Метаморфоза. Историко-приключенческий роман - Михаил Ежов

Сегодня память опять оказывалась подчиняться. Мысли уносились в далекое детство. Кому это интересно. Начальный период разложения СССР – семидесятые года прошлого столетия. Областной южный город. Все по талонам. Продукты, которые его родители везли из московских командировок. Все одинаковые, хотя нет, не все. Он тогда считал, что люди могут отличаться знаниями, талантами, спортивными достижениями и в этом конкурировать между собой в этой жизни. Примером служили родители, защитившие диссертации.

Жизнь вскоре убедила его, что это далеко не так. Первый раз он с этим столкнулся при выставлении оценок в аттестат зрелости по русскому языку. За несколько дней до этого по классу поползли слухи, что для того, чтобы получить пятерку, нужно «кое-что» подарить преподавателю. Что можно подарить, преподавателю русского языка и литературы? Конечно же, хорошие книги. В день выставления оценок притащил под кабинет русского языка и литературы восемь томов Белинского, взятых из домашней библиотеки, с разрешения недоумевающих родителей.

Его «щедрый дар» был, отвергнут, а пятерку по русскому он так и не получил, потому, что количество пятерок для класса было ограничено, а желающих иметь их в аттестате, по всей видимости достаточно, так что в этой конкурентной борьбе великий критик потерпел сокрушительное поражение, а мое наивное представление о справедливости в этом мире дало свою первую трещину.

Вторая значительная трещина, которая окончательно расколола этот мир для него на две части, случилась уже позже, перед, выпускными экзаменами, когда прямо на перемене, не стесняясь, к нему подошла директриса и, заглянув в глаза, спросила: «А, не претендует ли он на золотую медаль?» И получив желаемый ответ, как ни в чем не бывало, скрылась из виду, растворившись в толпе учеников и бесконечности школьных коридоров. Уже тогда он понимал, что медалей мало и что за год до выпуска они все были распределены и конечно не в соответствии со знаниями и талантами учащихся, а по степени возможности их родителей. Его – со своими реактивами, для школьного кабинета химии на нее явно не тянули. Отсутствие льгот для поступления в ВУЗ, медалисты шли тогда без экзаменов, его не пугали, а портить себе несколько последних месяцев школьной жизни – не хотелось, потому, как всем своим видом директор школы явно дала ему понять, что в противном случае веселая жизнь в этой школе до выпуска ему гарантирована.

Мир вокруг него еще не делился на бедных и богатых, страна еще счастливо доживала свой век в социалистической формации, богатство человека не измерялось денежными знаками, по крайней мере, на периферии, а количеством хрусталя и ковров в домах и квартирах.

В те времена, порой простой заведующий секцией универмага, имел большие возможности, был более вхож во многие высокие кабинеты, чем даже полковники милиции, хотя последние, не останутся в долгу и уже через какой-то десяток лет, наверстают упущенное с лихвой.

Трупный запах социалистического общества, идеалы которого были заживо похоронены, поведением номенклатуры разного ранга, которая почему-то посчитала, что для нее они явно не писаны, все явственней чувствовался среди фальшивых лозунгов ноябрьско – майских демонстраций и военных парадов. Страна скатывалась в маразм, ярким показательным примером которого для него стал день похорон ее престарелого лидера.

В этот день в его школе отменили все занятия и объявили субботник, на котором после коротко сеанса трудотерапии для учеников, заключавшегося в подметании школьной территории и стрижки газонов канцелярскими ножницами, всех распустили по домам. Довольные, отменой уроков, в самом разгаре недели, ученики весело расходились, с криками ура, подбрасывая в воздух веники.

Реальность мира, который его окружал, с каждым годом все больше и больше отличалась от того, что декларировалось с высоких трибун, экранов телевизоров и газетных страниц. Компьютеров и интернета еще не было. И единственная отдушина от всеобщего вранья, когда все говорили одно, думали другое, а делали при любой первой возможности, прямо противоположное тому, что думали и говорили, были книги. Благо их было много в домашней библиотеке, а когда она была в основном перечитана, библиотеки родственников и друзей его семьи открыли для него свои двери.

