Ошибка в объекте - Виктор Пронин

– На! – старик протянул коробок.

– Ах да! – Сухов схватил спички и засеменил к куче сваленной одежды. Не доходя нескольких шагов, он чиркнул спичкой о коробок и быстро ее бросил, не ожидая, пока сера разгорится. Бензин с гулом вспыхнул, и пламя охватило одежду. Огонь почему-то возбудил Сухова, его движения стали уверенными, ловкими, он бросился собирать на перекопанном огороде картофельную ботву и стаскивать ее к полыхающей куче.

– Во дает! – воскликнул он, обернувшись к отцу. И тут же сник, будто вспомнил о чем-то. Подняв с земли палку, Сухов принялся переворачивать полыхающие лохмотья и не ушел, пока от них не осталась серая кучка пепла. Взяв в сарае грабли, он старательно разгреб остатки костра. – Вот так-то, – удовлетворенно приговаривал он время от времени. – Вот так-то, уважаемые! – Его лицо раскраснелось, глаза стали блестящими и сухими.

– Туфли тоже бы в костер... Уж коли до этого дошло, а? – тихо проговорил старик.

Сухов оторопело перевел взгляд на собственные ноги. Как он мог забыть – ведь на нем были те самые туфли, в которых...

– А, черт! – досадливо воскликнул Сухов и бросился в дом. Найдя щетку и крем, принялся чистить туфли; стараясь черной ваксой покрыть носки, каблуки, он вымазал даже подошвы.

– А это уже ни к чему, – проговорил подошедший отец. – Вакса на подошве – тоже след.

– Да? – переспросил Сухов. – Вообще-то верно, – согласился он и обессиленно выронил туфли на пол.

– Всего не сожжешь, кой-чего и носить надо... А то ведь так и дом можно сжечь... Что? – старик обернулся к сыну, хотя тот молчал. – Вот так-то. А теперь иди руки отмывай. Руки-то можно отмыть... Только, я смотрю, не только руки тебе драить надо.

– А что же еще?

– Видно, и нутро у тебя в чистке нуждается. Его-то в костер не бросишь, ваксой не затрешь. Ты, Женька, слушай... От людей ничего не скроешь, на тебя каждый глянет, и первый вопрос будет – что стряслось?

– Ничего не стряслось, – с отчаянным упрямством проговорил Сухов. – Так и запомни: ничего не стряслось.

– Я-то запомню, мне нетрудно... Лишь бы ты не перепутал – чего случилось, а чего нет. С Николаем-то своим украли чего? А? Или зашибли, может, кого невзначай? Следы-то ведь не только на портках остались.

Сухов видел, как отец открыл сарай, долго осматривал весла, черпаки, уключины. Выйдя, старик неторопливо направился к лодкам, покачивающимся на воде у самого берега. Но не успел подойти – длинными, судорожными прыжками его обогнал Сухов. Прыгнув в крайнюю лодку, он неловко качнулся, чуть было не упал, но сумел удержаться и тут же начал суматошно осматривать скамейки, приподнимать из воды размокшие мостки, откинул дверцы носового отсека и вдруг нервно рассмеялся, выловив из лужицы на дне лодки картонки. Это было какое-то удостоверение. Сухов отряхнул его от воды, разорвал и оглянулся в растерянности – куда бы сунуть? Выпрыгнув из лодки, он побежал за сарай к маленькой уборной. Бросив клочки в дыру, Сухов вышел, подобрал несколько обломков кирпичей и снова направился к уборной. Один за другим он с силой швырял кирпичи вниз, стараясь попасть на клочки удостоверения.

– Думаешь, спрятал? – спросил старик. – Так не бывает. Следы остаются... Не те, так эти, не здесь, так там...

– Там?! – переспросил Сухов, невидяще уставившись куда-то в сторону реки. – А что, правильно, – и он бросился к калитке.

– Куда в шлепанцах?! Совсем обалдел?!

Сухов послушно вернулся в дом, надел туфли, которые недавно так старательно чистил, и выскочил на улицу. Старик, опершись о калитку, долго смотрел вслед сыну, пока тот не свернул по тропинке к реке.

* * *

Сухов бежал, ничего не замечая вокруг. С кем-то здоровался, кого-то обгонял, сторонился, пропускал встречных. Остановился, лишь достигнув небольшой пустынной площадки на самом берегу. В нескольких метрах круто поднимался откос. Убедившись, что берег безлюдный, а на реке нет ни одной лодки, он принялся разыскивать что-то в пожухлой невысокой траве. И вдруг замер. Осторожно, не поворачивая головы, оглянулся. Вокруг было так же пустынно. Тогда он поднял большой булыжник, осмотрел его, будто узнавая, будто прикидывая – тот ли это, который ему нужен, и, размахнувшись, что было силы запустил в реку. Камень с глухим всплеском упал метрах в двадцати от берега.

– Так-то будет лучше, – проговорил Сухов удовлетворенно.

