Мумия - Макс Аллан Коллинз

Предвестниками наслаждения, которое должна была подарить Имхотепу любовница фараона.

В ту далекую ночь сопровождающие Имхотепа жрецы-стражники расположились вокруг и внутри дворца Анк-су-намун. Бритые головы и тела людей Верховного жреца украшали татуировки их собственного тайного культа. Жрецы Осириса с обветренными пустыней лицами и могучими, как у Имхотепа, телами были всецело преданны своему Верховному жрецу и относились к нему как к живому богу. Конечно, считалось, что фараон сам является живым богом на земле, но эти жрецы поклонялись только Осирису, а так как Имхотеп был верховным служителем культа, то вся преданность жрецов всецело принадлежала ему.

Никто не ожидал появление фараона в этот час. Считалось, что он занят государственными делами. Однако при столь опасной связи, в которую вступили Имхотеп и любовница фараона, никакие предосторожности нельзя было считать излишними.

В одном из внешних залов с высоким потолком среди многочисленных колонн скрывались едва отличимые от украшавших дворец статуй жрецы. Только их глаза двигались, провожая открывшую золотые двери и вступившую в зал Анк-су-намун. Не обращая на присутствующих внимания, она молча проследовала мимо них легкой грациозной походкой, словно плывя над мраморными плитами пола и раздвинула легкие занавеси своей спальни. Живая богиня с оливковой кожей ни жестом, ни взглядом не выдала, что относится к жрецам как к мужчинам. Но и те в свою очередь никак не реагировали на ее ослепительную красоту.

Однако жрецы отнюдь не были каменными изваяниями. а перед ними сейчас прошла самая прекрасная и обольстительная женщина Фив, прикрытая лишь своими длинными распущенными волосами, почти не скрывающими ее идеальных и нежных. словно персики, грудей. Женщина направлялась, пожалуй, на самое рискованное, которое только можно было представить, тайное свидание с человеком, которого жрецы называли своим повелителем.

Сам Имхотеп, вступив с балкона в спальню, не испытывал заметного волнения, словно не понимал, что любовница фараона предстала перед ним почти обнаженной. По этикету она должна была быть одета в глухое, украшенное золотом и медью, черное платье и ее роскошные формы должна была скрывать плотная накидка. Только этого не было.

В спальне глухо прозвучал сухой смешок Верховного жреца:

– Никто не вправе коснуться тебя, кроме фараона. Видимо, этот глупец думает, что стоит лишь издать закон, как он тут же вступит в силу.

Милое, по-кошачьи лукавое личико Анк-су-намун: осветила улыбка, и она указала на свое покрытое рисунком тело: лиф и юбка, стилизованные под крокодилью чешую, были нарисованы прямо на ее коже. За исключением золотых украшений на шее, запястьях, талии и лодыжках женщина была голой, словно виноградина.

– Это последнее из нанесенных мне оскорблений, любимый, – прошептала она. – Теперь я, словно вещь, без остатка принадлежу фараону, и каждый день на мою кожу выкладывается новый слой краски.

Двое влюбленных стояли друг напротив друга в золоченой спальне возле широкого ложа, застеленного шелковыми тканями.

– Но когда Сети умрет, – произнес Имхотеп, беря лицо женщины в ладони со всей осторожностью, чтобы не размазать узоры, доходящие почти до горла, – трон унаследует его сын и ты станешь свободной...

Он жадно впился губами в ее губы, и она с такой же

страстью ответила на его поцелуй. Они оба знали, что после смерти фараона его любовнице отойдет этот дом, будет назначено приличное содержание и она получит все права гражданина. Конечно, влюбленным не удастся заключить брачный союз. Скорее всего, Верховный жрец не упустит возможности обзавестись такой любовницей, а Верховный жрец в Фивах мог позволить себе очень многое.

Он, конечно, уже стар, – произнесла Анк-су-намун, вытягивая руку, покрытую узорами. Чтобы погладить любимого по щеке, – но еще крепок и может прожить немало лет.

– Неужели?

Ее глаза сузились, и теперь напоминали блестящие черные драгоценные камни на овальной маске лица:

– Может быть, тебе стоит что-нибудь предпринять?

Ответом его послужила улыбка. Он снова поцеловал ее, и его ладони размазали узоры, нанесенные жирной краской на коже возлюбленной.

– Ради любви к тебе, – прошептал он, – я готов бросить вызов самой смерти.

– Самой смерти! – эхом отозвалась Анк-су-намун, ища губами его губы.

Они и представить не могли, что в то время как они ласкали друг друга и готовили заговор против Сети, фараон уже мчался через площадь ко дворцу своей любовницы. Он гнал колесницу с такой скоростью, что фаланга охранников едва поспевала за ним.

Любовники, раскинувшись на золоченом ложе предавались любви и разговорам об убийстве. Мускулистый, блестящий, от пота торс Имхотепа вздымался и опускался на соблазнительное изящное тело Анк-су-намун. их тени переплетались на стене, а стоны страсти смешивались со словами заговора. Они непременно сделают это – здесь же, завтра вечером, в этой самой комнате. Имхотеп сам исполнит задуманное и вонзит в грудь фараона хеттский кинжал, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кто именно совершил убийство.

Ни их близость, ни коварный план еще не завершились,  как огромные золоченые двери, охраняемые жрецами Имхотепа, внезапно распахнулись, едва не слетев с петель, словно под действием ужасной неведомой силы.

Без сопровождения обычного эскорта на охранников-медджаев, которых он оставил далеко позади в своем страстном порыве выяснить личность любовника  своей наложницы, фараон ворвался в зал. В тот же момент жрецы Имхотепа, испуганные и изумленные, отпрянули в стороны.

Лицо Сети, казавшееся еще более удлиненным из-за высокого золотого венца фараона, изображавшего кобру в угрожающей позе, исказила злобная гримаса. Он нахмурился, его квадратная, выделявшаяся темным пятном на лине козлиная бородка задрожала:

– Что вы здесь делаете? – хрипло спросил он склонившихся жрецов.

Не дожидаясь ответа, Сети прошел мимо них, и его обутые в сандалии ноги, ступавшие по мраморным плитам пола, словно издавали барабанный бой, эхом разносившийся по дворцу.

В немом бессильном ужасе жрецы провожали глазами грозную фигуру, облаченную в кожаную с золотыми бляхами боевую одежду. Мускулистые руки и ноги фараона оставалась обнаженными, а на запястьях и рукояти меча радугой сверкали драгоценные камни. Полы плаща развевались за спиной Сети, подобно крыльям злого демона. Он стремительно приблизился к пологу, отделявшему зал от спального покоя.

Анк-су-намун в одиночестве стояла в изножье ложа, сложив руки за спиной и покорно склонив голову и искоса, с чувственной улыбкой, поглядывая на своего давнишнего любовника и владыку. Именно благодаря этой улыбке наложница и смогла завладеть и роскошным дворцом, и расположением фараона.