Грех во спасение - Ирина Мельникова

– Не огорчайся, матушка, – улыбался князь и обнимал жену за плечи. – Мы Машу непременно поближе к дому замуж отдадим, чтобы можно было чаще навещать. А на лето все ее семейство будем к себе в Полетаево забирать. Представляешь, как тут весело будет: малыши по поляне бегают, мамки-няньки их урезонить пытаются, вы с Машей в белых летних платьях, в шляпках, с зонтиками в руках по аллеям прогуливаетесь, а мы с зятем сидим на террасе, пьем кахетинское, курим сигары и беседуем о лошадях, видах на урожай и счастливы безмерно...

– Стареешь, Владимир Илларионович, – улыбалась княгиня и принималась в который уже раз перебирать кандидатуры наиболее достойных женихов Санкт-Петербурга и Москвы. Но князь, с присущей ему щепетильностью, в каждом из них находил массу недостатков, и, поссорившись несколько раз за вечер, супруги в конце концов мирились, чтобы назавтра вновь заняться обсуждением так занимавшего их вопроса.

Маша об их спорах не догадывалась и без особого желания откликалась на попытки княгини завести разговор о предстоящем сезоне и о том, что, вероятнее всего, последует ряд предложений и как нужно поступить в том или ином случае.

Втайне Маша, конечно, ждала начала сезона. Это был ее первый настоящий выезд в свет, и сердце ее замирало в сладостных предчувствиях встречи с тем, кого она безумно полюбит и кто ответит ей такой же пылкостью и страстью. Он представлялся ей непременно жгучим брюнетом с черными усами и с горящим взором. Он будет неимоверно красив, смел и богат. Тут Маша всегда вздыхала. Богатство предполагаемого возлюбленного особого значения для нее не имело, гораздо романтичнее было бы полюбить бедняка, но она знала, что князь и княгиня ни за что не позволят ей выйти замуж пусть и за благородного, но несостоятельного жениха, и с этими мечтами она постаралась расстаться.

Так прошел июнь. В доме со дня на день ждали появления молодого князя. Маша видела его в последний раз семь лет назад и особых восторгов по поводу его предстоящего приезда не испытывала. Высокий и смазливый молодой человек, в которого превратился ее прежний друг и защитник, был слишком занят собою и считал ниже своего достоинства обращать какое-либо внимание на худенькую белобрысую девчонку, с любопытством следившую за каждым его шагом и с готовностью выполнявшую любую его просьбу. Задрав высокомерно нос, он приказывал нести ему квасу или молока, а то и отгонять мух от лица, когда он изволил засыпать в гамаке в саду. И княгиня, и в особенности князь нещадно ругали сына за подобное отношение к девочке, но от того их слова отскакивали словно от стенки горох. Он продолжал как ни в чем не бывало использовать Машу вместо мальчика на побегушках.

Но вскоре она взбунтовалась. В соседнем имении, верстах в трех от Полетаева, жил помещик Добродеев, у которого гостила племянница, девица лет двадцати по имени Тамара. Она говорила с явным французским прононсом (а возможно, это было следствием хронической простуды) и к тому же басом и своими пронзительными черными глазами, крупным носом и заметными усиками над верхней губой напоминала знаменитую грузинскую царицу. Так вот, Митя вдруг вздумал влюбиться в нее и затеял интенсивную переписку с дамой своего сердца, а Маше, естественно, определил роль почтальона. Поначалу она восприняла это как своеобразную игру, но обнаглевший до неприличия влюбленный вздумал отправить ее к дубу, дупло которого использовалось вместо почтового ящика, глубокой ночью, а идти туда нужно было мимо деревенского погоста, где, по слухам, в полночь видели какие-то странные фигуры в мерцающих одеждах. И Маша наотрез отказалась.

Рассерженный Дмитрий попытался вытолкать ее за дверь, но Маша уцепилась за дверную ручку, и как ни силился бравый мичман оторвать от нее упрямую девчонку, не слишком в этом преуспел. Затем он ухватил ее за ухо, чтобы знала, как почитать старших, но Маша больно пнула его по ноге и пообещала выцарапать ему глаза, чтобы он никогда не смог лицезреть свою «усатую тараканиху», как она до этого только про себя называла пассию Мити.

Раздосадованный молодой человек запустил в нее подушкой. Маша не осталась в долгу и метнула в него тяжелый валик с дивана. Мичман пригнулся, а валик вылетел в окно и упал аккурат на дворовую шавку Басурманку, та с истошным лаем и визгом промчалась по двору и успокоилась только в лопухах за забором, окружавшим усадьбу.

Несколько дней Митя делал вид, что в упор не замечает девочку. Князь и княгиня переглядывались и веселились от души, наблюдая, с каким гордым и неприступным видом их сын шествовал мимо их воспитанницы, а она прыгала следом за ним – худая, голенастая, похожая на молоденькую козочку – и строила за его спиной потешные гримасы, передразнивала его походку и жесты. Молодой человек не понимал, почему все окружающие заливаются хохотом, но в один прекрасный момент оглянулся и застал негодницу за исполнением ее фокусов.

В тот раз Маша едва спаслась от наказания на высокой березе, но от шуточек и поддразниваний так и не отказалась. Правда, стала гораздо осторожнее, и, как ни хотелось Дмитрию застать ее на месте преступления, она ловко увертывалась и убегала.

Но ему все-таки удалось проучить ее. И в достаточно неприятной ситуации. «Грузинская царица» неожиданно уехала, не попрощавшись и не объяснив причины своего отъезда. Гагаринов-младший погрустил несколько дней, побродил с туманным взором по дальним аллеям, повздыхал вечерами на террасе и нашел себе новую забаву. Внезапно он обнаружил при господском доме нескольких молодых и красивых девок, которые не прочь похихикать и поиграть глазами с молодым барином. Мичман быстро наловчился вылавливать их в укромных закоулках дома, в саду или на заднем дворе и одаривать не совсем целомудренными поцелуями. Дальше больше, и как-то раз Маша заметила, что после обеда, когда князь и княгиня по обыкновению отправились в свою спальню для дневного сна, на сеновал прокралась рыжая Авдотья, вторая горничная Зинаиды Львовны, а следом торопливо, словно нашкодившая Басурманка, забрался по лестнице и Митя.

И что Маше взбрело в голову залезть на крышу сеновала, выковырять сучок и заглянуть в образовавшееся отверстие? В следующее мгновение кровля проломилась, и девочка приземлилась прямо на спину молодого негодника, который, в свою очередь, свалился на полураздетую Авдотью. Девка со страху заверещала не своим голосом и, кажется, потеряла сознание. Мичман выругался и успел ухватить зловредную девчонку за ногу...

После этого у Маши долго болело ухо, а Митя каждый раз, когда встречался с ней взглядом, обычно за обеденным столом, отчаянно краснел и прятал глаза. В тот раз он предстал перед родительской воспитанницей в непотребном виде и потому испытывал непомерный стыд и в какой-то степени страх перед разоблачением, ведь Маше ничего не стоило рассказать князю, чем его сын изволит заниматься на досуге.