Стихотворения - Огюст Барбье

Я видел северян дивизии и роты.

Нас избивали в кровь они,

Съедали весь наш хлеб, ломились к нам в ворота,

Дышали запахом резни.

И мальчиком еще я увидал прожженных,

Бесстыдных, ласковых блудниц,

Влюбленных в эту грязь и полуобнаженных,

Перед врагами павших ниц.

Так вот, за столько дней обиды и бесславья,

За весь их гнет и всю их власть

Одну лишь ненависть я чувствую - и вправе

Тебя, Наполеон, проклясть!

3

Ты помнишь Францию под солнцем Мессидора,

Ты, корсиканец молодой,

Неукрощенную и полную задора

И незнакомую с уздой?

Кобыла дикая, с шершавым крупом, в мыле,

Дымясь от крови короля,

Как гордо шла она, как звонко ноги били

В освобожденные поля!

Еще ничья рука чужая не простерла

Над ней господского бича,

Еще ничье седло боков ей не натерло

Господской прихоти уча.

Всей статью девственной дрожала и, напружась,

Зрачками умными кося,

Веселым ржанием она внушала ужас,

И слушала Европа вся.

Но загляделся ты на тот аллюр игривый,

Смельчак-наездник, и, пока

Она не чуяла, схватил ее за гриву

И шпоры ей вонзил в бока.

Ты знал, что любо ей под барабанным громом

Услышать воинский рожок,

И целый материк ей сделал ипподромом,

Не полигон - весь мир поджег.

Ни сна, ни отдыха! Все мчалось, все летело.

Всегда поход, всегда в пути,

Всегда, как пыль дорог, топтать за телом тело,

По грудь в людской крови идти.

Пятнадцать лет она, не зная утомленья,

Во весь опор, дымясь, дрожа,

Топча копытами земные поколенья,

Неслась по следу грабежа.

И наконец, устав от гонки невозможной,

Устав не разбирать путей,

Месить вселенную и, словно прах дорожный,

Вздымать сухую пыль костей,

Храпя, не чуя ног, - военных лет исчадье,

Сдавая что ни шаг, хоть плачь,

У всадника она взмолилась о пощаде,

Но ты не вслушался, палач!

Ты ей сдавил бока, ее хлестнул ты грубо,

Глуша безжалостно мольбы,

Ты втиснул ей мундштук сквозь сцепленные зубы,

Ее ты поднял на дыбы.

В день битвы прянула, колени искалечив,

Рванулась, как в года побед,

И глухо рухнула на ложе из картечи,

Ломая всаднику хребет.

4

И снова ты встаешь из глубины паденья,

Паришь над нами, как орел,

В посмертном облике, бесплотное виденье,

Ты над вселенной власть обрел.

Наполеон уже не вор с чужой короной,

Не узурпатор мировой,

Душивший некогда своей подушкой тронной

Дыханье Вольности живой;

Не грустный каторжник Священного союза,

На диком острове, вдали,

Под палкой англичан влачивший вместо груза

Дар Франции, щепоть земли.

О нет! Наполеон той грязью не запятнан.

Гремит похвал стоустый гам.

Поэты лживые и подхалимы внятно

Его причислили к богам.

Опять на всех углах его изображенье.

Вновь имя произнесено

И перекрестками, как некогда в сраженье,

Под барабан разглашено.

И от окраинных и скученных кварталов

Париж, как пилигрим седой,

Склониться, что ни день, к подножью пьедестала

Проходит длинной чередой.

Вся в пальмах призрачных, в живом цветочном море

Та бронза, что была страшна

Для бедных матерей, та тень людского горя,

Как будто выросла она.

В одежде блузника, и пьяный и веселый,

Париж, восторгом распален,

Под звуки труб и флейт танцует карманьолу

Вокруг тебя, Наполеон.

5

Так проходите же вы, мудрые владыки,

Благие пастыри страны!

Не вспыхнут отблеском бессмертья ваши лики:

Вы с нами участью равны.

Вы тщились облегчить цепей народных тягость,

Но снова мирные стада

Паслись на выгонах, вкушая лень и благость,

И к смерти шла их череда.

И только что звезда, бросая луч прощальный,

Погаснет ваша на земле,

Вы тут же сгинете бесследно и печально

Падучим отблеском во мгле.

Так проходите же, не заслуживши статуй

И прозвищ миру не швырнув.

Ведь черни памятен, кто плетью бьет хвостатой,

На площадь пушки повернув.

Ей дорог только тот, кто причинял обиды,

Кто тысячью истлевших тел

Покрыл вселенную, кто строить пирамиды,

Ворочать камни повелел.

Да! Ибо наша чернь - как девка из таверны:

Вино зеленое глуша,

Когда ей нравится ее любовник верный,

Она кротка и хороша.

