Обрести себя - Виктор Родионов

трусы:

– Познакомься с моим «дружком»! – зашипел он.

«Дружок» был твёрдым и шевелился. Он сжал мою ладонь вокруг «дружка» и засопел: «вот так надо, вот так, привыкай, – научишься».

Вытащив свою руку, он ещё сильнее прижал меня к себе. Моя рука застряла. Потом он накрыл ладонью мою промежность и стал там мять. Я закричал и, наконец, освободив руку, попытался оттолкнуться от него.

– Сейчас твоя попка познакомится с новым дружком! – загоготал он, продолжая крепко меня держать и мять то самое место.

Извернувшись, я изо всех сил укусил его плечо. Он на мгновение отпустил меня и схватился за укушенное место.

– Ах, ты сучий волчонок! Ну, п…ц тебе! – заорал дядя Боря.

В это мгновение, мне, наконец удалось вырваться, и я упал, отлетев к плите и ударившись плечом.

К счастью, послышался звук открываемой двери: вернулась бабушка. Я вскочил и с криком со всех ног побежал ей навстречу. Мне вдогонку послышалось:

– Пикнешь, – убью!

Я, рыдая, вцепился в бабушку. Она мгновенно всё поняла.

С трудом освободившись, наспех скинув плащ и толкнув меня в мамину комнату, бабушка со страшным выражением лица быстро пошла на кухню.

Я спрятался под кровать и с ужасом смотрел оттуда в проём открытой двери.

Послышались крики, возня, загремела крышка кастрюли, а потом раздался дикий вой дяди Бори. Он, как был, в одних трусах, пробежал по коридору и выбежал из квартиры. Следом пролетел табурет. Хлопнула дверь. Табурет с грохотом ударился и упал. Всё стихло.

Бабушка с тем же выражением лица вошла в комнату и стала собирать дяди Борины вещи. Собрав вещи в охапку, она подошла к окну, и, открыв его, вышвырнула их. Потом она вернулась, взяла гармонь в футляре и вернулась к окну. Гармонь полетела туда же.

Бабушка вышла в коридор и стала звонить по телефону:

– Галя? Срочно приезжай!

– …

– Да, случилось страшное. Приезжай немедленно!

Ленка пришла из школы. Увидев меня, плачущего, под кроватью, она тоже заревела и залезла ко мне.

С кухни вернулась бабушка. Она ласково позвала нас, и мы вылезли. Бабушка обняла нас и, лаская, успокаивала:

– Всё, всё закончилось, всё хорошо…

А потом отвела нас в свою комнату. Там она подвела меня к столу, включила настольную лампу, и, направив её свет на меня, ласково сказала:

– Сними рубашку, Славик: мне нужно тебя осмотреть.

Я снял рубашку и майку, и остался совсем голым. Она долго и придирчиво осматривала каждый сантиметр моего тела, а иногда, дотрагиваясь где-нибудь, спрашивала:

– Здесь больно?

Обнаружив на моём плече синяк, бабушка достала из саквояжа фотоаппарат и сфотографировала его. В это время, ни к кому не обращаясь, она тихо говорила:

– Гематома на левой ключице, два сантиметра, кожные покровы не повреждены…

Потом бабушка, тяжело вздохнув, охнула и как-то обмякла, а на лице у неё выступили слёзы. Вытерев их, она сделала спокойное лицо, достала мне чистую одежду и велела одеваться. А потом ласково попросила меня рассказать о происшествии со всеми подробностями.

***

Уже будучи взрослым, и вспоминая тот случай, я осознал, какими железными нервами нужно было обладать человеку, – врачу, осматривающему собственного внука в качестве жертвы сексуального насилия. Они и были одной из основных её специализаций в этом клиническом институте, – наряду с другими специалистами, её тоже приглашали для их осмотра…

***

Я рассказал всё без утайки. Бабушка слушала серьёзно, спокойно и очень внимательно, время от времени задавая вопросы. Пока я рассказывал, Ленка, сидевшая на моём диване, смотрела на меня огромными от ужаса глазами.

Бабушка окончательно успокоилась.