Читать он начал рано. Но по настоящему, запоем и полным погружением, в первом классе, на зимних каникулах, когда он снял с книжной полки первый том Конан Дойля, и уже не смог оторваться от чтения все десять январских праздничных дней, прочитав за это время все семь томов, которые нашел в домашней библиотеке. Но, к сожалению, те миры, в которые он погружался при чтении, слишком отличались от реальной жизни. Быть не таким, как все сложно, а скрывать это от окружающих еще сложней, тем более в детском возрасте. Он оказался в этом чужом мире, и чтобы стать для него своим, как все его сверстники дрался, ругался матом, пил в компаниях водку и курил.

И когда, начинало казаться, что это ему удается, все становилось на свои места. Мир, как будто чувствовал присутствие чужака и снова пытался оттолкнуть его от себя. Окружающие во дворе и школе сверстники не то, что бы не любили его и сторонились, нет просто была какая-то невидимая тонкая грань между ними, которая то появлялась, то исчезала, перерастая у них в страх и беспокойство, вызывающие в конце концов, раздражение и ссоры. Взрослые, особенно учителя, вели себя по-другому. Некоторые очень любили, не по годам смышленого ученика, другие побаивались, третьи просто ненавидели, хотя даже сами себе вряд ли внятно могли объяснить природу своей ненависти.

А он шел, по своей наивной глупости, глядя огромными зрачками на этот мир, на пролом, наживая многочисленных врагов и редких друзей, не оставляя за своей спиной равнодушных.

Огонек почти истлевшей сигареты уже вплотную подбирался к фильтру, обжигая ему пальцы. Возмущенный отсутствием внимания окурок, еще пару раз вспыхнул багровым цветом и окончательно потух. Ночь окутала темнотой, дворики и многоэтажки спального района. Включились фонари уличного освещения, немного отогнав мрак от подъездов и домовых тротуаров. Лежащий рядом с ним сотовый телефон, проснулся и разрезал тишину салона автомобиля залихватской трелью входящего звонка….

Глава 3. Домой

Зарево пожаров бесновалось над Вторым Римом. Горели городские кварталы, горели портовые склады полные товаров и продовольствия. В этот вечер многим казалось, что сами небеса разверзлись, чтобы покарать ромеев за их трусость и предательство.

Городской гарнизон оказался таким же продажным, как впрочем, и большинство жителей Константинополя, погрязших в долгах у венецианских купцов и, в конце концов, продавших свою родину и веру за долговые расписки. Огнеметатели знаменитого греческого огня, который должен был испепелить флот венецианцев, ворвавшийся в бухту Золотого Рога, разбежались кто куда, как только на горизонте показались, ощетинившиеся копьями суда крестоносцев. И лишь только несколько тысяч греков из всего пятисоттысячного Константинополя еще бились на стенах, защищая уже никому не нужную цитадель.

Крестовое воинство разбрелось по беззащитному Царьграду, грабя, убивая и насилуя его жителей. Сидя за огромным письменным столом, Волк наблюдал за всем происходившим в городе через большое распахнутое окно своего кабинета императорской библиотеки, главным смотрителем которой был уже не один десяток лет. Рядом с его стулом, лежала простая холщовая сумка туго набитая книгами в дорогих кожаных переплетах. Он оторвал взгляд от окна, закрыл рукопись, лежавшую перед ним на столе, и аккуратно опустил ее в сумку с книгами.

Поднялся, снял монашескую рясу, по привычке глянул на себя в стоявшее неподалеку большое зеркало. В нем отразился среднего роста пожилой человек, с густой гривой взъерошенных седых волос, совсем не похожий на немощного книжного червя, каким и должен был быть смотритель Императорской библиотеки в представлении папы Иннокентия III и десяти монахов-францисканцев, посланных им для того, что бы взять из нее то самое ценное ради чего он и собрал этот четвертый по счету крестовый поход.

Все они так и остались здесь в ее центральном зале, каждый там, где застала его смерть от его клинков. Волк не убивал безоружных. Монахи сами пришли сюда убивать. Каждый из десяти имел при себе меч. Просто добыча оказалась не из легких, вопреки всем их ожиданиям. Все закончилось всего за несколько минут. Последний, самый молодой, испустил дух на мраморной лестнице у самого выхода, так и не успев убежать от странного старика в монашеской рясе, ловко орудующего короткими кривыми мечами.

Выпускать их живыми было нельзя. За собой они бы привели подмогу, а там уже через какое-то время, во всем разобравшись, поняли, что Императорская библиотека наполовину пуста, и как знать, как далеко от бухты Золотого Рога успели уйти последние корабли, груженные древними фолиантами.