Под мраморным небом - Джон Шорс

сыновей, гостей и евнухов, не дозволялось входить в этот мир.

Сам Красный форт напоминал лакированную шкатулку с бесчисленным множеством отделений. Внутри по периметру крепости лежали общинные земли, занимаемые главным образом базарами, мечетями, храмами и внутренними дворами. В их кольце находились частные владения – жилые помещения, залы, конюшни, – отделенные одно от другого прочными стенами из песчаника. И в самом сердце этого головокружительного лабиринта располагался императорский гарем.

Здесь жили тысячи женщин, находившихся на содержании императора. Жены правителя, самые влиятельные обитательницы гарема, в его стенах имели свои дворцы. У моего деда, императора Джахангира, было семнадцать жен – ничтожно малое число в сравнении с гаремами его предшественников. Дед умер, но его жены, будучи намного моложе него, по-прежнему жили здесь со своими слугами. Большинство женщин гарема были наложницы, в совершенстве освоившие искусство танца и музыки. Они всегда были готовы развлечь императора.

Царские дети тоже жили в этой обители. Мне это не очень нравилось, так как в гареме действовали строгие правила. Мои братья могли делать почти все что угодно, но девочкам почти не предоставляли свободы. Во времена деда за соблюдением порядка следили мужеподобные стражницы. Отец давно отослал их восвояси, но были десятки других стражников, ревностно следивших за моим поведением.

Все комнаты гарема были одинаково роскошны и удобны. На полу лежали кашемировые ковры и шелковые подушки, стены украшали картины и зеркала. С обеих сторон аллей росли ухоженные деревья с густыми кронами, скрывавшими тех, кто гулял по дорожкам, от взглядов посторонних, но не являвшимися преградой для ласкового ветерка. Всюду в квадратных прудах, кишащих парчовыми карпами, били фонтаны.

Сейчас я сижу в огромной комнате вместе со слугами и наложницами, а также моими братьями и сестрами в шелковых одеждах, расшитых самоцветами. Две кормилицы кормят моих сестер-двойняшек, которым всего несколько месяцев от рождения. За кормилицами стоит моя мать, Арджуманд. Как и большинство знатных женщин, она одета в облегающую сорочку с короткими рукавами, заправленную в широкую юбку длиной до щиколоток. На плечи мамы накинута кашемировая шаль.

Все, кто есть в комнате – за исключением евнухов, слуг и младших по положению наложниц, – носят драгоценности. Шеи украшают нитки жемчуга, уши – серьги с самоцветами. Пальцы рук и ног унизаны желанными сокровищами – золотыми и серебряными кольцами с сапфирами и изумрудами. Ногти женщин переливаются разными красками, среди которых преобладает алый цвет.

Красота в гареме в большом почете, и многие женщины состязаются между собой в создании новых стилей одежды. Самые смелые модницы вставляют в волосы павлиньи перья. Другие предпочитают ниспадающие на плечи разноцветные покрывала, которые они закрепляют на макушке. Обычно женщины носят покрывала из шелка, но в более холодные месяцы зачастую надевают шали, сотканные из чистейшей и тончайшей кашемировой пряжи.

На евнухах и слугах простые туники и халаты. Рядом с мамой стоит ее раб – Низам. Он служит ей вот уже почти сто лун, но я только недавно узнала историю его жизни, дающую неверное представление о его мягком характере. Когда Низаму было пять лет, некий персидский военачальник убил его родителей, а его самого взял в плен. Мальчиков, захваченных в рабство, обычно кастрировали, но этот полководец хотел, чтобы юные рабы по достижении зрелого возраста воевали, и посему предпочитал не останавливать их рост с помощью оскопляющего ножа. Тем не менее он позаботился о том, чтобы Низам никогда не искал удовольствия с женщинами, приказав обрезать часть его мужского достоинства, которое мама отказалась мне описать.

После несколько лет Низам жил в палатке, прислуживая женщинам военачальника. Если мальчик угождал им, его кормили. Если чем-то сердил, его били. Он мог бы вечно влачить такое существование, да, слава Аллаху, наше войско разгромило персов. Узрев побитое лицо Низама, отец выдернул его из рядов пленных рабов. Низам стал слугой мамы, но она сама обрабатывала его раны и обращалась с ним хорошо.

Низаму было пятнадцать лет. Я была на два года младше, но мне хватило ума сообразить, что о жизни я знаю очень мало. Кое-что я понимала – например, знала, что люблю своих родителей и что они обожают друг друга. Последнее было очевидно, потому что мама всегда была рядом с отцом, независимо от того, воевал ли он на чужбине или решал дела империи при дворе. При любой удобной возможности я с братьями сопровождала ее, так как мама хотела, чтобы мы видели, как царствует отец.

Из четырех моих братьев лучше всех ко мне относился Дара. Он был всего лишь на год старше, и мы были очень близки, что вызывало неодобрение у многих женщин гарема: они считали, что это неприлично. Отставив в сторону молоко, я придвинулась к брату.

– Помоги мне, пожалуйста, – попросила я, протягивая ему бамбуковую клетку замысловатого плетения размером с кулак отца.

Дара, совершенствовавшийся в искусстве каллиграфии, оторвался от своего занятия и поднял голову.

– Ты слишком часто отвлекаешь меня, Джаханара, – сказал он. – Отец будет недоволен моей работой.

– Недоволен тобой? Когда такое было?

Дара отмахнулся от моих слов и взял клетку с тремя сверчками, которые часто пели мне по ночам. Один бамбуковый прутик в верхней части клетки треснул, и я опасалась, что сверчки могут убежать.

– Отчего прутик сломался? – спросил Дара.

– Клетка-то старая, – ответила я, пожимая плечами.

Брат мне подмигнул. Кажется, это такое простое движение, но мне никогда не удавалось его воспроизвести.

– Ты уж следи за своими питомцами. Не хотелось бы на одного из них наступить. – Я хотела было ответить на его слова, но Дара продолжал: – Ведь индусы считают, что мы можем перевоплощаться в подобные существа.

Мне с трудом верилось, что я могла бы стать сверчком, но вслух я этого не сказала. Дара гораздо больше меня знал о таких вещах. Завороженная ловкостью его рук, я смотрела, как он обматывает шелковой нитью расщепившийся прутик. Очень скоро Дара закончил. Я за это время успела бы лишь короткое письмо набросать.

– Ты хотела бы стать сверчком?

Дара спрашивал серьезно, и я воздержалась от замечания, что сверчкам, должно быть, ужасно скучно.

– Ну, разве что если бы я жила на баньяне, прыгала бы с ветки на ветку, знакомясь с новыми местами.

– А клетка, значит, тебя не устраивает? Оттуда виды менее интересные?

– Думаешь, мне следует их выпустить? – ответила я вопросом на вопрос.

– Поступай как знаешь. – Дара слегка потянул меня за волосы. – Не сомневаюсь, ты примешь верное решение.

Мне очень нравилось пение сверчков, но я