Радио «Пустота» (сборник) - Алексей Егоров

– Ее я встретил случайно, – говорил я. – Она везде и всегда двигалась верхом на волке. С виду была не то что бы красавица, но очень прекрасна. Ее так и звали – Елена Прекрасная. Красивые ниспадающие светлые волосы, большие очаровательные глаза, небольшой рост, прямые ноги. «Все как я люблю», – подумалось мне. «А вы не скажете мне, – обратился я к ней по-свойски, – что такое… кофе в дорогу?». Она заискивающе улыбнулась и поехала ко мне. Волка привязала на автостоянке и смело поднялась в мою жизнь, по лестнице, пешком. Имя это, Елена, казалось мне не то что замысловатым или простым, но так ее звали, и с этим нужно было жить. Ковер Наташин редкостный и цветы, как, впрочем, большое розовое дерево, она выбрасывать не стала. Зато она помыла аквариум, выветрила из квартиры запах рыбы и наполнила все гламуром и понтами. Понты эти были повсюду. Начиная с розового унитаза с меховушечкой (а именно так ее следовало именовать) вместо седалища. Стильная люстра, нормальные такие обои. Хай-тек, а не хата. Меня она тоже приодела.

– Мы, – говорила Елена Прекрасная, – сделаем из тебя человека.

С тех пор я стал модным челом. У меня появились новые стильные часы, кожаная сумка через плечо. Черный плащ и немыслимые какие-то боты.

– И вообще жить нужно в тренде, – любила говорить она.

Работала она все больше по каким-то командировкам, занималась оптовой закупкой фруктов. Все время улыбалась и тарахтела по телефону про какие-то молодильные яблоки.

– Они, – кричала она своему напарнику, – произведут фурор среди теток средней руки. Вези… А я тебе говорю вези…

Вот такой бизнес. После того как ей, видимо, привезли яблок, она начала молодеть с каждым днем. Сначала она выглядела на двадцать восемь, потом на двадцать семь, потом… Ну и так далее. В конечном итоге мне пришлось где-то через полгода возить ее везде, переводить за руку через дорогу и покупать ей новые банты. Она же совершенно стала девочкой.

– Может, хватит жрать эти чертовы яблоки? – спросил я ее.

Но она упорно крутилась у зеркала и, тыкая пальчиком в малюсенькую складочку на попе, орала во весь голос:

– А это? Это же кошмар!

И продолжала молодеть. В итоге ее как-то привезли какие-то люди.

– Это не ваша девочка потерялась? – сказали они мне. – Что же вы это, папаша, за дочкой своей не следите?

Я укоризненно посмотрел ей в глаза, но не заметил там ни капли сомнения или сожаления по поводу того, что яблоки эти молодильные жрать надо прекращать. Спать с ней я уже не мог, как-то это попахивало педофилией, и факт был налицо. В одно (уж и не знаю, прекрасное ли) утро она отвязала своего волка, который, кстати, с трудом ее узнал, и унеслась прочь, как она сказала, «искать себе кого-то помоложе, с пониманием текущего вопроса». А я опять наткнулся на приключения.

Ее я встретил случайно. Привлекла она меня своим безобидным вполне видом и незаурядностью. Небольшого росточка, скромная, стройная, воздушная. Я взял ее на руки, точнее, на руку… И понес в свою жизнь. Розовое дерево ей не понравилось, и цветок, и запах гламура тоже, но выбрасывать все это мы не стали. «Пусть так и останется», – сказала выразительно она. И я с ней согласился. По вечерам мы пили чай со сливовым вареньем, смотрели друг другу в глаза и молчали. И не то чтобы нам не было о чем поговорить. Скорее всего, нам было о чем помолчать. По утрам она рассказывала мне про свою прошлую жизнь. А жизнь у нее была не сахар. Сначала она собиралась замуж за жабу. Жаба был совершенно не воспитан (хотя и достаточно обеспечен средствами), постоянно то и делал, что жрал комаров и мечтал о ее юном теле. Но, видимо, браку этому суждено было не состояться. Потом ее очаровывал крот, очень состоятельный господин в натуральной шубе. Слеповатый по жизни и алчущий ее нежного тела. И тут не судьба. Улетела она на ласточке в теплые края. И еще было много мужиков… И все хотели ее как то по-своему, и все как-то одинаково обламывались. Во мне же она увидела некого принца с крылышками. Я с ней не спорил. А зачем ломать нежные девичьи стереотипы? Зато для меня стали очевидными многие вещи. Например, я понял, что выбор в этом мире в основном делает она. И если даже мне иногда казалось, что светлая идея, посетившая мою не менее светлую голову, – моя, то позже понимание этой ошибочности приходило ко мне с неизменностью. А в одно прекрасное утро она ушла… Ушла, как и все мои сказочные подруги… Улетела, как божья коровка, с каким-то жуком, радовать его своей обворожительной талией. А что такое кофе в дорогу, она тоже не знала.

