Одиссея Хамида Сарымсакова - Олег Сидельников

— Таким примерным был пай-мальчиком?

— Пай-мальчиком никогда не был. А учился хорошо. Спортом занимался. Не только стрелковым. В старших классах увлекся планеризмом. Общественной работой много занят был. В седьмом классе избрали меня секретарем комитета комсомола школы. А в десятом классе оказали мне огромное доверие — приняли кандидатом в члены ВКП(б)! Даже по тем временам факт неординарный. Кроме меня лишь Иринку приняли в кандидаты партии.

— Какую Иринку?

— Ирину Шиманскую. Она также была секретарем комитета комсомола пятидесятой школы... Да что это с вами, повествователь?.. Нехорошо?

— Сердце... Пошаливает... Седьмой десяток ведь, не шутка.

Не хотелось мне огорчать лейтенанта. Ведь, изучая материалы его короткой лейтенантской жизни, я узнал: в бывшем Индустриальном институте, ныне ТашПИ,есть мемориальная доска. На ней портрет красивой девушки и надпись:

НА ЭНЕРГЕТИЧЕСКОМ ФАКУЛЬТЕТЕ

В 1940 — 1941 ГОДАХ

УЧИЛАСЬ И БЫЛА СЕКРЕТАРЕМ

КОМСОМОЛЬСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

ИРИНА ШИМАНСКАЯ,

ГЕРОЙСКИ ОТДАВШАЯ ЖИЗНЬ

ЗА СВОБОДУ РОДИНЫ В ВЕЛИКОЙ

ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

Воздушный стрелок Ил-2 Ирина Шиманская погибла в воздушном бою в апреле 1944 года.

— Ну как, полегчало? — участливо спросил Хамид.

— Да... Совсем хорошо. Можно сказать, даже отлично. Терпимо, словом... Все это чепуха. Лучше расскажи о друзьях, хотя бы в общих чертах.

— Много было друзей. В соседнем доме жил известный хирург, профессор Кейзер. Я дружил с его сыном, Стивой Кейзером. В школе друзья — Глеб Гаврилюк, Ира Скалковская, Сережа Багликов, Леня Парфенов, Ида Гутерц, Вика Пиотрковская, Жора Александров, Лара Семенова, Аркаша Арутюнов, Олег Сосновский, Юра Блюмберг... Когда жил на Первомайской, сдружился с Тимуром Валиевым. Прекрасных способностей парнишка! В начале сорок третьего приезжал я в отпуск в Ташкент и узнал: из большой группы парней, жаждавших поступить в Высшее Военно-морское инженерное училище им. Ф. Э. Дзержинского, которое эвакуировалось из Ленинграда в Баку, лишь Тимур Валиев выдержал конкурсные экзамены. Учился и воевал. А я тогда летал в небе Заполярья. Тимур же проходил там боевую практику на тральщике. Много таких «практикантов» поглотило Баренцево море...

Хамид умолк. Вновь бесшумно прошелся по кабинету.

Ну, а самый близкий, самый сердечный друг-не-разлей-водой — Олежка Обельченко!..

За окном затеплились уличные плафоны. В кабинете стоял сумрак... И вдруг образ молодого лейтенанта, так ясно виденный мною мысленным взором, стал тускнеть, размываться... Я только и успел сказать:

— Хамид, а что если я некоторые главы из твоего жизнеописания поручу тебе?.. Ты же все сам лучше расскажешь!..

— Слушаюсь и повинуюсь! — шутливо отвечал Хамид голосом сказочного джинна, выпущенного из бутылки. — Пожалуй, это даже будет справедливо.

Прошу читателей не судить строго меня за несколько ирреалистический диалог в строго документальном повествовании. Просто я, изучая жизнь юного Хамида, настолько углубился в его удивительную жизнь, что порой явственно, отчетливо вижу его мысленным взором. А разве у вас, читатели, не бывает минут, когда вы мысленно беседуете с дорогими для вас людьми, советуетесь, хотя «иных уж нет, а те далече»?

...Вновь я в кабинете один. На письменном столе — кипы документов — письма, фотографии, справки, удостоверения, дипломы, вырезки из газет. Опираясь на них, а также на свидетельства очевидцев и самого Хамида, продолжу повествование об одиссее лейтенанта Сарымсакова.

ГЛАВА III. ПУТЬ В НЕБО

— Расскажи, Хамид, как стал ты штурманом военно-морской авиации.

— В тридцать девятом году окончил школу. Одноклассники — кто в Индустриальный институт, кто в медицинский, в юридический... Я же давно, не колеблясь, выбрал военную стезю. Впрочем, и остальные ребята стали солдатами, — вышел как раз Указ о призыве в Красную Армию юношей, окончивших десятилетку и достигших возраста семнадцать лет и восемь месяцев. Друзья «подначивали», мол, перехитрил всех Хамид, чего доброго и в армии над нами начальствовать станет!

Но это, разумеется, шутка. И я тоже отшучивался: «Пока я выучусь, вы, штафирки, отслужите свое и разбежитесь по институтам. А вообще-то кое-кого надо бы подтянуть. Ну да ничего, на каждого из вас толковый старшина найдется!» — Почему ты захотел стать военным, Хамид?

