Четвертая масть - Игорь Черемис

«Победа» была хоть как-то защищена от вражеских поползновений и окрестных пацанов.

И уже под вечер я оборудовал из нескольких кирпичей небольшой очаг, в котором спалил старые дрова, появившиеся при расчистке — мангала тут, как я и предполагал, не водилось, — пожарил купленные как раз для такого случая жирные сардельки и запек картошку. Ужин получился, конечно, походным, но мы разбавили вкус углей приобретенным уже в Кратово мороженым и хорошим, «индийским» чаем со свежей клубникой и малиной.

Определенно, с деньгами и в Советском Союзе можно было нормально жить — если, конечно, не наглеть сверх меры.

* * *

Я сидел на ступеньках веранды и смотрел на темнеющее небо, затянутое совсем не страшными на вид облачками. В конце июня ночи короткие даже в Москве; тут ещё переводили часы на летнее время, так что день заканчивался почти вовремя. Рассвет, правда, начинался слишком рано, но для меня с учетом завтрашней поездки это было даже хорошо — не придется петлять по улочкам здешних поселков впотьмах. Этот район ближнего Подмосковья я знал очень условно, был тут считанное число раз, а конкретно в этом месте — ни разу, так что вряд ли мои знания из будущего будут тут полезны.

Через сорок лет тут будут одни особняки, утопающие в соснах; скорее всего, этот участок тоже был продан уже в девяностые кому-нибудь из новых русских. Но мне очень не хотелось упускать его — я бы скорее уговорил Аллу отказаться от своей доли в московской трешке, но забрать этот неказистый домик себе. Хотя, конечно, совсем скоро и Егорьевское шоссе, и Новая Рязанка встанут колом, не в силах вместить всех желающих попасть в Москву, а проблема пробок в восточном направлении не будет решена и накануне моего исчезновения из будущего. Но живущие здесь люди как-то с этой бедой справлялись — значит, и я тоже справлюсь. Дом, правда, не был предназначен для жизни зимой, но эта проблема была и не проблемой вовсе. Если уж жить тут круглый год, то нужно будет строить нечто новое и капитальное.

Сзади скрипнула дверь, и я оглянулся. Алла уже ушла спать, впечатленная моими страшилками про подъем в четыре утра, ради которого я даже захватил наш массивный будильник — это было одно из первых моих самостоятельных московских приобретений, способное поднять даже мертвое тело студента, который пару дней кряду играл в преферанс и пил пиво. Я надеялся, что он и завтра справится со своей задачей — не хватало только опоздать в аэропорт и упустить возможность пустить отцу Аллы пыль в глаза.

Из домика вышла Елизавета Петровна. Она куталась в теплую шаль, но решительно села рядом со мной.

— Как тебе тут, Егор? — спросила она.

— Хорошо, — я чуть пожал плечами, но вряд ли она заметила. — Природа, свежий воздух, запах сосен… у нас тоже так, если подальше от города уехать. В городе комбинатом в основном пахнет.

— Ты на нем работать будешь?

Про мой перевод мы бабушке пока не сказали, и я посчитал, что сейчас самое удобное время, чтобы ввести её в курс дел.

— Если вы про мою специальность в заборостроительном — нет, у комбината другой профиль, заборы — это сопутствующее производство, у меня там отец работает. Но я уже перевелся в другой институт, буду теперь радиотехникой заниматься…

— Ох, — вскинулась Елизавета Петровна. — И когда же ты успел?

Ну да, наша жизнь была чрезвычайно насыщенной.

— Да всю неделю бегал… но, в принципе, оказалось несложно. Программы похожие, у меня даже лишние зачеты остались, так что проблем не было. Отличники везде нужны, — добавил я с гордостью.

— Это да, вы молодцы с Аленькой, — покивала бабушка. — А она?..

Её беспокойство было понятно.

— Нет, Алла точно у себя доучиваться будет, а потом, наверное, и в аспирантуру пойдет, — озвучил я собственное предложение, которое Алла пока что не приняла.

Впрочем, ей ещё два года учиться, за это время что угодно произойдет — особенно с нашим графиком. К тому же мы уже обсуждали ребенка, и не стали исключать, что рискнем завести его где-то в районе её диплома — и сдавать легче, и от распределения отвертеться проще. Но про ребенка я решил Елизавете Петровне не говорить. Всё должно быть по порядку — сначала нужно подготовить её к тому, что когда-нибудь мы с Аллой станем мужем и женой. ну или просто сказать об этом.

Я потушил сигарету, кинул бычок в специально выделенную под это дело пустую консервную банку с водой, достал следующую, но не закурил, а начал вертеть в руках. Мне не очень нравился тот вопрос, который я собирался задать, но надо было расставить точки над «ё».

— Елизавета Петровна, а как папа Аллы пережил смерть жены?

— Алик-то? — рассеянно переспросила бабушка. — Да как пережил… как все. В работу ушел с головой, он теперь из командировок не вылезает, прописался на этом своём БАМе.

Удивительно, но до этого момента я как-то не задумывался о том, что не знаю имени отца Аллы. На бумагах в его комнате его имя полностью не расшифровывалось — лишь указывалось, что он «Балахнин А.К.»; впрочем, фамилия моей избранницы мне ни о чем не говорила. В будущем я знал нескольких Балахниных, но они точно не были родственниками этого семейства — если только очень дальними.

— А Алик — это Александр? — уточнил я.

Семейные прозвища — настолько вещь в себе, что лучше сразу вносить ясность.

— Да, Сашей мы его тогда назвали… — покивала она. — Как раз фильм про Александра Невского вышел, мы в кинотеатре и познакомились.

— Понятно…

Фильм про Невского — это, кажется, самый конец тридцатых. Бабушке было чуть за двадцать, её мужу тоже… А Алла родилась, когда её отцу было около двадцати пяти, и сейчас ему ещё и полтинника не исполнилось. В общем, никаких сюрпризов.

— Но он же приезжает иногда? — спросил я, хотя знал ответ.

Просто мне хотелось слегка потянуть время.

— На тот новый год только месяц и пожил, телевизор вон купил, который у вас в большой комнате стоит. А так сидит за тыщу километров, только звонит и переводы шлет. Аленька жаловалась, что забывать начала папку. Страшно всё это… Лидка такая молодая была, хорошая… я уж и свечки за неё ставила, хотя давно не верю в этих батюшек.

Я уже открыл рот, чтобы поправить — верить надо в бога, а не в священников, но решил не раздувать пожар религиозного диспута, итог которого мог оказаться непредсказуемым. Всё-таки Елизавета Петровна была