Как вдруг и раздался этот звонок.

Для меня это было потрясением. Этот звонок прозвучал так громко. Мне казалось, он разбудил весь город. Впервые за мой небольшой срок диджейства кто-то слушал меня. Или, скорее всего, это был сонный и разъяренный шеф.

Мне казалось, это именно так.

– Сынок, – сейчас скажет он мне злым и скрипучим голоском, – какого черта ты вытворяешь на моей радиоволне? Знаешь, что я сделаю с тобой? Я наслюнявлю свой указательный волосатый палец и сделаю тебе «Мокрого Вилли», засунув его прямо в твое ухо.

Меня передернуло.

Телефон не замолкал. Я собрался с духом и поднял злополучную трубку.

– Алло, – нерешительно произнес я.

– Я в эфире? – послышалось с того конца. Это был усталый мужской голос.

Блин, я совсем позабыл подсоединить телефон к аппаратуре. Я подскочил как ошпаренный и быстро воткнул все нужные провода. Музыка замолкла, и в прямом ночном эфире появился легкий треск.

– Здравствуйте, – быстро проговорил я, – вы в эфире, представьтесь, пожалуйста.

– Вы говорили об одиночестве, – так же тихо и без эмоций сказал голос. – Я постоянно слушаю вас и сделал вывод, что вы очень одиноки, ведь это так?

– Возможно, – поддержал беседу я, но он продолжил.

– Несмотря на то, что вас окружают коллеги и, может, друзья. Кстати, даю голову на отсечение, что у вас их нет.

Я задумался. За последнее время все те, кто мне звонил, были так называемыми друзьями. Все как один сначала спрашивали, как у меня дела. Потом что-то рассказывали из своих похождений. Потом интересовались, не осталось ли у меня связей в магазине, чтобы сделать им скидку. До магазина я работал на крупном производстве. Хорошо дружил со многими. После увольнения, где-то спустя год, я встретил одного такого «хорошего друга» в городе. И нам не о чем было поговорить. Мы просто стояли и даже не смотрели друг другу в глаза. Нам было неловко. Мне показалось, что он даже пожалел, что крикнул мне «привет» и подошел. Мы были чужими, случайными людьми в жизни друг друга. То же произошло и с «друзьями» из магазина. Сначала мы перезванивались. Пару раз встретились на вечеринке. Потом дела, заботы… Повседневка, как ртуть, отравила наши мозги.

– Возможно, вы правы, но…

– Кому ты позвонишь, если тебе станет худо? – очень заискивающе спросил он и тяжело выдохнул.

– Я не буду звонить, – ответил я.

– А мне понравилось, как ты сказал: «Кошки, заберите меня с собой!». Это было по делу. Самая суть твоего одиночества.

– Вы позвонили, чтобы рассказать мне обо мне же самом? – начал было психовать я. Но он сразу же сменил тему:

– Прости меня. Я позвонил, чтобы рассказать о своем одиночестве, мне же одиноко. Можно?

– Валяй, – нервно ответил я.

– Как ты думаешь, что-нибудь изменилось бы в мире, если бы Иисус пришел прямо сейчас?

– Конечно, изменилось, – даже не подумав, ответил я, – его бы не прибили к кресту, а прикрутили шуруповертом.

– Это парадоксально, – грустно констатировал он, – но это правда. И еще говорят, что святые люди не могут разобрать, женщина перед ними или же мужчина. Они видят только души. Так и у меня. Я как будто вижу каждый день дрянную театральную постановку. Люди, как рыбы, мечут икру. Причем совершенно несъедобную и бесполезную. Выпендриваются, как будто ждут аплодисментов из темного зала. А их все нет. И ты только представь среди всего этого неистовства его.

– Христа? – тихо спросил я.

– Ага, – сказал он. – Вот оно, мое одиночество.

– Вы так говорите, – смешливо перебил его я, – как будто вы и есть Христос.

– Увы, нет, – раздосадованно пояснил он и тяжело вздохнул. – Но я позвонил на радио ночью, потому что понял одну простую вещь.

– Какую же? То, что вы не Христос?

– Да это-то понятно и так. Я понял другое. Вас никто не слушает. Совсем никто. И меня вот теперь тоже никто не слушает. Теперь мы с вами вдвоем в этом клубе. Мы одиноки.

– Может, проверим, – увлеченно подначивал я, – ведь мы в прямом эфире.

– Давай так, – серьезно проговорил он и даже, кажется, придал своему голосу большей серьезности и важности, – если до шести часов больше никто не позвонит, ты выполнишь любое мое желание.

– А если…

– А ежели так, то я выполню любую твою прихоть, идет!

– А?!

– Согласен, это опрометчиво, но, оговорюсь сразу, давай без половых извращений и всяческих там политических интриг. Так, обойдемся по-семейному. Так сказать, по-бытовому.