Ошибка в объекте - Виктор Пронин

Ночь мы провели в тепловозном депо. Там круглые сутки работает столовая, да и пройти можно без труда. Под утро, когда на нас с Николаем уже стали поглядывать с подозрением, а кто-то спросил, кто мы такие, Николай бросился в дверь. Мы вместе побежали через пути, несколько раз падали, а когда остановились, то увидели, что за нами никто не гонится. И я предложил забраться в кабину тепловоза. Там мы и переночевали.

Утром мы опять пошли бродить по городу. Деньги у нас уходили быстро, потому что Николай хотел обедать и ужинать только в ресторане и обязательно заказывал водку или коньяк. Он говорил, было бы глупо не воспользоваться этой возможностью, потому что там, он не уточнял, где именно, дают только баланду и хлебать ее придется не один год.

Вторую ночь мы провели в парке, в газетном киоске, для этого пришлось взломать дверь. Это было нетрудно, потому что задней стенкой киоск выходил к кустам. Чем объяснить то, что Николай не покидал города, хотя и опасался задержания, не знаю. Могу сказать только, что он часто менял мелочь у продавцов, выпрашивал у них двухкопеечные монеты и звонил куда-то. У него был длинный список телефонов, десятка два или больше, и по этим номерам он звонил. Я видел, как после очередного звонка он вычеркивал один из номеров. А когда все номера оказались вычеркнутыми, Николай собрался уезжать.

На третий день у нас кончились почти все деньги, их хватило только на то, чтобы купить два железнодорожных билета до какой-то станции, названия ее не помню. Мы проторчали на ней весь день – Николай ожидал, сам не зная чего. Но мне все это надоело, и я прямо ему сказал, что решил вернуться в Москву. Он попытался меня припугнуть, но я настоял на своем и первым же поездом, который шел в сторону Москвы, вернулся домой...»

Глава 5

Рожнов внимательно прочитал показания Сухова, мимоходом взглянув, правильно ли все оформлено, сколол листки скрепкой, положил их на стол, придавил сверху двумя большими тяжелыми кулаками.

– Что ты намерен делать? – спросил он, помолчав.

– Возбуждать уголовное дело по факту явки с повинной.

– Возбуждай, – кивнул Рожнов. – Сегодня же.

– Если вы не против, я это сделаю вечером. А сейчас надо бы с оперативной группой выехать на место.

– Вряд ли в этом есть смысл, – Рожнов пожал плечами. – Вторая неделя пошла... Что изменится, если ты приедешь туда на полчаса раньше? Давай не будем нарушать закон. Возбуждай дело, оформляй документацию и выезжай с богом.

– Закон позволяет в случае, когда...

– Закон много чего позволяет. Но не надо злоупотреблять этим. Такие вещи плохо сказываются на законе. Лучше все-таки, когда он соблюдается до самых последних кавычек.

– Даже в ущерб...

– Закон не может соблюдаться в ущерб чему бы то ни было, – с нарочитой назидательностью проговорил Рожнов. – Закон может соблюдаться только во благо. Даже если это благо не проявляется сию минуту. Если ты, Демин, с кем-то поступил, как тебе кажется, справедливо, но противозаконно, это значит, ты сорвал чужие аплодисменты. Человек, возможно, будет благодарен тебе, но в законе он усомнится. И в конечном итоге ты добьешься противоположного результата, нежели тот, к которому обязан стремиться по долгу службы. Ты меня понял?

– Да, вполне, – сухо ответил Демин. – Закон есть закон. Я могу идти?

– Тебя покоробило мое нравоучение? – Рожнов усмехнулся. – Напрасно. Мы оба в данный момент находимся в служебном кабинете. А служебный кабинет – это не только помещение, это третий собеседник. Да, нас здесь трое – он, ты и я. И последнее слово за ним. Некоторые, я заметил, тяготятся служебными отношениями и стремятся их как-то облегчить, придать им характер приятельских. Я не сторонник подобных усовершенствований. Приятельские отношения, несмотря на всю их привлекательность, чреваты необязательностью. Невелика беда, если это происходит в театре или в...

– Я все понял, Иван Константинович. Мне можно идти?

– Иди, – Рожнов отрешенно наблюдал, как Демин взял показания Сухова, приставил стул, направился к выходу. – Хотя постой... Подойди, пожалуйста, сюда. Присядь. Хочешь совет?

– Конечно.

– Не надо так щепетильно относиться к своему самолюбию. Оно от этого только страдает. Его нужно почаще окатывать холодной водой, выносить на свежий воздух, встряхивать. Не стоит холить и нежить его, как комнатный цветок. В конце концов, самолюбие – это тоже рабочее качество, и надо, чтобы оно приносило пользу, а не усложняло жизнь, не трепало нервы, не портило настроение.