– Пиво понравилось? – спросила она шутливо.

– Нет, – ответил я отвращением.

Мы смотрели в окно и ждали маму. Мама приехала на «Скорой помощи». Она вышла из машины и побежала в подъезд, а машина уехала.

Когда она вошла, её встретила бабушка и грозно сказала:

– Ты доигралась, Галя! Твой Борис изнасиловал Славку!

Мама пошатнулась и упала на пол. Бабушка побежала в комнату и вернулась с вонючим пузырьком.

Мы очень испугались, – настолько, что даже не заплакали. Мама, наконец, пришла в себя и села на пол. Мы с бабушкой помогли ей подняться, разули, сняли с неё плащ, проводили в комнату и усадили на диван.

Видимо, мамин обморок невольно послужил для неё наказанием – мы ждали, что бабушка будет страшно ругать её, но этого не произошло. Бабушка спокойным тоном начала говорить:

– Покушение на изнасилование, состояние ребёнка удовлетворительное, только напуган, и небольшая гематома, но не специфическая, а от падения…

И добавила после паузы:

– Хорошо, хоть я вовремя вернулась! – и расплакалась…

Мама прижала нас с Ленкой к себе, заплакала и быстро-быстро заговорила: «Простите меня, Славик, Леночка! Мама, прости меня, дуру!.. Больше никогда, никогда, никогда!… Клянусь вам. Больше никогда! Не нужен нам никто, нам и одним хорошо…»

Через некоторое время они заговорили про дядю Борю:

– Он за нож, – а я за первое, что было под рукой, – зельц варился, кипяток, да ещё жирный, восемь литров… Думаю, третья будет…

– А я-то, я-то хороша, такие слова говорил, серенады пел…

– И я, дура старая, одних оставила… Никогда бы не подумала, что мне придётся…

– Надо заявить.

– Да.

Бабушка кому-то позвонила, а потом сказала:

– Товарищ N обещал помочь.

– N? – испугалась мама. – Ты с ума сошла!

– Чрезвычайный случай. Он сразу всё понял и сказал, чтобы не беспокоились.

Потом бабушка оделась и ушла. Мама осталась с нами и не отпускала нас от себя. Время от времени она всхлипывала, но пыталась нам улыбаться. Мы с Ленкой молчали. Казалось – время остановилось…

Наконец, бабушка пришла домой:

– Он не вернётся. В ожоговом, по скорой. Сказали, ожог обширный, но надежда есть. Правда, пенис, вероятнее всего, под ампутацию, – повреждения неоперабельные. Займутся, как только стабилизируют.

– Так ему и надо.

– Да, чтобы неповадно было. Была в милиции: скорая заявила тяжкие телесные, они к нему ездили. Представляешь, этот подонок дал на меня показания!

– Вот ведь с-сука.

– Тут дети.

– Извини.

Потом, понизив голос, бабушка добавила:

– Капитан по секрету сказал мне, что за ним много что водится, и он, оказывается, в бегах. Так что сам и попался. В больнице его стабилизируют и вернут в тюрьму, в лазарет. Думаю, товарищ N просил их всё сделать по-тихому: капитан шепнул: «До суда вряд ли доживёт, – малява уже ушла».

– Ты думаешь?..

– Уверена. Так что, для нас всё закончилось. Он не вернётся.

– Слава Богу!

Это был взрослый разговор, и мы побоялись спросить, кто такая Малява и куда она ушла, – для нас это осталось загадкой, однако по тону разговора мы поняли, что всё позади, и дядя Боря больше не вернётся никогда.

Потом мы пошли ужинать. Ленка нарисовала тётю Маляву, с причёской и на каблуках, которая куда-то шла, и всем показала. Все шутили и смеялись, и мы тоже, хотя смысл шуток нам был не вполне понятен:

– А кто это тут у нас подслушивал взрослые разговоры?! – шутливо ругалась бабушка.

– Ха-ха-ха!

– Примерно так, – ей надо ещё косу дорисовать!

– Ну вот, варила зельц, а сварила Борьке «дружка»!

– Ха-ха-ха!

Главное – мы были все вместе и