— Видимо, призвание. И вовсе не жаждал стать военным вообще. В небо меня тянуло, летать! Об этом я и рассказал капитану в райвоенкомате. Моложавый общевойсковой командир, со «шпалой» в петлицах, сединой на висках и орденом «Красная Звезда» на гимнастерке, обозрел мой «Аттестат отличника», грамоты, удостоверения и дипломы стрелка-снайпера и ошеломил: «Зачем тебе, парень, в небо? В самый раз в пехотное училище». — «Хочу стать летчиком, — упорствовал я. — Всюду лозунги призывают: «Комсомол — на самолет!» А я — кандидат партии, мне тем более надо...» — «Кандидат партии?! — изумился военкоматовец.-— Ну и ну! Я десять лет в армии, а в партию меня приняли совсем недавно, за участие в боях на Халхин-Голе».

Долго капитан убеждал меня пойти в пехотное, но я все же настоял на своем: в авиацию — и все тут! «Так-с... — начал сдаваться капитан, — вообще-то мечта твоя хорошая. Только... А если не летчиком?.. На штурмана хочешь выучиться? Летай себе в небесах, прокладывай пилоту курс. Хитрая профессия. Всякие там угловые склонения, магнитные бури... и на «гражданке» вполне уважаемая профессия — штурман гражданской авиации. Так и быть, благословляю тебя в штурмана. Только учти: конкурсные экзамены в Николаевское военно-морское авиационное училище имени Леваневского свирепые, — капитан улыбнулся и закончил шутливо: — Смотри, Сарымсаков, не посрами моих седин!»

В город Николаев, что на Южном Буге, отправились пытать счастья еще два ташкентца — Костя Макаров и Леша Киселев, крепкие, налитые молодой силой здоровяки. Блондинистые, голубоглазые, степенные, а главное — толковые ребята. Они тоже без особых затруднений выдержали конкурсные экзамены.

Но поначалу все же вышел небольшой конфуз, с непривычки нарушили дисциплину. А вышло так. Приехали. Все трое еще в гражданских костюмах, так сказать, «вольные пташки». И хотя велено нам было прибыть в училище к двадцати двум ноль-ноль, подзадержались лишний час. Все город осматривали. Город Николаев понравился нам. Уютный, славный, — в центре почти что столичный, а на окраинах сельского вида. Раскинулся на берегу полноводного Южного Буга, впадающего в Днепровский лиман. Много зелени. Люди приветливые, веселые. О себе говорят с задорным юмором: «Что мы, что одесситы — это одно и то же. Только николаевцы посерьезнее».

Словом, загулялись и опоздали. Дежурный морской командир, выслушав «оправдания», подвел итог:

— За опоздание — два наряда вне очереди каждому!

Пришлось готовиться к экзаменам, что называется, без отрыва от кухни, где кок (повар), коренной николаевец, и, следовательно, остроумный, как одессит, но более серьезный, указав провинившимся на гору картошки, невозмутимо произнес: «Поимейте в виду, братишки: картошка первый сорт, чистить ее одно удовольствие — нервы утихомиривает и располагает к размышлениям. Глядишь, умные мысли могут вас посетить».

... Но вот экзамены позади. Началась курсантская жизнь.

Военно-морское авиационное училище имени Леваневского было расположено на берегу Буга. Готовило оно штурманов для морской авиации, причем учебные эскадрильи подразделялись на группы: гидросамолетов МБР-2 (морской ближний разведчик) и самолетов Р-5 (разведчики, базирующиеся на обычные сухопутные аэродромы). К величайшей радости нашей, попали мы все трое в группу МБРщиков, в первую эскадрилью.

Все внове, впечатлений уйма. Начать с того, что всех вновь испеченных курсантов повели в баню в... пять часов утра! После мытья остригли под машинку, отвели на вещевой склад (по-морскому — баталерка), забрали гражданскую одежду, выдали «форму номер три» — бескозырку, темно-синюю суконную рубаху — «форменку», заправляемую в брюки, черные ботинки, черный пояс с латунной пряжкой, ну и, разумеется, шикарный «гюйс»[2].

Все здесь было на морской лад. Не казарма, а кубрик, кухня — камбуз. Даже туалетная носила особое название — гальюн. И некоторые обычные слова переиначены: не компас, а компáс, не рапорт, а рапóрт, не «берегись», а «полýндра!»...

До недавнего времени здесь располагалось училище Главсевморпути. Все по высшему классу. Кирпичная казарма-кубрик трехэтажная, с паркетными полами. Просторная светлая столовая для курсантов, кают-компания для командного состава. Благоустроенный учебный корпус. На берегу Буга — морской ангар для летающих лодок МБР-2.

Было объявлено: два месяца карантин, никаких увольнений в город.

И началась учеба, «Курс молодого краснофлотца». Учили на совесть. Особенно первые месяцы тяжело доставались не привыкшим к суровым условиям парням. Четыре — шесть часов в день строевые занятия. Три часа — уставы.