– Это интересно, – усмехнулся Демин.

– Смотрю я на тебя, Демин, и думаю... – произнес Рожнов свою привычную фразу. – Ведь ты еще не следователь в полном смысле этого слова, хотя и не согласишься со мной...

– Кто же я, по-вашему, Иван Константинович?

– Не надо, Демин, на меня обижаться... Вернее, хватит на меня обижаться. Постарайся выслушать меня внимательно и не думай, что я хочу тебя поставить на место... Мне скучно этим заниматься... Демин, ты находишься в процессе утруски, усушки, уминки – не знаю, как еще можно сказать. Вот ты сейчас загорелся, готов тут же сорваться с места, мчаться куда-то, что-то выяснять... Но тебя зажгла не сама предстоящая работа, а необычность происшествия. И я опасаюсь, что ты и в дальнейшем при расследовании будешь искать нечто из ряда вон, а?

– Вы полагаете, что ничего необычного в этой истории уже не будет?

– Да, именно так. Полагаю. Все странное кончилось. Дальше пойдет проза. Тяжелая, трудоемкая, вязкая проза нашей работы.

– Не возражаю, – ответил Демин.

– Отлично, – похвалил Рожнов. – Еще одно... У меня такое ощущение, будто ты иногда стесняешься задавать людям жесткие вопросы, уличающие их в неблаговидных поступках, ты будто боишься – как бы они не решили, что ты думаешь о них плохо.

– Совершенно верно! – подхватил Демин. – Я отношусь с уважением к людям, которых допрашиваю. Ведь только суд может назвать их виновными, разве нет?

– Не лови меня на слове, Демин, это легко, но никому не нужно. Я медленно соображаю, но мои мысли прямее, тебе не кажется? Да, у меня меньше скорость, но я выбираю более короткий путь. Так вот, мне кажется, будто ты слегка, самую малость, стесняешься своей профессии, будто тебе неловко оттого, что ты встретился с человеком в такой вот роли. Да, ты умеешь разговаривать с людьми, умеешь расположить их, добиться контакта, они нередко признаются тебе в тех вещах, в которых не признались бы тому же Кривицкому. Но взглянем правде в глаза – не потому ли они ведут себя так, что чувствуют твою слабинку? Они надеются тебя разжалобить. Вот здесь, – Рожнов ткнул пальцем в показания Сухова, – все написано так, будто этот человек заранее уверен в твоем сочувствии.

– Разве это плохо? Было бы хуже, если бы он заранее был уверен, что я его никогда не пойму.

– Ладно, опять ты поймал меня на слове, – хмыкнул Рожнов. – Здесь, – он положил плотную ладонь на листки, – есть бравада, но есть и надежда на прощение.

– Кроме бравады и надежды, там есть уйма деталей, там есть искренность и откровенность. Там есть и лукавство, но кто в его положении мог бы удержаться от этого? Он жизнь свою спасает.

– Может быть, ты и прав, – медленно проговорил Рожнов. – Хорошо хотя бы то, что поговорили об этом. Теперь о деле... Сегодня выезжать поздновато. Пока приедешь – стемнеет.

– Водолазы нужны, Иван Константинович.

– Вот видишь, и водолазы нужны. Это я беру на себя, мне есть с кем договориться. Итак – завтра утром?

– Годится.

* * *

Оперативная группа остановилась наверху, на краю обрыва. Вниз, к реке, вела узкая прерывистая тропинка, оканчивающаяся в камышах у самой воды. Сухов вылез из машины первым и, подойдя к бордюру, ссутулился, сунув руки в карманы своего зеленого скрежещущего плаща и отвернув лицо от холодного ветра.

– Вон там, – сказал он Демину, дернув рукой в кармане. – На той полянке внизу... Мы со стороны реки подплыли...

– А что это за тропинка? Кто по ней ходит, если она у воды обрывается?

– Рыбаки иногда подъезжают на автобусе и спускаются вот здесь, очень удобно. А если там, внизу, свернуть, вдоль берега можно быстро до нашего дома добраться.

Демин первым ступил на тропинку, сделал несколько шагов и, не удержавшись, сбежал вниз. Обрыв оказался настолько крутым, что сойти спокойным шагом ему не удалось. Вслед за следователем вниз скатились оперативники, фотограф и наконец Сухов.

– Невеселое местечко, – пробормотал Демин, оглядываясь.

Почти от самой воды поднимался крутой откос, вверху время от времени проносились машины. Отсюда их не было видно, только по шуму моторов можно было догадаться, что там довольно оживленное движение. Обрыв, похоже, использовали как свалку – берег был усеян ржавыми консервными банками, строительным мусором, тряпьем, кроватными сетками. Да и водители иногда не прочь были сбросить здесь из самосвалов мусор, чтобы не везти за город.