Скандал столетия - Габриэль Гарсия Маркес

похоже на бокс, как журналистика, только у них в боксе можно выбросить на ринг полотенце в знак проигрыша, а у нас нельзя. У нас всегда побеждает печатный станок. Сегодня останетесь без жирафы. Воображаю, сколько людей будут по этому поводу ликовать. Однако я припоминаю одну истертую в прах от давнего употребления мудрость: «как начнешь, так и закончишь». Иначе говоря, главное – хорошо начать. Что ж, повторим поиск темы – без сигарет, без спичек – с самого начала. «Некоторые умудряются сделать темой журналистского материала даже бич нынешней журналистики, тотальное бестемье. Прием граничит с абсурдом…» Карамба! Вот тема и нашлась!

11 апреля 1950 года, «Эль Эральдо», Барранкилья

Простительная ошибка

В городе Кали был вторник. Некий кабальеро, который провел конец недели так бурно, что ничего о нем не помнил, пытался найти в памяти хоть какие-то следы ушедших трех дней. Но невозможно так элегантно, а главное, так настойчиво надираться с субботы до полуночи понедельника без последствий. Утро вторника застало его в комнате, до потолка наполненной головной болью. Кабальеро попытался открыть глаза и определиться во времени и пространстве. Поначалу ему показалось, что пил он вчера, а сегодня утро воскресенья. Но уверен не был. Он вообще ничего не чувствовал, кроме самого похвального раскаяния. Грех его был страшен, хотя в точности сказать, в каком именно из семи смертных грехов он раскаивается, кабальеро не мог. Это было раскаяние как таковое – безусловное, неподкупное, яростное и самоуглубленное.

Пожалуй, кабальеро мог бы с уверенностью утверждать, что он находится в городе Кали; по крайней мере здание напротив его окна было гостиницей «Альферес Реал», следовательно, тезису о Кали имелось неопровержимое, можно сказать, онтологическое доказательство. Не могли же они за субботнюю ночь перенести гостиницу в другое место. Глаза удалось наконец полностью открыть, и головная боль уже не заполняла всю комнату, а сгустилась и осела где-то в изголовье постели. Кто-то позвал кабальеро по имени, но тот не обратил внимания, лишь подумал, что в соседней комнате переговариваются два каких-то незнакомца. Время лежало перед ним как гладкое озеро: берег слева – вечер субботы, берег справа – безотрадное настоящее, посередине – ровно ничего. Он осторожно спросил себя, кто он такой, на самом-то деле. Вспомнив свое имя, он понял, что из соседней комнаты кто-то звал именно его, но сразу отвлекся от этой ерунды.

Вдруг в воздухе блеснуло что-то маленькое и плоское – оно влетело в окно, упало возле кровати и забилось на полу. Кабальеро подумал, что это ветер внес листок бумаги, и продолжил опасливое наблюдение за потолком, который шел волнами, покачивался и опускался, как туман, причиняя ужасную головную боль. У кровати что-то по-прежнему шлепало по полу. Кабальеро смог дотянуться головой до края подушки и увидел, что на полу посередине комнаты бьется маленькая серебристая рыбка. «Ну привидится же, – подумал кабальеро, злобно скаля зубы, – рыба! Рыба в тысяче километров от моря, в Кали, на третьем этаже, на полу в моей комнате. Чушь». Продолжая ехидно посмеиваться, он отвернулся к стене.

Но в следующий же момент в ужасе подпрыгнул в постели. «Рыба! – завопил он. – Рыба, рыба у меня в комнате!» Задыхаясь в отчаянии, он кинулся в угол и прижался к стене. Раскаяние поднималось над ним, торжествуя. Он всегда насмехался над теми, кто допивался до розовых слонов или скорпионов под зонтиками. А теперь с ним самим то же самое! В его собственной комнате, на полу, зеркально сверкая, подпрыгивает маленькая рыбка!

Кабальеро прикинул расстояние, сжал зубы и, закрыв глаза, ринулся навстречу судьбе: головокружение, пустота, приближающийся тротуар. Он выбросился в окно.

Когда наш кабальеро открыл глаза в больничной палате, чувствовал он себя куда лучше, все помнил; под бинтами, правда, было неизвестно что, но оно не болело. На тумбочке лежала газета. В приливе энергии кабальеро дотянулся до нее, развернул и прочел:

«Кали, 18 апреля. Сегодня утром на одной из улиц нашего города неизвестный мужчина в состоянии сильного алкогольного опьянения выбросился из окна третьего этажа. Он госпитализирован, угрозы жизни нет».

Кабальеро узнал себя в герое заметки. Он был спокоен, безмятежен, его клонило в сон. Вчерашний кошмар казался далеким и неважным. Он лениво перевернул лист и продолжил читать городские новости. В следующей заметке мелькнуло слово «рыба». Чувствуя, что головная боль снова кружит где-то недалеко от больничной койки, кабальеро прочел:

«Кали, 18 апреля. Удивительный природный феномен наблюдали сегодня жители Валье-дель-Каука и ее столицы Кали. На улицы города выпали вместе с дождем тысячи мелких серебристых рыбешек, не более ладони величиной. В редакцию продолжают поступать сообщения о рыбках, захваченных смерчем и упавших с дождем на землю».

20 апреля 1950 года, «Эль Эральдо», Барранкилья

Убийца одиноких сердец

Когда Рэймонд Фернандес и Марта Бек познакомились в Нью-Йорке (было это несколько лет назад), на свет родилась очередная сумасбродная иллюзия из тех, что обитают во второсортных отельчиках и подпитываются как долгими поцелуями, так и вставленными в рот дулами пистолетов. Марта и Рэймонд – эти имена отлично подойдут для следующего романа дона Артуро Суареса[4], – по всей вероятности, достигли состояния духовной чистоты, в котором их и накрыла полиция, путем тщательной проверки взаимных чувств, общих предпочтений и общих способностей. Жизнь не была к ним благосклонна. Она представлялась им чем-то вроде псины, привязанной в коридоре многоквартирного дома, где они жили: днем скалила сверкающие зубы, грозя жестокостью и голодом, а ночью выла, не давала спать и норовила сорваться с цепи. Вот как вела себя жизнь с Мартой и Рэймондом, влюбленными, которые, надо думать, в отличие от героев романтических книжек, повторяли пресловутое «любит – не любит», не гадая на трогательных ромашках, а выпуская в стену дома пулеметную очередь.

Позже, переехав в квартирку с цепным псом в общем коридоре, они нашли способ подбросить живительных дровишек в костер любви, которая, если бы не это спасительное средство, остыла бы, как всегда остывает, если людям не хватает горячего супа в сердце. Рэймонд и Марта обнаружили слабость некоей вдовы, миссис Джэнет Флэй, записанной в одно из печальных сообществ, известных под поэтическим названием «Клуб одиноких сердец». По-видимому, миссис Флэй в избытке обладала тем, чего Марте с Рэймондом недоставало для победы над псом, и была лишена того, чем изобиловали их ночи, во тьме которых они делили ложе и кошмары.

Дело приняло серьезный оборот, когда Рэймонд связался со вдовой и