Отойдя от воды, он присел у откоса и, закрыв глаза, подставил лицо солнцу. Легкий ветерок, пропахший сухими травами, обдавал его лицо, шевелил волосы, чуть слышно шелестел стеблями камыша. Напряжение последних дней сменилось равнодушием и к самому себе, и ко всем, кто оказался втянутым...

Где-то его ищет жена, мается во дворе старик отец; на далеком полустанке остался Николай; да и остальным людям, которых он даже не знает, вряд ли сейчас лучше... Пришло чувство, будто переживания этих людей заслуженны, что они даже обязаны взять на себя часть его страданий, часть его вины. Осознав, что не только ему так паршиво, Сухов, не разжимая губ, вымученно улыбнулся осеннему солнцу.

Вытянув ноги, опершись ладонями о сухую, остывшую за ночь землю, он бездумно смотрел на оживающую реку. В сторону ближайшей деревеньки прошел еле видный в розоватой дымке катер. С надсадным ревом пронесся на моторке ошалевший частник. Бесшумно, как видение, проскользнула многовесельная байдарка. Проследив за ней взглядом, Сухов неожиданно увидел невдалеке что-то несуразное, покачивающееся на волнах, и вскочил, едва не закричав от ужаса. Но тут же понял, что вдоль берега по течению мирно плывет черная размокшая коряга.

Расслабленность и успокоение исчезли. По тропинке к дому Сухов шагал быстро и нервно. Соседи, выглядывая из-за невысоких заборчиков, копаясь в огородах, у лодок, удивленно провожали взглядом его тощую длинную фигуру с развевающимися на ветру волосами, а он даже не видел их, проходя мимо с неподвижным, сжавшимся, будто от боли, лицом.

– Явился – не запылился, – в голосе отца прозвучало облегчение. Он, видно, не надеялся, что сын вернется так скоро. Сухов смотрел на отца, словно не узнавая – кто он, этот человек в длинном черном пальто с непокрытой седой головой? Что он говорит? На каком языке? Потом, спохватившись, кивнул, не то соглашаясь с какими-то своими догадками, не то принимая их к сведению.

– Катя вернулась, – сказал старик.

– Вернулась? Откуда? – Сухов сморщил от напряжения лицо.

– Катя, – терпеливо повторил старик, поняв его состояние. – Твоя жена. Вернулась из деревни.

– А зачем она туда ездила? – быстро спросил Сухов, будто хотел уличить отца в каком-то обмане.

– Тебя, дурака, искала. Но в деревне она тебя не нашла. Не было тебя там.

– А я был в другом месте! – захихикал Сухов. – Я совсем в другом месте был!

– Ночным поездом девка приехала... Намаялась... Спит.

– Надо же как бывает... Главное, смотрю, а она плывет!

– Кто плывет? – с опаской спросил отец.

– Коряга, – Сухов посмотрел на него ясными глазами. – Коряга плывет. А ты думал что? Смотри мне! – Сухов укоризненно погрозил пальцем и быстро направился к дому. Но, сделав несколько шагов, отяжелел и по ступенькам крыльца поднялся с трудом. В комнату Сухов вошел, волоча ноги, остановился, глядя на прикорнувшую за столом жену. Она не успела даже раздеться, не успела разложить подарки, которыми нагрузила ее деревенская родня. Сухов заметил в кошелке лук, картошку, завернутый в белую тряпочку кусок сала. Равнодушно подумал, что неплохо бы поесть, что от кошелки на полу останутся следы и надо бы мокрой тряпкой протереть и здесь, и в комнате...

В этот момент пол под ним дрогнул. Опрокидываясь навзничь, Сухов ухватился за дверной косяк, но рука его соскользнула, поймала цветастую занавеску. Крутнувшись в падении, он с грохотом рухнул поперек комнаты и уже не видел, как вскочила Катя, вбежал отец, как они вдвоем тащили к дивану его отяжелевшее тело.

– Левым! Левым загребай! – вскинувшись, хрипло заорал Сухов, но, обессилев, снова упал на спину и потерял сознание.

Глава 2

Сдунув с ладони измельченные листья, Николай долго смотрел вслед последнему вагону, на котором повис Сухов. Он даже посочувствовал ему, когда тот поскользнулся на откосе, пожелал удачи, когда Сухов бежал, хватая пальцами воздух, и облегченно вздохнул, увидев, что тому удалось все-таки вскарабкаться на вагон.

– Ну, ни пуха тебе, – пробормотал Николай. Ему сразу стало легче. Не маячило перед глазами это несчастное существо, не напоминало ни о чем, не корило одним только своим присутствием. Теперь он один, сам себе хозяин, и все прекрасно, и ничего не случилось. Да, это надо запомнить – ничего не произошло. Этих трех дней не было. И говорить не о чем. Сейчас осень, вечер, закат, через минуту-вторую исчезнет маленький квадратик вагона, на котором навсегда укатил единственный человек, знавший кое-что о нескольких днях его жизни. Да, это были не самые лучшие его дни, но и у Сухова остались воспоминания, которыми вряд ли он станет хвастать.