И на соломенной подстилке в их каморке

Она с ним тешится всю ночь,

И, вся избитая, дрожит она от порки,

Чтоб на рассвете изнемочь.

Перевод П. Антокольского

ДАНТ

О старый гиббелин! Когда перед собой

Случайно вижу я холодный образ твой,

Ваятеля рукой иссеченный искусно,

Как на сердце моем и сладостно и грустно...

Поэт! - в твоих чертах заметен явный след

Святого гения и многолетних бед.

Под узкой шапочкой, скрывающей седины,

Не горе ль провело на лбу твоем морщины?

Скажи, не оттого ль ты губы крепко сжал,

Что граждан бичевать проклятых ты устал?

А эта горькая в устах твоих усмешка

Не над людьми ли, Дант? Презренье и насмешка

Тебе идут к лицу. Ты родился, певец,

В стране несчастливой. Терновый твой венец

Еще на утре дней, в начале славной жизни,

На долю принял ты из рук своей отчизны.

Ты видел, как и мы, отечество в огне,

Междоусобицу в родной своей стране,

Ты был свидетелем, как гибнули семейства

Игралищем судьбы и жертвами злодейства;

Взирая с ужасом, как честный гражданин

На плахе погибал. Печальный ряд картин

В теченье многих лет вился перед тобою.

Ты слышал, как народ, увлекшийся мечтою,

Кидал на ветер все, что в нас святого есть,

Любовь к отечеству, свободу, веру, честь.

О Дант, кто жизнь твою умел прочесть, как повесть,

Тот может понимать твою святую горесть,

Тот может разгадать и видеть - отчего

Лицо твое, певец, бесцветно и мертво,

Зачем глаза твои исполнены презреньем,

Зачем твои стихи, блистая вдохновеньем,

Богатые умом, и чувством, и мечтой, ^

Таят во глубине какой-то яд живой.

Художник! ты писал историю отчизны,

Ты людям выставлял картину бурной жизни

С такою силою и верностью такой,

Что дети, встретившись на улице с тобой,

Не смея на тебя поднять, бывало, взгляда,

Шептали: "Это Дант, вернувшийся из ада!"

Перевод С. Дурова

МЕЛЬПОМЕНА

А. де Виньи

1

О муза милая, подруга Еврипида!

Как белая твоя осквернена хламида.

О жрица алтарей, как износила ты

Узорчатый наряд священной красоты!

Где медный блеск волос и важные котурны,

Где рокот струн твоих, торжественный и бурный,

Где складки плавные хитона твоего,

Где поступь важная, где блеск и торжество?

Где пламенный поток твоих рыданий, дева,

Божественная скорбь в гармонии напева?

Гречанка юная, мир обожал тебя.

Но, чистоту одежд невинных загубя,

Ты в непотребные закуталась лохмотья.

И рынок завладел твоей безгрешной плотью.

И дивные уста, что некогда могли

На музыку небес откликнуться с земли,

Они открылись вновь в дыму ночных собраний

Для хохота блудниц и для кабацкой брани.

2

Погибла, кончилась античная краса!

Бесчестие, скосив угрюмые глаза,

Открыло балаган для ярмарочной черни.

Театром в наши дни зовут притон вечерний,

Где безнаказанно орудует порок,

Любому зрителю распутник даст урок.

И вот по вечерам на городских подмостках

Разврат кривляется в своих дешевых блестках.

Изображается безнравственный роман,

Гнилое общество без грима и румян.

Здесь уваженья нет ни к старикам, ни к женам.

Вы, сердцем чистые, вы в городе прожженном

Краснейте от стыда, не брезгуйте взглянуть

На бездну города сквозь дождевую муть,

Когда туман висит в свеченье тусклом газа.

Полюбопытствуйте, как действует зараза!

Вот потная толпа вливает свой поток

В битком набитый зал, где лампы - как желток,

И, не дыша, дрожа, под взрывы гоготанья

Сидит и слушает и одобряет втайне

Остроты палача и напряженно ждет,

Чтобы под занавес воздвигли эшафот.

Полюбопытствуйте, как под отцовским оком

Дочь нерасцветшая знакомится с пороком,

Как дама на софе показывает прыть,

Поднявши кринолин, чтоб ножку приоткрыть,

Как действует рука насильника, как просто

Сдается женщина на ложь и лесть прохвоста.

А жены, доглядев конец грязнейших дрязг,

Вздыхают и дрожат от жажды новых ласк

И покидают зал походкою тягучей,

Чтоб изменить мужьям, лишь подвернется случай.

Вот для чего чуму и все, что смрадно в ней,

Таит в нагих ветвях искусство наших дней.

Вот чем по вечерам его изнанка дышит,

Каким зловонием Париж полночный пышет.

Сухое дерево поднимет в синеву

Свою поблекшую и желтую листву.