Мумия - Макс Аллан Коллинз

– Здесь ты останешься навсегда, – негромко произнес медджай, но Имхотеп все равно услышал эти слова, гулко прозвучавшие в его новом крошечном мире. – Заключенный внутри, ты обречен мучиться вечно.

Когда ритуал закончился, предводитель медджаев сложил восемь треугольных выступов ключа вместе, превратив его в подобие золотой восьмиугольной шкатулки с секретом.

Собрав вокруг себя воинов, главный ни медджаев обратился к ним:

– Теперь мы должны принять все меры предосторожности, чтобы Тот, Чье Имя Не Называется, никогда не покинул места своего заточения. Иначе он превратится в ходячее воплощение несчастий всего человечества, настоящего пожиратели плоти, обладающего силой веков, властью над песками и славой непобедимого.

Подчиненные молча склонили головы. Заживо погребенному вместе со скарабеями Имхотепу, как и собравшимся рядом с саркофагом медджаям, было известно, что именно такова была цена наложенного проклятья хом-дай. Самого ужасного из всех. Вот почему никогда ранее, независимо от того, что бы ни совершил преступник, оно не применялось.

На веревках тяжелый саркофаг погрузили в бассейн с кипящей и булькающей черной жижей. Таинственная жидкость залила саркофаг, расползаясь по его поверхности, а потом вдруг начала всасываться в поры камня, как раньше это происходило с мумией

Анк-су-намун. Через какое-то время саркофаг впитал в себя нею жидкость без остатка, осушив бассейн до последней капли, а вскоре и на его стенках невозможно было заметить ни малейшего следа черной слизи.

С помощью тех же веревок бальзамировщики извлекли саркофаг из сухого бассейна и, прилагая все силы, потащили его к выбранному месту захоронения.

Заключенный в свой холодный непроницаемый ад, терзаемый ползающими по нему и внутри него скарабеями, Имхотеп знал и потайные лазейка в страшном проклятии хом-дай. Если каким-то чудом ему и его возлюбленной Анк-су-намун случится восстать из мертвых, они станут самыми могущественными владыками этого мира. Вместе они будут непобедимы и смогут навлечь на землю все напасти, ужасы и бедствия. Тогда прервется людской род и погибнет все живое... кроме Имхотепа и Анк-су-намун.

Возможно, как и многие его жрецы, Имхотеп в конце концом сошел с ума, не выдержав выпавших на его долю страданий. Тем не менее невнятные крики живой мумии, заключенной в саркофаг и теперь засыпаемой массами песка, казалось, несли и себе угрозу страшного мщения перемешанную с холодной уверенностью неизбежного триумфа.

Медджаи и жрецы погребли Имхотепа под статуей бога Анубиса, предварительно вернув в тайник на свое законное место страшную Книгу Мертвых. Отныне шакалоголовый бог смерти мог взирать со своего постамента на Того, Чье Имя Не Называется. Многие сотни лет каменный бог Анубис и сменившие друг друга поколения медджаев стояли на страже места захоронения Имхотепа, пока пески времени и беспощадная Сахара не превратили Хамунаптру в груду развалин. Изуродованная временем и непогодой голова Анубиса едва возвышалась над скрывшими статую барханами.

И все же, пока появлялись и исчезали цивилизации, возникали и рушились царства, в своей мрачной темнице, окруженный шевелящимися скарабеями...

Имхотеп ждал своего часа!

Часть вторая

ВОЗВРАЩЕНИЕ МУМИЙ 

Сахара, 1925 год 

Глава 3 «Легион пропащих»  

Усилия яростной песчаной бури обнажили среди барханов развалины Хамунаптры, словно то были выбеленные солнцем кости заблудившегося в бесплодной пустыне путника, погибшего от жажды. Когда-то гордые, в ныне полуобвалившиеся пилоны древних храмов все еще хранили на своей поверхности резные изображения богов и царей. Некоторые колонны и остатки некогда величественных стен кое-где еще сохраняли вертикальное положение, в то время как другие были безжалостно повержены временем. Искусно вырезанные древними мастерами фигуры богов с головами львов и козерогов местами пообломались и были выветрены свирепыми бурями Сахары. Посреди обнажившегося из-под песка места поклонения одиноко возвышалась статуя шакалоголового бога Анубиса. Она вынырнула из безбрежных волн пустыни и казалась осиротевшей без своих когда-то многочисленных почитателей. Давным-давно величественные руины являлись основой жизни древнего могущественного народа, чьи религиозные воззрения сейчас могли бы показаться странными и даже варварскими.

Но даже теперь, когда телефонный провод соединил пирамиды Гизы с Каиром и богатые туристы могли поиграть в теннис на лужайке корта возле отеля, построенного буквально у подножья усыпальницы самого Хеопса, окружающий мир не скрывал присущего ему древнего духа варварства. И так же, как много веков назад, в то золотое и обагренное кровью время, поили измученного страданиями Имхотепа оглашали тишину Хамунаптры. Сейчас безмолвие песков нарушали пронзительные крики воинов-туарегов.

Словно играющие в песок детишки, среди руин и барханов перебегали, стараясь занять более выгодные позиции, солдаты маршевого батальона французского Иностранного Легиона численностью в двести человек. Впрочем, слово «численность» звучало весьма условно, так как реальное соотношение с силами диких пленен представлялось как один к десяти. Используя веками отработанную тактику, свирепые воины пустыни преследовали идущих к фортам или временным базам легионеров, соблюдая некоторую дистанцию. Дождавшись, когда солдаты, изнуренные длинными переходами под палящими лучами солнца, уставали и теряли должную бдительность, туареги внезапно нападали. Они возникали из глубины пустыни, подобно миражу, размахивая саблями, паля из винтовок, и их длинные одежды. словно знамена, развевались над песками, когда туареги бешеным галопом неслись на врага.

Легионеры же двигались крайне неуклюже, в своем обтягивающем пехотном обмундировании, отягощенные вещевыми мешками с запасами продовольствия, боеприпасов и сменной амуницией. Из всего этого огромного количества вещей ценность здесь, среди песков, представляли разве что крепкие кожаные сапоги. Вуали, защищавшие головы солдат от солнца, крепились к круглым, с козырьками, кепи, и когда легионеры бежали, эти куски ткани предательски напоминали белые флаги капитуляции.

Вот в такие-то моменты Ричард О'Коннелл, уроженец города Чикаго, штат Иллинойс, и задавался вопросом о правильности выбранной им карьеры.

Обладавший внешностью лихого школяра, О'Коннелл, или Рик, как называли его друзья, или капрал, как обращались к нему рядовые, отличался стройной фигурой, лучистыми голубыми глазами и непослушной копной каштановых волос, носил форменную фуражку, легкомысленно заломленную набекрень.