Мумия - Макс Аллан Коллинз

Анк-су-намун в одиночестве стояла в изножье ложа, сложив руки за спиной и покорно склонив голову и искоса, с чувственной улыбкой, поглядывая на своего давнишнего любовника и владыку. Именно благодаря этой улыбке наложница и смогла завладеть и роскошным дворцом, и расположением фараона.

Какой неожиданный и приятный сюрприз, мой Господин, моя любовь, – пролепетала Анк-су-намун.

Узоры ни ее груди, руках, талии и бедрах, искусно нанесенные лучшим художниками, совершенно утратили четкость и гармонию линий, и кое-где на теле можно было разглядеть отпечатки ладоней.

– Значит, слухи оказались верными, – презрительно скривился фараон.

– Мой господин?

– Кто осмелился дотронуться до тебя? – возмутился фараон и тут же потребовал ответа: – Кто этот мужчина?!

Ответом на вопрос послужило появление Имхотепа, выступившего из глубокой тени балкона. Развернув фараона лицом к себе, Верховный жрец выхватил из его ножен меч.

Повернутый вокруг своей оси, Сети неожиданно липом к липу с собственным оружием, занесенным над его половой. Темные глаза правителя расширились от ужаса:

– Имхотеп? Мой жрец... – И глаза фараона презрительно сузились: – Мой друг...

Эти слова на какой-то миг словно парализовали Имхотепа, и он не смог сразу опустить смертоносное лезвие.

В этот момент за спиной фараона со сверкающими, словно у разъяренной кошки, глазами и раздутыми, как у вздыбленной лошади, ноздрями возникла Анк-су-намун. В руке она сжимала блестящий кинжал, который, без колебаний, вонзила в спину Сети.

Глаза фараона вновь расширились, на этот раз от неожиданности и боли. Смертельный вопль вылетел из уст божества, которое оставалось еще живым человеком. В этом крике смешались отчаяние, боль и невыносимые страдания.

Фараон опустился на колени, будто вознося молитву собственному жрецу, стоявшему над ним с его же собственным, занесенным для удара мечом. На мгновение лицо Сети исказилось мольбой о пощаде, но натолкнувшись не ледяной, словно лезвие, взгляд Имхотепа. приобрело выражение безразличия и даже покорности своей участи, уготованной ему Верховным жрецом.

Стоявшие в зале бритые наголо, покрытые татуировкой жрецы Имхотепа видели не пологе, огораживающем ложе, искаженные тени своего вождя и его любовницы. поражающих упавшего фараона кинжалом и мечом. Как бы инстинктивно пытаясь скрыть творящиеся в покоях, жрецы захлопнули высокие двери и заперли их на многочисленные засовы. За пологом тени преступников продолжали кромсать тело уже мертвой жертвы, и кровь на занавесках напоминала грязь, летящую из-под колес повозки. Жрецы застыли, взирая на происходящее, словно участвовали в каком-то необыкновенном ритуале, сопровождавшемся немыслимым по жестокости жертвоприношением. Жрецы продолжали стоять в оцепенении, когда неожиданно на дверь снаружи обрушились невероятные по силе удары. Их звук показался жрецам самым страшным из того, что им когда-либо приходилось слышать.

Все присутствующие, включая Имхотепа и Анк-су-намун, вздрогнули и обернулись к дверям. С застывших на замахе клинков капала кровь.

– Они здесь, – прошептал Имхотеп.

– Медджаи, – в ужасе выдохнула Анк-су-намун.

Босоногим охранникам фараона удалось приблизиться к дверям в покои абсолютно бесшумно. Но теперь, будто отзываясь на предсмертные вопли своего владыки, медджаи изо всех сил ударили своими телами в дверь.

Охрана фараона! – крикнул один из жрецов, обращаясь к Имхотепу, двери трещали, едва сдерживая натиск человеческих тел, по крепости не уступавших тарану.

Глаза Имхотепа – Верховного жреца – и Анк-су-намун – царской наложницы – неожиданно встретились. Теперь их переполняло отчаяние, словно влюбленные только сейчас осознали, что они натворили. Не сговариваясь, они опустили глаза, будто впервые увидели венценосного владыку в луже крови у их ног.

Жрец Осириса приблизился к Имхотепу. С должным почтением, но не скрывая охватившего его страха, он произнес:

– Повелитель, они скоро будут здесь. Вам надо уходить.

– Нет...

На помощь служителю Осириса поспешили еще двое жрецов, и они совместными усилиями увлекли Имхотепа к балкону. Достаточно было прыгнуть вниз, чтобы оказаться в безопасности. Имхотеп, оскалив зубы, сдавленно зарычал, пытаясь избавиться от крепкой хватки своих слуг. Пока он, напрягая силы, боролся с ними, кто-то приблизился к нему сзади и выхватил на его руки окровавленный меч.

Анк-су-намун.

Высокая и стройная, она выглядела маленькой и изнеженной, держа перед собой огромный меч. Однако она оказалась удивительно сильной. Ей хватило одного движения руки, чтобы вытолкнуть Имхотепа и вцепившихся в него жрецов на балкон.

А в высокие двери покоев с грохотом усиливающейся бури ударяли мускулистые плечи охранников.

– Ты должен уйти, любовь моя, – тихо, но твердо сказала Анк-су-намун. – Ты обязан спастись.

Глаза влюбленных снова встретились, и Имхотеп понял, что имела в виду его подруга. Верховный жрец уже готов был выкрикнуть решительное «нет», но Анк-су-намун заговорила первой:

– Только ты сможешь вернуть меня к жизни, – прошептала она, и в этот момент двери, не выдержав отчаянного натиска, с треском распахнулись, медджаи, сжимая мечи и копья, сверкая белками глаз и оскаленными зубами, ворвались в покои и бросились к любовникам.

Однако когда стража сорвали окровавленный полог, жрецы уже успели увлечь Имхотепа в темноту. Один из спасителей Верховного жреца зажал ладонью рот своему владыке, и они укрылись в непроницаемой тени. Все внимание стражи фараона было приковано к их командиру и к фигуре девушки с обнаженным мечом, стоявшей над окровавленным трупом Сети.

– Мое тело больше не послужит ему храмом! – с ненавистью оскалившись, прошипела Анк-су-намун.

Имхотеп падал беззвучный вопль, когда его возлюбленная повернула меч лезвием к себе и, крепко вцепившись в рукоять, вонзила его в свое сердце.

*   *   *

Теперь, когда по прошествии сорока дней и ночей мумифицирование тела Анк-су-намун было завершено, Имхотеп стоял под звездным небом, озаренный неверным багровым светом факелов. Его окружили рабы-нубийцы, солдаты и верные жрецы. А издали, с гребней дюн, за ним внимательно следили медджаи. Имхотеп медленно читал Книгу Амон-Ра. Над завернутым в бинты телом своей возлюбленной Верховный жрец произносил слова заклинаний и проклятий...

Страницы массивной, в металлическом переплете книги, лежавшей на ладонях Имхотепа. начали светиться, будто от них исходило солнечное сияние. Потом во мраке ночи словно блеснула ослепительная молния, и чернокожие рабы попадали лицами в песок и захныкали, как маленькие дети.