предзнаменование. Вне зависимости от того, происходило в итоге что-нибудь хорошее или нет, жрецы неизменно оказывались в выигрыше. Если да – они немедленно объявляли это своей заслугой и требовали приношений, если нет – народ обвиняли в том, что он плохо молился и мало жертвовал.

Как обычно.

Вечером Косталан пришел домой поздно – искал подарок для Юнари. Причину, конечно, назвал другую: императорский заказ, мол, много работы и все такое.

Завтра ему не нужно спешить в кузни. Праздник же. Впереди – два вечера, целый день и две ночи вместе.

Если это не счастье, то что же тогда?

Ночью им было хорошо вдвоем. Юнари забылась только под утро в кольце сильных, но таких родных и знакомых рук. Снилось ей что-то радужное и теплое, она так и не поняла, что именно, но совершенно не боялась. Зато привычный кошмар – термы старого Коцеру – в эту ночь не появился, словно его никогда и не было.

Грохот проник сквозь сон, буравом вонзился в мозг. Косталан и девушка проснулись одновременно, но если Юнари в полудреме не поняла в чем дело, кузнец понял все сразу. Может быть, где-то в глубине души он даже ждал этого.

Стучали в дверь. Властно, сильно и неудержимо. По-хозяйски.

– Откройте Всевидящему Оку!

Косталан потянулся за халатом. Девушка испуганно прижалась к нему:

– Кто там, Коста?

– Легионеры Ока. Ресницы.

Глаза у нее сделались совершенно круглыми:

– Зачем? Что им здесь искать?

– Вот сейчас и узнаем. Пусти, маленькая, мне надо одеться.

Честно признаться, когда он завязывал пояс, руки у него дрожали. Даже на его памяти люди, взятые под стражу именем Всевидящего Ока, исчезали бесследно. А уж сколько про то ходило разговоров! Не счесть.

Косталан заставил себя гордо поднять голову, успокоиться. Он ни в чем не виноват. Если за ним пришли по поводу пародела – он все объяснит. И даже покажет чертежи. Ничего противозаконного он не замышлял, наоборот – хотел помочь людям, а через них и всему Соцветию.

Он накрыл Юнари одеялом, поцеловал в щеку и сказал:

– Лежи здесь и ничего не бойся. Вниз не ходи, даже если меня увезут. Жди. Разберутся, отпустят, и до утра я буду дома.

Шагнул было из комнаты, но на пороге его остановил тихий, сквозь слезы, вопрос:

– Ты вернешься?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});