Дорога моей земли - Алексей Недогонов

Апрель 1936 г.

Весна

Да, весна! Ее встречают воды,взрывы почек, пение дроздов,на рассвете, в тишине природы,пригородный говор поездов.

Да, весна! Качаются черешни.Пионеры ставят поутруна высоких тополях скворешни —и скворцы летят с Алам-Зуру.

Посмотри на голую осину:здесь, колеблем теплым ветерком,серый долгоносик древесинупилит беспокойным хоботком.

Вот оно, извечное началожизни нашей, счастья и любви.Если этой молодости мало,если сердце вечность увидало,выпей всю природу — и живи!

Слушай отзвук песни величальной,звон моих лирических стихов,где-то замирающий и дальнийпригородный говор поездов.

1936 г.

«Мы можем долго жить в разлуке…»

Мы можем долго жить в разлуке,не тосковать и не грустить…

Туда,где омутов излуки,на Дон, ты едешь погостить.

Пусть мимолетным будет летои пусть мучительней тоска,ты говори: — Я рядом где-то. —А я поверю — ты близка.

1937 г.

«До рассвета ночь еще в запасе…»

До рассвета ночь еще в запасе.Сети и надсады собери.На сыром, задраенном баркасевыплывай рыбалить до зари,

чтоб в корзинах, убранных катраном,вдруг взметнулась щука над сазаном,чтоб могли увидеть рыбаки,как раздуют жабры чебаки.

Будут пахнуть сумерки у плесаовсюком — травою полевой.Прогрохочут по мосту колеса,словно вешний гром над головой, —будто кто-то по небу подводувдруг промчит…

Глазами рыбакаты увидишь, как идут под водукамыши, лини и облака.

1937 г.

Охота

Как славно осенней поройза спину закинуть двустволкуи в гости пожаловать к волку —свинцовой развлечься игрой.

С разгону вскочить на коня,и, голову чуть наклоня,пришпорить (огонь домочадцевоставить во мраке)и мчаться,сквозь ночь пробивая коня.

Кружиться под гомон подкови выискать несколько жадных,багровых,косых,беспощадных,бегущих в траве огоньков.

— Угу-у-у! —И, рванув повода,дать выстрел,лететь за добычей:сейчас же (небесный обычай!)на выстрел ответит звезда.

Она, как ракета прямая,блеснет,образует прорыв,полынную ночь озариви надвое сумрак ломая!

…О первый студеный туман,плывущий над травами зá Дон,туда, где в багульниках спрятанстаринный азовский лиман!

Как славно, спустив, повода,в седле своем плавно качаться,и мчаться,и мчаться,и мчатьсяневедомо-знамо куда.

Лететь по родимой землековыльнойдонской стороною…И вдруг под высокой луноюзаметить станицу во мгле.

Дон, 1937 г.

Холм

Мороз, туман речной сгущая,гудит в просторе ледяном,криницы в стекла превращая,над Доном ходит ходуном.

И, вдосталь вымученный за ночь,на белом поле под луной,как спящий витязь, Дон Иванычлежит в кольчуге ледяной.

Окинет степь усталым оком —увидит холм, его излом, —смекнет, что холм в снегу высоком —на берег брошенный шелом.

Поверит: в паводок, весною,в ночи казарками трубя,он снова жадною волноюего наденет на себя.

1938 г.

«Вечерний мир подернут мглою…»

Вечерний мир подернут мглою.И впереди и позади —и предо мною и за мноюлежат овальные дожди.

В них — трепетное отраженьедеревьев, звезд и облаков:сомнительное униженьеперед землей спокон веков.

И я топчу их сапогами —вне расписанья бытия, —они расходятся кругами,о жесткой форме вопия…

Смеясь над выдумкою бренной,ногой на звезды становясь,я не нарушу свет вселенной —с землею ревностную связь.

В часы, когда озонный воздухколеблет серебро травы,нельзя писать стихи о звездах,не опуская головы.

1938 г.

Предчувствие

Ой, в долине гуси гоготали,говорят в народе — не к добру.Ласточки-касаточки летали,яворы скрипели на ветру.

В курене вразвалку спали дети,а у коновязи фыркал конь.Ой, в долине рано, на рассвете,вспыхивали потухал огонь.

В это время ветер бил о стенуи сдувал последнюю звезду…Сапоги обую, френч наденуи к долине тихо побреду.

Так и сделал.

Звезды золотые!Блеск шелома!Ржание коня!Предо мною времена Батыявсталии глаза свои косыепрямо обратили на меня.

Грянули мечи —и… я проснулся.Охладивши сонное лицо,френч надевши,в сапоги обулся,молчаливо вышел на крыльцо.

Ночью шла гроза,корежа клены,сны ломая, руша погреба.

…Мимо пролетают эскадроны,и ревет военная труба.

1938 г.

Перед грозой

Готовит облако грозу.А мы с тобой —рука к руке —идем по берегу.Внизускользят байдарки по реке.Одна,другая…Духотагремучим зноем налита.

Там, за рекой, аэродром —зеленый луг во все края.Чернеет мрак.Грохочет гром,полнеба молнией двоя.

И от разрядки дуговойзапахло свежею травой.Внезапный ветер на водесильнее волны закачал.И снова — гром,и кое-гдепо листьям дождик застучал…

Повисла капелька слезойна дубе.Жаждою томим,распахнут мир.

Перед грозоймы о Европе говорим…Вдруг — молния,и снова гром.Спокоен,строг аэродром.

Все то, что двинется вперед,аэродром в себе таит.Здесь, у ангара, самолетмотором к западу стоит.

Он ждет сигнала.Но пока —в разливе синеватой мглыспокойно катится река,и начинают петь щеглы,и травы блещут бирюзой,и люди в облака глядят.

Спокойны мы:перед грозойбомбардировщики гудят,и на крыле несут онипятиконечные огни.

1938 г.

Воспоминание

Матери посвящаю

Я помню двадцатые годы:станица,за садом — река;ее беспокойные водыбагровыми были слегка.

Тогда от Раздор до Ростовалетучие банды Краснова,как хищные птицы, неслии страх и погибель земли.

Но брат мой ушел к партизанам,а через неделю всегодороги покрылись туманом —красновцы поймали его.

Летучие хищные птицы,в долине оставшись одни,на пятой версте от станицыего расстреляли они…

И я вспоминаю ночногоосокоря скрип на ветру,за окнами злого, степного,летящего снега игру.

И синюю дымку рассвета,и брата, что умер в бою…То было когда-то и где-то,у детства на самом краю.

Июнь, 1939 г.

Двое юношей

Голуби мира летят,летят с веточкою тоски.

Где-то в долине упал солдатзамертво на пески.Ночь африканская. Путь прямой.Дым с четырех сторон.Сумерки тропиков. Но домой,нет, не вернется он.Голуби мира летят, летятс холодом и теплом.Пушки германские заговорятна языке своем.Руша преграды, мои врагив лютых ночах идут,снова солдатские сапогирейнские травы мнут.Голуби мира летят, летят,веточку в клюв зажав;кружатся,кружатся,кружатся надкрышами всех держав.

Снова теплятся для разрухдва очага войны.Но Москва произносит вслухслово моей страны.Слыша его, у больных болотвозмужавший в борьбенегр поднимается и поетпесенку о себе:«Пусть в селении Суалыв яростную грозувраги заключат меня в кандалы —я их перегрызу.Примет кости мои земля —брат мой возьмет ружье;за океаном, у стен Кремля,сердце стучит мое».

Снова теплятся для разрухдва очага войны.Но Москва произносит вслухслово моей страны.Оно адресовано миру всему,и твердость в нем наша вся.И московский юноша вторит ему,тихо произнося:— Милая Родина! Ты в боютолько мне протруби;если надо тебе,моюголову — отруби!Факелом над землей подними,долго свети, свети,чтобы открылись перед людьмисветлые все пути.

Разве знают мои врагивечность таких минут,враги, чьи солдатские сапогирейнские травы мнут?

1939 г.